Мастер марионеток - Макс Гордон

вовремя поспевает на помощь, из женских уст вопрос срывается не так грубо и более уместно.

— Она догнала меня, когда я бежала, поднимаясь по ступенькам, — рассказывает Марина, опуская глаза, — я думала, она за мной бежит, думала, что она тоже того дяденьку испугалась. Когда он свои молитвы на распев читать начал, мне вдруг плохо стало — голова закружилась и тошнить начало, — как бывает во время… этих…

Я открываю рот, но успеваю произнести только две буквы, после чего Дарьин локоть попадает точненько в солнечное сплетение, и очень вовремя, нужно сказать, — Ме, — блею, как заблудшая овечка, стараясь не согнуться от боли напополам. Внезапно накатывает небывалая ярость, но злюсь я вовсе не на Дарью. Романова все сделала правильно, я бы на ее месте, еще б не так себе засветил, — это ж нужно быть таким балбесом, ох, если б не Дарья…

— А потом что? — подталкивает ее Вадим.

— Потом она догнала меня и вцепилась в ремешок сумочки, который висел у меня на плече. Дернула с такой силой, что я чуть обратно с лестницы не скатилась. Я подумала, что она споткнулась и ей моя помощь нужна. Остановилась, протянула ей руку, а она… а она меня кулаком по лицу ударила. Я еще спросить хотела — Настя, ты чего? А она хватает меня за волосы и начинает об стену бить головой, — произнося последние слова, девушка едва сдерживает слезы, бессовестно навернувшиеся снова на глаза.

— Но тебе удалось убежать от нее, правда? — в голосе Дашки чувствуется такая теплота и сочувствие, в этот момент я просто обожаю ее.

— Удалось, — кивает Марина, — я сумела оттолкнуть ее от себя. Я ее вбок толкнула, чтобы она с лестницы не упала, — тут же оправдывается девушка, — а сама схватила сумочку и побежала наверх.

Молчание. Я жду секунду, жду другую, третью. Прошло не менее минуты. За это время я ждал, что Дарья задаст этот ПРОКЛЯТЫЙ последний вопрос. Но Романова молчала. От обожания до ненависти один шаг, и вот я уже ненавижу свою сотрудницу. Медленно, очень медленно разлепляю онемевшие, чужие губы и ровным голосом капитана особого отдела обрушиваю несчастной на голову последний вопрос.

— А что потом случилось с Настей?

Девушка поворачивает свое ухоженное и милое личико в мою сторону. Я смотрю на нее. Она прекрасна, Дашка права, красоту ничем не испортишь. Ее глаза такие чистые и доверчивые. Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями себе в ладони. Если бы мои подчиненные в этот момент смогли почувствовать, каких усилий мне стоило оставаться на месте, а не выбежать с криком в коридор, то узнали бы своего начальника в новом свете — зауважали бы, или устыдились? К счастью, этого я не узнал.

— Я выбежала на улицу и спряталась за газетным киоском. А Настя… Настя тоже выбежала на улицу… И побежала прямо на проезжую часть. Я слышала стук, с которым ее сбил проезжавший мимо автобус.

Когда мы выходим из палаты Марины, за спиной слышатся рыдания и всхлипы, мать из коридора спешит к ней, на ходу одарив меня непонимающим, холодным взглядом. Я уступаю ей дорогу, одной рукой придерживая дверь, и понимаю — заслужил…

Уже на улице, ощущая под рубашкой холодное дуновение беспощадного октябрьского ветра, и чувствуя, как эмоции последнего разговора остались позади, отпускаю домой своих сотрудников, сегодня мне они уже ни к чему. Сажусь в машину и направляюсь обратно.

Вхожу в кабинет и зажигаю свет, чувствуя запах остывшего кофе. Сажусь в кресло и включаю компьютер. Нахожу последний видеофайл, перематываю на тот момент, когда перед камерой показалось изможденное лицо наркомана, и думаю — каких же бед он натворил. Я пока еще не понимаю, каким образом он все это подстроил, но в том, что это его рук дело, сомнений уже нет. Или языка? Не знаю, как правильно. Вывожу полученное изображение на печать и рассылаю дальше по всем инстанциям.

Вот теперь можно со спокойной совестью ехать домой. Надеюсь, что завтра уже появятся новые результаты.

Глава 11

Ночью я долго ворочался без сна, но утром меня разбудил сигнал будильника. Значит, в какой-то момент мне все-таки удалось немного вздремнуть. Иду на кухню и завариваю кофе, мобильник кладу на стол перед собой. Мелкими глотками пью обжигающий, крепкий напиток и не спускаю глаз с телефона. Сажусь в машину, включаю двигатель и только после этого напряжение, не отпускавшее меня ни на минуту все это сонное, хмурое утро, понемногу начинает спадать. Телефон не зазвонил, почему-то мне кажется, что теперь уже новый звонок не принесет такие ужасные новости, которые мог доставить, зазвони он на кухне. Медленно и осторожно выезжаю со двора, пропуская машины и сонных пешеходов.

Всю ночь мне не давали покоя тревожные мысли, они ворочались и крутились у меня в голове, мешая заснуть, подобно храпящему за стеной соседу. Известный психолог, выбросившийся из окна и вчерашняя бойня на станции Купчин — что общего у этих трагедий? Ни единого ответа на этот вопрос у меня в сознании не появлялось, а между тем, эти разные и непохожие события были неоспоримо связаны между собой общим знаменателем в виде символа — перевернутый треугольник, очерченный кругом, с неизвестными символами по двум сторонам. Кто и зачем мог оставить такое послание?

Мне вспомнилось лицо бледного наркомана и наливающийся под глазом лиловый синяк, — каким образом он замешан в этих событиях? Присутствовал ли он в коттедже профессора, или эти символы оставляет не он? Покрутив немного этот вопрос, я начинал склонялся к выводу, что круг с треугольником — это дело не его рук и доказательством тому служила видеозапись, полученная с камер наблюдения метро. На записи была видна хронология, согласно которой, этот тип выскочил на пассажирскую платформу и, запрыгнув на скамейку, выкрикнул какие-то слова. К потолку при этом не прикасался, но, в таком случае, как еще можно объяснить тот факт, что символ был обнаружен непосредственно над тем местом, где он стоял?

Даже если учесть, что это он начертил таинственный символ, каким-то образом сделав это ночью, спрятавшись на станции до закрытия метро, этот факт все равно не объяснял всего случившегося — почему присутствующие на станции пассажиры разом и неожиданно сошли с ума? Что такого они могли услышать и что такого он мог сказать? Существуют ли в природе такие слова, способные вызвать приступ безумия, или все дело в интонации и голосе, которым он эти слова говорил?

Помимо прочего, в общую картину не укладывалась и мотивация