Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно - Матвей Любавский

XVIII первая половина XIX в. в истории Сибири были, по мнению историка, эпохой «невольной» колонизации, носившей принудительный со стороны правительства характер (в основном в форме ссылки). Колонизационное значение ссылки для освоения Сибири Любавский считал ничтожным. Уголовная ссылка поставляла нетрудовой контингент, не обеспечивала материального существования ссыльных, обрекая на смерть или бегство из каторжной неволи. Невысоко оценивал ученый и крайне робкую, противоречивую переселенческую политику царского правительства, предпринятую с начала XIX в. как средство перевода избыточного населения из Европейского Центра на восток.

При изучении проблемы нельзя было обойти острый вопрос об этнических последствиях колонизации для аборигенов. К чести ученого, он сумел взглянуть на них трезво, оценив методы эксплуатации края как «грабеж» и причину «вымирания инородцев»[255]. Этот взгляд на национальный вопрос в либеральной историографии России был показателем той эволюции научных ориентиров, когда «великорусские» позиции (учителей С. М. Соловьева, В. О. Ключевского) начинают заменять «российскими»[256].

Характеризуя колонизацию Сибири и Дальнего Востока во второй половине XIX начале XX в., Любавский отмечал «господство экономического фактора» (недостаточный размер надельных земель у крестьянства Европейской России результат крепостного права и последствий Крестьянской реформы 1861 г., «искусственно задержавших земледельческое население в отдельных местностях»)[257] как главную причину переселения. Господствующей формой колонизации Сибири в это время стала, по его мнению, народная колонизация. Исключением были Амурский и Уссурийский края, заселение которых обусловливалось военно-стратегическими и политическими соображениями.

Научные наблюдения и выводы по вопросам колонизации края внесли долю новизны в историческую науку того времени (вопросы о соотношении форм колонизации, составе переселенцев, характере расселения, темпах колонизационных процессов, рассмотрение истории колонизации Сибири в связи с историей заселения других районов страны и др.).

В целом обобщающее исследование М. К. Любавского следует оценить как значительное научное явление, а самого ученого как виднейшего знатока исторической географии начала XX в. В своем труде историк впервые попытался создать сводный очерк исторической географии страны с точки зрения колонизации, реализовать и существенно уточнить схему В. О. Ключевского, одного из своих учителей, на конкретно-историческом материале.

Рожденная на пересечении научных интересов Любавского с возможностями и запросами времени конца XIX начала XX в., эта работа несет на себе отпечаток как личности самого создателя, «государственника»-позитивиста либерального направления, так и эпохи. Основные установки «государственной» школы находят у него отражение в трактовке государственной власти феодальной России как силы, действующей в интересах всего общества; подчеркивании активной роли государства при колонизации некоторых районов страны (степная Украина XVI–XVin вв., Сибирь XIX в.); идеализации монастырской колонизации Русского Севера; недооценке сословных противоречий, которые часто заставляли народные массы осваивать окраинные территории «скорее вопреки крепостничеству, чем в русле его»[258].

По широте охвата затронутых проблем и поднятого источникового материала, по хронологической глубине их рассмотрения (с IX по начало XX в.) исследование Любавского выгодно отличается от историко-географических работ его предшественников и современников. В исследовании ученого ясно намечаются три сферы исторической географии: политическая историческая география, география населения и отдельные аспекты исторической географии хозяйства. Само понимание ученым колонизации как освоения новых территорий прежде всего в хозяйственном отношении заставляло его включать в круг задач исторической географии и историческую географию народного хозяйства.

«Географическая» постановка вопросов применительно к рассмотрению социально-экономических и политических явлений русской истории IX–XX вв. привела историка к новой трактовке ряда ее ключевых проблем. Отличный знаток источников и тонкий их истолкователь, Любавский сделал ряд интересных и важных для анализа политической истории Руси XI–XV вв. наблюдений. Роль географического фактора в политической раздробленности XI–XIII вв., «демографическая» трактовка причины возвышения Москвы как одного из важнейших вопросов образования Московского государства, татарское нашествие и география населения Руси в XIII–XVI вв. таковы лишь некоторые новые аспекты, рассмотренные М. К. Любавским при решении проблемы особенностей политической структуры Киевской Руси и образования Российского государства.

Курс М. К. Любавского до Октябрьской революции 1917 г. был единственной специальной историко-географической работой, где предпринималась попытка изучения исторической географии России позднефеодального периода (XVIII–XIX вв.), в том числе вопросов колонизации Сибири и Дальнего Востока в контексте колонизации всей страны.

Наблюдения и выводы историка по частным, «специальным» историко-географическим вопросам: соотношение форм колонизации, состав колонистов, характер расселения и типы поселений, темпы колонизационных процессов и др. вносили не только значительную долю новизны в историографию того времени, но и не утратили своей научной ценности для современных исследователей социально-политической истории феодальной России, специалистов в области исторической географии.

Вопросы истории феодальной России в курсах лекций по истории страны (VIII–XVIII вв.). Лекционные курсы М. К. Любавского по истории феодальной России относятся к той части его творческого наследия, которая не становилась еще предметом специального рассмотрения в советской историографии. Из них в первую очередь заслуживает внимания курс лекций по «Древней русской истории» (до конца XVI в.)[259]. Именно в нем с достаточной полнотой раскрывается общественно-политическое, методологическое и профессиональное кредо ученого.

Первые документальные свидетельства, позволяющие говорить о начале создания курса, датируются 1902 г., когда сравнительно еще молодой историк, утвержденный после защиты докторской диссертации заведующим кафедрой русской истории в Московском университете, начинает читать студентам общие исторические курсы и вести общеобязательные семинары источниковедческого и общеисторического характера.

Из материалов, связанных с этой областью творчества М. К. Любавского, до нас дошли: вступительная лекция к практическим занятиям по русской истории (общее вступление, Начальная летопись, судопроизводство по Русской Правде); семинар 1902/03 учебного года; вступительные лекции семинара по русской истории (1904/05 учебный год), где разбирались источники XV–XVI вв. (Судебники 1497, 1550 и 1598 гг., акты и приказное делопроизводство); рукописи просеминария по русской истории XVII в., где основным разбираемым источником было сочинение Г. Котошихина (1909/10 учебный год); тексты вступительных лекций к семинарию по разбору основных памятников русской историографической мысли (1903/04 учебный год)[260]. Цель этих практических занятий научить начинающих историков умению получать историческую информацию из источников [261].

Эти материалы позволяют судить о приемах работы ученого с источниками. Прекрасное владение методикой «внешней» и «внутренней» критики при разборе Начальной летописи и других источников, интересное решение вопросов о степени распространенности норм Судебников на территории России, об их соотношении с реальной русской действительностью, ретроспективные экскурсы из века Котошихина в XVI, XV, а то и в XIV век[262]. Все это свидетельство высокого уровня исследовательского и педагогического мастерства историка, находившегося к 1910 г. в расцвете творческих сил. Конечно, решению поставленных задач во многом способствовало привлечение огромного массива источников. Использовались русские летописи XVI–XVII вв., актовый материал из основных русских публикаций конца XVIII–XIX в., Судебники XV–XVI вв., «дворцовые разряды», боярские книги, Уложение 1649 г., записки иностранцев (С. Герберштейн, А. Поссевино, Дж. Флетчер, К. Буссов, А. Олеарий и др.).

Материалы этих семинаров, представлявших собой как бы сплав источниковедения и историографии, легли в основу курса по «Древней русской истории», читавшегося М. К. Любавским в эти годы и впервые увидевшего свет в литографированном издании 1911 г.[263] Широкие хронологические рамки курса и прямо заявленные во введении позитивистские позиции (объективность в интерпретации исторических явлений) обязывали М. К. Любавского использовать гораздо более разнообразный корпус источников, чем в материалах семинарских занятий. Он привлекает дополнительно в курсе работы греческих, римских, византийских и арабских авторов, церковные уставы XI в., хронографы, жития святых, богословские трактаты и полемическую литературу XV–XVI вв., писцовые книги. Широко используется географическая номенклатура. Интересными выглядят попытки использования в источниковедческом и общеисторическом анализе данных из археологических и этнографических источников.