Cor ardens - Вячеслав Иванов

Где птицы солнца на янтарных лозах

Пьют гроздий сок, примчась издалека,-

И тени белых конниц - облака -

Томят лазурь в неразрешенных грозах,

И пчелы полдня зыблются на розах

Тобой недоплетенного венка…

И в сонной мгле, что шепчет безглагольно,

Единственная светится рука

И держит сердце радостно и больно.

И ждет, и верит светлая тоска;

И бьется сердце сладко-подневольно,

Как сжатая теснинами река.

5

Ты в грезе сонной изъясняла мне

Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели

За гроздьем в пищу нам; мы ж на постели

Торжественной их ждали в вещем сне.

Воздушных тел в божественной метели

Так мы скитались, вверя дух волне

Бесплотных встреч,- и в легкой их стране

Нас сочетал Эрот, как мы хотели.

Зане единый предызбрали мы

Для светлого свиданья миг разлуки:

И в час урочный из священной тьмы

Соединились видящие руки.

И надо мной таинственно возник

Твой тихий лик, твой осветленный лик.

6

Та, в чьей руке златых запруд ключи,

Чтоб размыкать волшебные Пактолы;

Чей видел взор весны недольней долы

И древних солнц далекие лучи;

Чью розу гнут всех горних бурь Эолы,

Чью лилию пронзают все мечи,-

В мерцании Сивиллиной свечи

Душ лицезрит сплетенья и расколы.

И мне вещала: «Сердце! рдяный сад,

Где Тайная, под белым покрывалом,

Живых цветов вдыхает теплый яд!..

Ты с даром к ней подходишь огнеалым

И шепчешь заговор: кто им заклят,

Ужален тот любви цветущим жалом».

7

Венчанная крестом лучистым лань -

Подобие тех солнечных оленей,

Что в дебрях воззывал восторг молений,-

Глядится так сквозь утреннюю ткань

В озерный сон, где заревая рань

Купает жемчуг первых осветлений,-

Как ты, глядясь в глаза моих томлений,

Сбираешь умилений светлых дань,

Росу любви, в кристаллы горних лилий

И сердцу шепчешь: «Угаси пожар!

Довольно полдни жадный дол палили…»

И силой девственных и тихих чар

Мне весть поет твой взор золото-карий

О тронах ангельских и новой твари.

8

Держа в руке свой пламенник опасный,

Зачем, дрожа, ты крадешься, Психея,-

Мой лик узнать? Запрет нарушить смея,

Несешь в опочивальню свет напрасный?

Желаньем и сомнением болея,

Почто не веришь сердца вести ясной,-

Лампаде тусклой веришь? Бог прекрасный -

Я пред тобой, и не похож на змея.

Но светлого единый миг супруга

Ты видела… Отныне страстью жадной

Пронзенная с неведомою силой,

Скитаться будешь по земле немилой,

Перстами заградив елей лампадный

И близкого в разлуке клича друга.

9

Есть мощный звук: немолчною волной

В нем море Воли мается, вздымая

Из мутной мглы все, что - Мара и Майя

И в маревах мерцает нам - Женой.

Уст матерних в нем музыка немая,

Обманный мир, мечтаний мир ночной…

Есть звук иной: в нем вир над глубиной

Клокочет, волн гортани разжимая.

Два звука в Имя сочетать умей;

Нырни в пурпурный вир пучины южной,

Где в раковине дремлет день жемчужный;

Жемчужину схватить рукою смей -

И пред тобой, светясь, как Амфитрита,

В морях горит - Сирена Маргарита.

10

Ad Lydiam

Что в имени твоем пьянит? Игра ль

Лидийских флейт разымчивых и лики

Плясуний-дев? Веселий жадных клики -

Иль в неге возрыдавшая печаль?

Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?

И не затем ли так узывно дики

Тимпан и систр, чтоб заглушить улики

Колеблемой любви в ночную даль?..

И светочи полнощные колышут

Полохом пламени родные сны,

И волны тканей теплой миррой дышат…

А из окрестной горной тишины

Глядят созвездий беспристрастных очи,

Свидетели и судьи страстной ночи.

11

Как в буре мусикийский гул гандарв,

Как звон струны в безмолвьи полнолуний,

Как в вешнем плеске клик лесных вещуний

Иль гарпий свист в летейской зыби ларв,-

Мне Память вдруг, одной из стрел-летуний

Дух пронизав уклончивей, чем Парф,

Разящий в бегстве,- крутолуких арф

Домовит бряцанье и, под систр плясуний,

Псалмодий стон,- когда твой юный лик,

Двоясь волшебным отсветом эонов,

Мерцает так священственно-велик,

Как будто златокрылый Ра пилонов

Был пестун твой и пред царевной ник

Челом народ бессмертных фараонов.

12

Клан пращуров твоих взрастил Тибет,

Твердыня тайн и пустынь чар индийских,

И на челе покорном - солнц буддийских

Напечатлел смиренномудрый свет.

Но ты древней, чем ветхий их завет,-

Я зрел тебя, средь оргий мусикийских,

Подъемлющей, в толпе рабынь нубийских,

Навстречу Ра лилеи нильской цвет.

Пяти веков не отлетели сны,

Как, деву-отрока, тебя на пире

Лобзал я в танце легкой той Весны,

Что пел Лоренцо на тосканской лире:

Был на тебе сафиром осиян,

В кольчуге золотых волос, тюрбан.

13

В слиянных снах, смыкая тело с телом,

Нам сладко реять в смутных глубинах

Эфирных бездн иль на речных волнах,

Как пена, плыть под небом потемнелым.

То жаворонком в горних быстринах,

То ласточкой по мглам отяжелелым -

Двоих Эрот к неведомым пределам

На окрыленных носит раменах…

Однажды въяве Музой ясноликой

Ты тела вес воздушный оперла

Мне на ладонь: с кичливостью великой

Эрот мне клекчет клекотом орла;

«Я в руку дал тебе державной Никой -

Ее, чьи в небе - легких два крыла!»

14

Разлукой рок дохнул. Мой алоцвет

В твоих перстах осыпал, умирая,

Свой рдяный венчик. Но иного рая

В горящем сердце солнечный обет

Цвел на стебле. Так золотой рассвет

Выводит день, багрянец поборая.

Мы розе причащались, подбирая

Мед лепестков, и горестных примет

Предотвращали темную угрозу -

Паломники, Любовь, путей твоих -

И ели набожно живую розу…

Так ты ушла. И в сумерках моих -

Прощальный дар,- томительно белея,

Благоухает бледная лилея.

15

Когда уста твои меня призвали

Вожатым быть чрез дебрь, где нет дорог,

И поцелуй мне стигмы в руку вжег,-

Ты помнишь лик страстной моей печали…

Я больше мочь посмел, чем сметь я мог…

Вдруг ожили свирельной песнью дали;

О гроздиях нам птицы щебетали;

Нам спутником предстал крылатый бог.

И след его по сумрачному лесу

Тропою был, куда, на тайный свет,

Меня стремил священный мой обет.

Так он, подобный душ вождю, Гермесу,-

Где нет путей и где распутий нет,-

Нам за завесой раздвигал завесу.

16

Единую из золотых завес

Ты подняла пред восхищенным взглядом,

О Ночь-садовница! и щедрым садом

Раздвинула блужданий зыбкий лес.

Так, странствуя из рая в рай чудес,

Дивится дух нечаянным отрадам,

Как я хмелен янтарным виноградом

И гласом птиц, поющих: «Ты воскрес».

Эрот с небес, как огнеокий кречет,

Упал в их сонм, что сладко так певуч;

Жар-птицы перья треплет он и мечет.

Одно перо я поднял: в золот ключ

Оно в руке волшебно обернулось…

И чья-то дверь послушно отомкнулась.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ  

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ 

ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ 

канцоны и сонеты, посвященные имени Лидии Димитриевны Зиновьевой-Аннибал

(Å 17 октября 1907 г.)

Breve aevum separatum,

Longum aevum coniugatum

In honozem Domini.

Quisquis terram est perpessus

Veniet huc vita fessus.

In dies sacramini. 

Agnus Dei, Salus mundi,

Fac ut veniamus mundi

In Tuum Triclinium:

Pura lympha pedes laves,

Purifices culpas graves

Puritate ignium.[22]

КАНЦОНА I