Маска счастья - Кира Буренина

– Ну как наше домашнее задание? – задал врач долгожданный вопрос.

Я даже подскочила на месте от нетерпения. Описывая в красках свои сомнения, я очень надеялась на то, что Вадим Ефимович поможет, даст единственно правильный совет, хотя уже было очевидно – принимать решение придется все равно мне. Ведь врач – психотерапевт, а не маг и волшебник, приворотного зелья не даст…

Доктор говорил пространно и долго, приводил примеры, задавал каверзные вопросы. Второе домашнее задание предписывало мне повнимательнее присмотреться к Максиму, увидеть и проанализировать его хорошие и плохие стороны.

Через полтора часа я поднялась с жесткого стула и, положив на стол соответствующую зеленую бумажку, попрощалась с врачом.

– Подождите! – воскликнул доктор, когда я уже была готова закрыть за собой дверь. – Давайте я довезу вас до метро, на улице жуткие лужи, а вы в легких туфельках!

Я не стала возражать, предложение врача было очень своевременно – на мне были любимые замшевые туфли, которые я подарила сама себе ко дню рождения, заплатив за них пару сотен баксов.

В машине мы молчали, негромко играла музыка – радио «Ностальжи» передавало песни французских шансонье. Я удивлялась своей расслабленности и спокойствию – неужели все дело в том, что кто-то выслушал меня, попытался помочь, а не отделался общими пространными фразами? Пусть интерес и энтузиазм доктора были чисто профессиональными, но мне действительно стало лучше!

За окном проплыла одна станция метро, другая, но Вадим Ефимович и не думал останавливаться. Машина сворачивала на незнакомые улицы, ныряла в переулки, вновь оказывалась на основной дороге. Мы неслись по пустынным трассам словно в безвоздушном пространстве, что абсолютно непривычно для нашего города в этот час. Город, застывший в своей нереальности в белесом свете сумерек, не был похож на Москву – скорее всего это был Петербург с его белыми ночами. Вот и моя улица!

– Фантастика! – восхитилась я. – Я давно здесь живу, но не знала, что до моего дома можно добраться таким путем.

– Да, – с гордостью подтвердил Вадим Ефимович, выключая зажигание. – Это – мое изобретение. Два года назад на параллельной улице у меня были две пациентки – мать и дочь, я ездил к ним в течение трех лет каждую неделю.

– И где они теперь?

– В Израиле, – сказал врач, постукивая ладонью по рулю.

Разговор иссякал, поэтому я взялась за ручку дверцы и осведомилась:

– Когда мы встретимся в следующий раз?

– Давайте созвонимся до конца недели, – отозвался доктор и, подумав, добавил: – Берегите себя.

В подъезд я входила, неся в себе последние слова Вадима Ефимовича, словно драгоценную амфору.

Соседка Людка тащила огромные сумки, дыша полуоткрытым ртом, и меня не узнала. Удостоив ее поистине королевским кивком, я вошла в лифт.

Я совершенно забыла о том, что еще неделю назад собиралась выброситься из окна. Не вспомнила, что я неудачница и несчастна, а жизнь моя не удалась. Теперь все будет иначе!

Дома царила приятная светлая прохлада – терпеть не могу духоты. Какое счастье, что маляр, делавший ремонт в квартире пять лет назад, пропил мои чудные немецкие обои! С тех пор сосед Миша регулярно восстанавливал водоэмульсионкой бело-лимонный цвет моих стен, и квартира всегда казалась чистенькой и свежей.

Но что это? Серый тюль уныло свисает с карнизов, в спальне портрет прабабушки в парадном платье покрылся толстым слоем пыли, ковер затерся до неопределенного цвета, разномастная мебель разных поколений была втиснута во всевозможные ниши и углы. Я с изумлением оглянулась – я здесь живу? И это покои прекрасной Таис? А ведь именно так назвали меня родители, приставив к моему древнему имени безобидное окончание «-ия» для успокоения официальных лиц, заполнявших метрику.

Во мне проснулась жажда действий. Прикинув предстоящий фронт работ, нимало не комплексуя, я позвонила начальнику и выпросила два дня отгула – четверг и пятницу. Он явно удивился, услышав в трубке мой звонкий, напористый голос вместо обычного безжизненно-умирающего, и отгулы дал. Открывая шкафы, я выбрасывала старье, накопившееся за десятилетия, и безжалостно швыряла его в черный зев мусоропровода. Я словно отрекалась от последних бесцветных, безрадостных лет, а старые, ненужные вещи олицетворяли их.

Соседа Мишу обрадовала моя лишняя мебель и старый ковер, от которых я решительно решила избавиться. Перетаскивая к себе шкафы, столики и прочую дребедень, он мечтательно соображал, как все это разместится на его даче.

– Тайка, ты не думай, я не просто так. Недельки через две водоэмульсионочкой еще раз пройти можно, – пыхтя, бубнил он.

Разгребая вековые завалы на антресолях, я обнаружила старую картину, как уверяла меня когда-то бабушка Оля, подлинную, кисти очень популярного художника-авангардиста 30-х годов. Еще я наткнулась на старый ящик, с которым обычно ездят в экспедиции и заполняют различными находками. Я совсем о нем забыла!

В ящике кроме непонятного хлама, который я без сожаления выбросила, нашлись древние маски. Когда-то отец собирал маски – привозил из разных мест, любовно реставрировал, изучал их историю. Масок у нас, помнится, было очень много, и у каждой имелось имя, родословная, назначение. Все свои любимые маски папа, вероятно, забрал в Карелию, оставив на антресолях самые неинтересные.

Отец был твердо уверен в магической силе масок, недаром носить их в далекие первобытные времена имели право только старейшины племен и шаманы. Поэтому маски никогда не висели у нас на стенах, для них были сконструированы специальные ящички. В магию я не особо верила и, выудив маски, аккуратно их протерла и повесила на идеально белую пустую стену в коридоре. Кажется, я знала их названия – Маска ритуального танца, Маска судилища, Маска для вымаливания у богов хорошей погоды и еще какие-то. К вечеру квартира стала пустой, просторной и очень привлекательной. Легкий ветер надувал белоснежную занавеску словно парус, и мой двухкаютный кораблик бесстрашно отправился в новое плавание.

Следующий день я посвятила только себе. Оставив в салоне красоты всю наличность, не пропустив ни одной процедуры, я вышла в мир, ощущая себя настоящей Таис Афинской. «Еще не все безнадежно, начинается новая жизнь!» – ликовало что-то в моей душе.

Пришла пора принятия решения – я взяла телефонную трубку и набрала заветный номер. Мне разрешалось звонить Максиму один раз в месяц – совсем без него я прожить не могла. Обычно мы болтали о пустяках, а я до боли сжимала телефонную трубку в руке. Потом прощались, и все повторялось через месяц. Сегодня я нарушила правило и попросила Максима срочно прийти и помочь мне повесить картину. Видимо, мой звонкий голос убедил его красноречивее всяких слов. Когда Максим переступил порог моей похорошевшей квартиры, аккуратный чемоданчик с дрелью едва не выпал из его рук. Довольная произведенным эффектом, я гордо провела Максима в гостиную, где предполагалось повесить картину.

– Ух ты! – остановился он в коридоре напротив масок. – Вот чудища-то! Откуда?

– Старая история, – сморщилась я.

Мне не хотелось рассказывать ни о своем археологическом семействе, ни о масках. Но Максим, как приклеенный, стоял напротив маски главного воина племени и не собирался заниматься делом.

– Можно примерить? – несмело попросил он.

Я пожала плечами. Максим напялил черную, раскрашенную ритуальным узором маску и встал перед зеркалом. На главного воина племени он явно был не похож. Кажется, Максим понял это, так как уже через пару секунд повесил маску на место.

– Воняет ужасно! – раздраженно прокомментировал он свой поступок.

Наконец мы прошли в гостиную. Пока Максим в своей обычной манере сосредоточенно, медленно разматывал шнур от дрели, раскладывал «лучшие японские шурупы», прикидывал вслух, как лучше повесить мое произведение искусства, я смотрела на него оценивающим, острым взглядом. Почему я раньше не замечала, какой у него высокий, почти женский тембр голоса? И как он напрашивается на комплименты, самодовольно рассказывая об удачной сделке? Неужели семейная жизнь так повлияла на него?

Когда картина заняла почетное место на стене, я предложила утомленному тяжелой борьбой с отечественным железобетоном мужчине чашку чаю, на что он милостиво согласился. Видеть его, касаться рукой его руки, смеяться его шуткам – какое это было наслаждение раньше. Но сегодня…

– Ты стала какая-то другая, – словно подслушав мои мысли, сказал мой друг, допивая вторую чашку. – Квартиру изменила, сама похорошела. Влюбилась, что ли?

Последнее предложение было произнесено небрежно, однако с легкой ноткой ревности. Я усмехнулась про себя – проглотил наживку! Помню, прабабушка Лена втолковывала мне, тогда еще совсем глупой девчонке: