Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды - Григорий Михайлович Кружков

на что-то более оптимистичное. Оставим Виндзор, навеявший на нас воспоминания об эпохе Генриха VIII, и перенесемся снова в Лондон. Впрочем, может быть, это был и Оксфорд. Помню только, что мы гуляли вместе с Рози по городу, зашли в книжный магазин, и там, как я теперь догадываюсь, с заранее обдуманным намерением и особенным коварством, она купила мне книжку стихов Спайка Миллигана. С этого все и началось.

На оборотной стороне тонкой пингвиновской книжки красовалось такое объявление:

Эта книга не содержит искусственных ароматизаторов.

Проверьте, подойдет ли она по габаритам к вашему гаражу.

За этим следовало название и комментарий к нему:

Не отжатые носочки из куриной постирушки

Эта книга могла бы назваться

«Футболки для перепелки»

или «Штанишки для мартышки»

или «Майки для лохматой пустолайки»,

(но!) название «Не отжатые носочки

из куриной постирушки»

мне нравится больше всего.

К тому времени (1989 год) я уже был довольно начитан в английской поэзии нонсенса. Перевел «Охоту на Снарка» Льюиса Кэрролла, увлекался лимериками, подражая Эдварду Лиру, уважал Честертона и Беллока, из более поздних — Джеймса Рива и Эмиля Виктора Рью. Миллиган мне очень пришелся по душе. Позднее я узнал кое-что о его жизни и даже прочел его солдатские мемуары в трех книгах: «Адольф Гитлер: Моя роль в его решительном разгроме» и других. В армии он прослужил шесть лет, из них два года воевал в североафриканской кампании против немецкого Африканского корпуса Роммеля. Миллиган прославился как сценарист и актер в необычайно популярных телевизионных шоу в бурлескном стиле. По результатам опроса, проведенного ВВС, Спайк Миллиган был назван самым смешным человеком за последние 1000 лет. Он родился в Ирландии, но вырос в Лондоне и воевал в английской армии, хотя английского паспорта ему так и не дали (вопиющая несправедливость, конечно). В результате он получил ирландское гражданство, и на его могиле в Уинчелси начертана ирландская фраза. Это одна из самых обиженных надгробных надписей в мире: Dúirt mé leat go raibh mé breoite, то есть «Я же говорил вам, что болен!»

Вот такой Миллиган хулиган. Анархист, одним словом. «Отвязный парень», говоря по-нынешнему. Этим самым он и меня приглашал отвязаться в переводе, — в том числе, и от него самого. Что я с удовольствием сделал. От оригинала у меня остались рожки да ножки. Я не переводил, а как бы использовал его стихи в качестве подкидной доски, чтобы самому выделывать в свободном полете всякие вензеля и кульбиты.

Вот, например, есть у Миллигана стихотворение, где в слове «эппл» («яблоко» по-английски) он заменяет одну букву, и у него получается «иппл» — как бы похудевшее до полной изможденности яблоко. Так и я заменил одну букву, и у меня вместо груш получились «грюши». И написал свои стихи, даже не заглядывая в текст Миллигана: написал, как написалось.

Эти грюши

Выращивать трюдно,

Нужен тонкий

И тщательный

Трюд.

Но зато

Удивительно людно

На базарах,

Где их продают.

Или возьмем стансы про зубного врача, простые и решительные. «Смерть дантисту! Смерть его креслу! Смерть его „будет немножко больно“! Получай! Получай! Получай!» — и так далее, до заключительного трезвучия:

Kill! Kill! Kill!

Очень мило; но уж больно просто. Я представил себе, как написал бы это романтический поэт, вроде Лермонтова. И у меня получилось так:

Отмщенье, отмщенье зубным докторам,

И нет им прощения в мире, —

Их длинным иголкам, их гнутым щипцам,

Их гнусным «откройте пошире»,

Их пыточным креслам, их жутким речам

О кариесе и пульпите.

Отмщенье, отмщенье зубным палачам

С их подлым «чуть-чуть потерпите»!

Их сверлам, жужжащим, как злая оса,

От бешеного вращенья,

Их ваткам, их лампам, слепящим глаза, —

Отмщенье, отмщенье, отмщенье!

Пушкин тоже оказался при деле. Стихотворение, которое начиналось у Миллигана с хрестоматийной цитаты про тигра «Tiger! Tiger! burning bright…» превратилось у меня в стихи из русской хрестоматии:

В пустыне, чахлой и скупой,

На почве, зноем раскаленной,

Лев, проходя на водопой,

Съел по ошибке почтальона.

И что же? Он теперь грустит,

Грустит, несчастный, и скучает:

Хотя он очень, очень сыт,

Но писем он не получает.

А стихотворение про Мульмулю вообще неизвестно откуда взялось. Я дважды перечитал всего Миллигана, чтобы понять, от чего я мог оттолкнуться, когда его сочинял (или когда оно само стало сочиняться у меня в голове), но так и не нашел ничего похожего. Наверное, не в книгу я тогда смотрел, а в окно. Неудивительно, что со временем я «отобрал себе назад» большинство этих стихов и стал печатать их как свои — с пометкой: по мотивам С. Миллигана[1].

Не раз я задумывался: почему именно английский нонсенс сделался таким знаменитым, «брендовым», откуда он взялся? Тут какая-то тайна. Ведь жизнь англичан была ничуть не менее тяжелой, чем у соседних народов, история — не менее страшной. Но ведь не зря англичане, когда хотят вспомнить старину, говорят: Merry old England — «веселая старая Англия»! А в России, для сравнения: «Святая Русь». Вот такая разница.

Нет, разумеется, и в других странах существует сильная комическая традиция, — хотя там она в большей степени замешана на сатире и на веселом карнавальном бесстыдстве (вспомним хотя бы Рабле!). Но если вы ищете нелепицу в чистом виде, тогда вам сюда, на берега Альбиона.

Впрочем, и в Англии, как можно видеть по сохранившимся образцам, приемы смешного поначалу были довольно ограничены. Если вынести за скобки скабрезный юмор (добрая половина шуточек в пьесах шекспировского времени) и сатирические выпады, останутся две темы: чисто комические: перевертыши и пьяная околесица. В «Песенках Матушки Гусыни» мы часто встречаем обломки нелепиц, восходящих к ренессансной эпохе. Например:

— Много ль клубники растет в океане? —

Путник спросил и растаял в тумане.

— Много, — сказал я, подумав недолго, —

Больше, чем красных селедок на ёлках.

Такие стихи восходят к соревнованиям врунов, которые с