Закрытие Америки - Юрий Бриль

– Гениальная машинка, – погладил я ствол калаша, – наверняка ее изобретателю уготовано самое почетное место в аду.

– Имей в виду, эй, Хури, мы в долгу не останемся. Здесь разберемся – приедем в Россию. Если позовешь, конечно.

– Мы им зададим жару! – оживился шахтер.

– Ох и зададим! – горячо воскликнул другой.

– Я подумаю над вашим предложением. Дело в том, амигасы, что я давно уже не был в России, и что там происходит, не знаю. Все-таки надеюсь, что революционная ситуация еще не назрела: верхи еще могут, низы пока что терпят.

«Хури останется со мной»

П

едро позвонили. Поговорив, он сообщил, что Амазонский департамент в огне, шахтеры заняли все правительственные здания и сейчас бой идет за аэропорт.

– Выдвигаемся в Пуэрто Мальдонадо на подкрепление товарищам. Будем брать аэропорт. Ты, Сильвия, распорядись оружием, за ним придут Даниель и Диего. Хури, ты…

– Хури останется со мной, – сказала Сильвия. – Кто-то должен охранять штаб… И меня тоже.

Похватав оружие, они исчезли в ночи, оставив после себя запах стойких революционариев. Проветривать помещение было бесполезно – через разбитое окно ядовито тянуло гарью от догорающего полицейского пикапа.

– Порядочные люди ночью спят, а не устраивают революции, – я сбросил с себя камуфляж, снял берет.

– Я уже две ночи не спала…

– Кошмар! Мне это будет сниться: кровь, грязь, отрубленные руки Че!.. Тоже нашла компанию!

– А солидарность трудящихся для тебя ничего не значит?

– Ну, извини, не знал, что ты трудящаяся… Пойдем отсюда – здесь воняет, сейчас я тебе все объясню. – Я провел ее в складскую комнату, сели на диван. Мне казалось, я легко исправлю ее путаную и наивную картинку мира, элементарно разложу по полочкам – и все в ее буйной головке перевернется и встанет на место. – Предназначение женщины: любить, рожать, воспитывать детей, вести хозяйство… И у тебя все для этого есть, ты такая…

– Какая?.. Думаешь, у нас получится?

«У нас». Надо было отдавать себе отчет, что Сильвия приняла мое предложение, которого я, в сущности, не делал. Пока что я в своих помыслах не возвышался настолько, чтобы решиться взять ответственность за ее судьбу – у меня самого в моей жизни было еще много неопределенного, с чем следовало разобраться. Мое красноречие куда-то исчезло, я вдруг стал заикаться и позорно краснеть, благо было темно. Вся моя наработанная за годы учебы и странствий философия представилась грубым набором штампов, ничего не стоящим фанфаронством, пасующим перед природным обаянием и величием женщины.

– Что-то мне тесно, джинсы, наверно, малы, – она дотронулась пальчиком до молнии – в образовавшуюся брешь хлынуло тело. Джинсы сошли с нее сами, как дрессированные, вместе с ботинками. Мягкая упругая желанная волна обрушилась на меня. Никогда ни к какой женщине меня не тянуло с такой силой. Весь мир исчез, провалился в тартарары – осталась только она, единственная как замкнутая вселенная, у которой есть вход и нет выхода. Я еще обернулся назад: моя куцая биография показалась невзаправдашней. Детство с огорчениями и обидами, беззаботная юность, послужной список, удачи и провалы, радость и огорчения – все это было как будто и не со мной. Люди, с которыми встречался, которых любил и недолюбливал, растаяли, как чья-то неудачная фантазия. Бешено колотилось сердце, я перешагивал некую грань.

Позади пустота, не было и самой жизни, были жалкие эскизы проживания, непроявленные от неполноты и ограниченной одномерности. То были жалкие потуги отдельного половинчатого сознания. И вот теперь… Еще мгновение… Она кричала – истошная радость счастливой половинки, нашедшей свою сокровенную противоположность. Затянувшийся космический поиск позади… Кричала, провозглашая наступление новой сущностной зримой реальности, что неукротимо билась в ней и во мне, проходя через туннель мучительной и сладкой агонии, и уже выплескивалась наружу перинатальным шоком души перед распахнувшимся простором поющих ветров.

– Не кричи, – я подумал о лежащем на топчане человеке. – Разбудим.

– Не разбудим, – сказала как-то холодно, без всяких эмоций, хотя только что билась в полном безумии. И тут до меня дошло: не разбудим, потому что мертв. Она подтвердила: – Наемник капитала, он выпустил 6 пуль в нашего товарища.

Какое-то время я лежал тихо, покрывшись холодным потом. Меня трясло. Но только ей стоило развернуться ко мне, обнять, как штормящая внутренняя стихия вопреки здравому и любому другому человеческому смыслу вновь безудержно поволокла к ней.

Волны улеглись, светало. Я подумал о том, что судьба благоволит

мне, уже в который раз предоставляя возможность радикально изменить жизнь. В моем воображении рисовалась идиллическая картинка: сказочная Аргентина, у нас с Сильвией прекрасный в стиле шале дом на берегу озера Науэль-Уапи. Мы сидим на увитой виноградом террасе, попиваем терпкое вино, кормим чаек – такие чайки, так приучены – подлетая, выхватывают печенье из рук; следим, как накатывают волны. Два черношейных лебедя плывут у камышей в синхронном плавании по жизни, гребя розовыми лапками

Я смотрел на Сильвию, она улыбалась во сне. Надо будить и немедленно отсюда мотать.

– Фабио, – потянулась она ко мне.

Я смотрел на Сильвию, она улыбалась во сне. Надо будить и немедленно отсюда мотать.

– Фабио, – потянулась она ко мне.

Идиллическая картинка свернулась, я разом протрезвел. Оказывается, сеньоры, весь этот безумный расточительный заряд любви предназначался не мне. Я только проводник, через который этот заряд прошел и был перенаправлен совсем в иной мир, тому, кому и предназначена по гроб жизни и далее Сильвия. Моя роль скромна и спущена мне лишь потому, что по прихотливой игре природы я был похож на несчастного Фабио. А я-то себе вообразил… Здесь я чужой, слишком увлекся и взялся играть не свою роль и далеко зашел. У меня есть страна, где я родился, люди, с которыми я связан судьбой. Там и надо улучшать, переделывать мир, строить свое счастье.

Мой наставник по сёрфингу Балу учил: если тебя тащит в открытый океан, не борись с течением – бесполезно, только зря растратишь силы. Проплыви вдоль берега, канал течения не бывает слишком широким (10–20 метров, максимум – 50) и возвращайся на берег попутной волной.

Рассвело. Сильвия спала. Я тихонько встал, оделся, взял свой рюкзачок и вышел. Дорога по-прежнему запружена машинами. Тишина, ни шахтеров, ни революционариев. Отойдя от городка сколько-то, я остановился, присел на камень. Правильно ли я поступаю? Посидел, встал, пошел, остановился, вернулся… Окончательное решение пришло само собой, когда передо мной остановилась красная коробочка мототакси. Я и думать о нем забыл, но паренек оказался честным.

– Я вас издали увидел… Слава богу, что отпустили. Им одинаково, что conejillo de indias (морскую свинку) убить, что человека, – сказал он. – Садитесь, к обеду будем в Куско.

Мачу Пикчу – фабрика девственниц

Ч

то было дальше, не спрашивайте, потом как-нибудь расскажу – сам еще не осмыслил, что со мной было. Это отдельная история о том, как я пытался закрыть Америку. Сейчас же вкратце о Мачу Пикчу.

Чем ближе я подходил к Мачу Пикчу, тем больше меня одолевали сомнения: то ли есть этот город, то ли его нету; как зыбкий мираж, он то появлялся, то исчезал в облаках. Очертаниями напоминающий кондора, он и вовсе готов был сорваться и улететь навсегда в родное ему измерение – для нашего мира он нереально красив, как и эти горы вокруг, как и та гора, на которую он вознесся на 2450 метров.

До 1911 года он и вообще был сокрыт от нашей цивилизации. До него не добрались орды конкистадоров, и он сохранился почти в первозданном состоянии. Покрой крыши тростником – и живи. О Мачу Пикчу поведал миру американец Хайрем Бингем, который путешествовал по перуанской сельве в поисках легендарного города инков Вилькабамба. Открытие обошлось предприимчивому археологу в 30 центов, такую сумму он отвалил индейскому мальчику за то, что тот показал заброшенный в горах город.