Что знает дождь - Елена Лабрус

class="p1">— Ан. Де. Труа…

Я вздрогнула, вдруг испугавшись, что это не он.

Но это был он.

— Привет, Сверчок! — улыбнулся Захар.

— Привет! — встала я.

— Не спрашиваю, что ты будешь на обед. У тебя сегодня особое меню.

Он стал подавать тарелки: салат, ещё салат, ещё. Я таскала их на стол: свёкла с майонезом, свежие овощи, морковка с сыром. Что-то запечённое в железной тарелке, как в ресторане.

— Осторожно, горячо, — предупредил он.

И я натянула на пальцы рукава, чтобы взять тарелку.

— Мясо? По-французски? — нагнулась я, чтобы понюхать божественный запах, что исходил от блюда.

— Ну вроде того, — кивнул Захар.

Хлеб. Большая кружка морса. У меня сегодня был настоящий пир.

— И вот ещё, — он протянул розу. — С днём рождения, Сверчок!

— Но как ты узнал? — я сглотнула ком в горле.

— Как-то узнал, — улыбнулся он.

Я взяла розу. Вдохнула запах. Закрыла глаза.

Кожи коснулись нежные лепестки, но по спине пополз холод.

Господи, его же накажут. Его тоже накажут. Изобьют до полусмерти и бросят в какой-нибудь запертой камере вроде моей. Урод ему не позволит. И не простит , — уронила я руку. Цветок упал на пол. — И это я буду виновата. Я буду виновата и в его страданиях тоже. Только я.

— Эй, Сверчок, ты чего?

— Захар, нет. Я не могу, — покачала я головой, подняла и вернула подарок. Потом горячее. Потом салаты. Сглотнув голодный спазм в желудке, поставила обратно в окошко. — Спасибо, но я не могу, — сказала я.

Захар не произнёс ни слова. Я попыталась объяснить, как могла:

— Он тебя накажет. И накажет жестоко. Прости, но я не могу.

— Я приготовил для тебя, — смотрел он, не сводя глаз.

— Это очень важно и дорого для меня. И я бесконечно тебе благодарна, но нет.

— Он не узнает, — ответил Захар.

— Он узнает, — покачала я головой. — Обязательно узнает. Поэтому дай мне, пожалуйста, то же, что для всех.

— Хорошо, — составил он куда-то вниз, всё, что принёс. И подал миску с супом.

— Спасибо. А на второе что?

— Капуста или… капуста, — улыбнулся он.

— Замечательно. Тогда мне… капусту?

— Ваша капуста, — подал он мне на жёсткой столовской пластиковой тарелке все мои салаты и горячее. — Ешь, Сверчок, пожалуйста, — смотрел он одновременно непреклонно и умоляюще. — Ешь. Меня не накажет. Не сможет. А если накажет, пусть. Оно того стоит. Только пусть накажет не зря.

Я смотрела на него. Он — на меня. И я сдалась.

Наверно, от недостатка солнца цвет лица у меня был серый, и под глазами синяки. Наверно, я выглядела как настоящая узница, измождённая, исхудавшая. Ела я точно, словно меня год не кормили. Ложкой, жадно, давясь и почти не жуя. Не потому, что торопилась. Потому, что это было так вкусно, что я только мычала от удовольствия и тут же засовывала в рот следующий кусок.

Я и забыла какой вкусной может быть еда, забыла, что две недели сижу здесь впроголодь, и как это важно, что в твой день рождения кто-то о тебе вспомнил и просто накормил.

Я ела, а Захар смотрел, положив подбородок на руки, словно он не в окошке тюремной камеры, а лежит на берегу, на песке и щурится, глядя на меня, как от яркого солнца.

Как бы я хотела оказаться с ним где-нибудь на берегу.

Он подарил мне шапку. Он меня кормил. Он обо мне заботился.

У меня просто не было шансов не влюбиться. И я влюбилась. По уши.

Оказалось, без веры прошлому, без надежды в будущее, без права на настоящее тоже можно любить. Вопреки всему.

— Ничего не говори, — легла я щекой на его руку, когда Захар пришёл вечером.

Он провёл пальцем по моим губам и сунул мне в ладонь пакетик.

— Если захочешь забыться и ничего не чувствовать, — шепнул он. — Спрячь.

Окошко закрылось. Стоя у двери, я слышала, как он уходит. Как грохочет его тележка с едой. Как стихают шаги. И как в открытое окно задувает ветер.

Тюрьма засыпает… Просыпается Урод.

Пришло его время.

Глава 19

Сегодня он опоздал.

Пришёл поздно. Очень поздно.

Я стояла у окна, не смея лечь. Зная, что он всё равно придёт. Но даже по тому, как он открыл дверь, поняла: что-то не так.

Засов громыхнул. Урод вошёл в камеру. Но так и остался стоять на пороге.

В квадрате света, что падал из коридора, он казался тенью. Незнакомой тенью.

Я даже не сразу поняла, что не так, но потом разглядела — он в костюме.

В сером костюме, чёрной рубашке. Высокий, подтянутый, строгий. Красивый. И… пьяный.

— Привет, Блондиночка, — закрыл он дверь изнутри.

Стало темно. Но в свете тусклой лампы он выглядел даже лучше. Блестели начищенные ботинки, правда, забрызганные грязью, словно он шёл пешком. Блестели его глаза, больные, шальные. Незнакомые.

— Или как тебя лучше называть? Сверчок? — засунул он руки в карманы и пошатнулся.

Сердце оборвалось и ушло в пятки… Он знает. Он всё знает.

— Ну-ну, не надо так пугаться, — шагнул он ко мне.

Я вжалась в стену, отпрянув к окну, но это было скорее инстинктивно — деваться мне всё равно некуда.

Он наклонился, обдав меня запахом алкоголя. Снял с моей головы шапку, небрежно отшвырнул. Положил руку на шею. Подтянул к себе. И упёрся лбом в лоб, глядя мне в глаза.

— С днём рождения, — сказал он, не шевелясь, не моргая, гипнотизируя стеклянным замершим взглядом.

— Спасибо, — сглотнула я.

— Слава, — ответил он. И добавил, когда я не поняла: — Спасибо, Слава. Это моё имя. Или ты предпочитаешь Урод?

Я промолчала. А он и не ждал ответа.

— Знаешь, — неожиданно отпустил он. Задрав голову, уставился в окно, засунув руки в