Время Перемен - Анвар Кураев

увидел пятерых разодетых щёголей с эспадами, застывших в нерешительности. Ещё один отполз к стене, зажимая рану на ноге.

Вместе с тройкой прикрытия они прошли на небольшую, шагов двадцать в длину и пятнадцать поперёк, площадку среди домов.

«Да, укромное местечко для дуэли. Попробуем словами, для начала»:

— Господа, именем короля, приказываю сдать оружие!

— Зачем вы суёте нос в чужие дела? Идите себе мимо, — ответил сухопарый хлыщ в модном плаще с алой подкладкой. Люк припомнил описание: этот — главный зачинщик.

— Затем, что закон запрещает дуэли и вверенной мне должностью я слежу за его соблюдением. Сдавайтесь.

— Закон дрянного министра, может, и запрещает, но честь превыше! Она требует взять репарацию с этих молодых господ, — надменно вздёрнув подбородок, отвечал хлыщ.

— Честь? Да вы специально затеяли всё это, нарочно подстроив, якобы кто-то из них на вас налетел. Чем они вам не угодили? У кого-то конь лучше вашего? Не так посмотрели? Служанка улыбнулась им, а не вам? Липа ваш повод, я-то знаю. Сдавайтесь, — Люк ещё надеялся уговорить их добром.

— Что же вы сделаете? Ваши холопы подло зарубят нас? Подкрадываетесь, как вор, не даёте свершиться возмездию чести, выступаете в доспехах против нас, бездоспешных. Вы бесчестный человек!

Двое секундантов зачинщика держались спокойно, но, вместе с тем, внимательно. Люк по опыту знал: добром уже не получится. И всё же предпринял ещё попытку, будто давая им последний шанс:

— Сдавайтесь, господа!

Хлыщ, стоявший ближе всех к тройке, что обходила дом справа, ударил алебарду соседнего солдата эспадой, заставляя остриё отклониться, и одновременно быстро сместился тройке во фланг, собираясь обойти её, проскользнуть между стеной и бойцами. Но люди Люка были начеку. Жак, которому ударили по оружию, рубанул им, заставив хлыща присесть. Подлец уже делал контрвыпад, наверняка метя в лицо, но остриё второго бойца проткнуло ему живот. Булькая, хлыщ повалился на землю. Его секундант дёрнулся было, но тут же получил арбалетную стрелу в грудь и свалился рядом. Всё произошло за один вдох. Остальные господа, видя, чем обернулось дело, побросали эспады. Повисло молчание.

Люк уставшими глазами поглядел на арестованных: «Когда вы понимаете, что шутки кончились, весь ваш гонор рассеивается, как утренний туман в полдень».

— Тиль, собери оружие, — распорядился он.

Бывалый копейщик тут же принялся укладывать эспады в специальный мешок из толстой кожи, а командир подошёл к тому, кто был ранен в ногу. Склонился, послушал дыхание. Гримаса разочарования исказила его лицо:

— Жак, отправь одного за гробовщиком. А вы, господа, следуйте за нами.

Городские бретёры частенько лезли на рожон, не без оснований считая, что солдатня из холопов хорошо сражается только в строю, а подвижная, сложная драка эспадами — не их стихия. Эдикт о борьбе с дуэлями приняли полтора года назад, но до сих пор дворяне не соблюдали его даже в столице, а вне её и подавно. В бессмысленных стычках погибало больше людей, чем на войне, поэтому Люк своих бойцов к ним готовил. Уходя, он окинул взглядом злополучную площадку: двое убиты его парнями, а тот, с ногой, испустил-таки дух.

«Мы боремся с дуэлями, чтобы они не умирали за зря, но сами же плодим трупы…».

Капитан Люк де Куберте ненавидел бретёров всей душой. Подлые, завистливые, готовые убить человека за любою мелочь, они выворачивали само понятие чести, как им удобнее, провоцируя не таких искушённых в фехтовании на поединки. Из молодых повес, не умеющих держать чувства в узде, они превращались в опасных интриганов, во вред использующих своё искусство. Если доживали.

От руки такой же мрази погиб брат его жены. Из-за волнения жена разродилась раньше срока. Неправильные роды. Спасти не удалось ни её, ни ребёнка: повитухи лишь беспомощно разводили руками. С тех пор Люк в своём поместье не бывал, ища успокоения в ратных делах.

Постепенно его репутация ярого противника дуэлей дошла аж до первого министра, и Люк с недавнего времени выполнял его личные поручения здесь, в столице, в Лемэсе.

— Пёс министра, что, не хватает духу сразиться честь по чести? — подал голос один из арестованных.

Он игнорировал такие выпады.

Бретёр продолжал:

— Я вызываю тебя на дуэль, слышишь? Только трус откажется! Чего замолк? Голос, собака!

Де Куберте ответил подчёркнуто спокойно, тем самым сильнее раздражая наглеца:

— Зачем? Чтобы ты меня проколол? Не получишь такой радости.

— Если я смогу тебя, пёс, проколоть — значит, всё по-честному. Значит, так угодно Троим.

Капитан подумал, что иные знатные господа в сто раз глупее холопов из его отряда. В сотый раз пришлось разъяснять:

— Чего же тут честного, дурень? Ты только и делаешь, что упражняешься в фехтовании, а у меня хватает и других дел, — он даже не оборачивался, ведя разговор.

— Брось свои дела, научись фехтовать как следует и прими вызов, ты, моль! А ещё носит дворянский титул!

«Только что двоих товарищей убили, а к нему уже вернулась вся наглость. Чем тупее — тем наглее».

— Сержант Тиль, отвесьте пинка благородному господину.

Послышался глухой удар солдатского ботинка.

— Ай! — сразу перескочил на фальцет голос бретёра, — В тебе нет чести, министерский выкормыш!

— Мне плевать!

— Тебя нужно лишить титула! Дворянин без чести — не дворянин!

— Ты и понятия не имеешь о чести, молокосос! Научился эспадой махать, думаешь, всё знаешь? Ещё одно слово, и мои люди по очереди продырявят тебя. Скажем, что сопротивлялся при аресте.

Повеса умолк.

Тюремный стражник открыл им ворота, не задавая никаких вопросов. Люка де Куберте и его команду здесь знали абсолютно все. Порой дважды, а то и трижды в день им случалось пополнять здешних обитателей.

Немного петляния по тёмным коридорам, и отряд остановился у кабинета администрации тюрьмы.

— Писаря кликни, — бросил Люк сидящему за грубым деревянным столом часовому. Тот скрылся в кабинете. Чуть погодя к ним вышел молодой ещё, но сгорбленный сотрудник с увесистой книгой записи вновь прибывших и фонарём в руке:

— Здравствуйте, господин капитан. Сегодня трое? Подходим по очереди, называем себя и преступление, в котором вас обвиняют. Если состоите на воинской