Мой сын – серийный убийца. История отца Джеффри Дамера - Лайонел Дамер

с ними связь так долго, как только могла.

Она явно взбодрилась. Занялась изготовлением декоративных предметов из освинцованного стекла и макраме и продала несколько своих творений в деревушке в Бате, штат Огайо. Заметила НЛО на пересечении улиц Кливленд и Массильон, погналась за ним со скоростью шестьдесят миль в час и опубликовала свою историю в журнале «Бикон».

Но через некоторое время ей снова стало хуже. Она никак не могла сбросить вес, и ей диагностировали заболевание щитовидной железы. Однако лечение тоже не помогло сбросить вес, и впоследствии Джойс обратилась за помощью к гипнотизеру. В то же время она начала отказываться от своих прежних связей, и наша социальная жизнь рухнула.

Тем не менее даже в те последние годы были моменты, когда наш брак, казалось, переживает обновление, – когда Джойс внезапно становилось лучше. В один из таких периодов она начала водить машину. В другой раз мы отправились в отпуск в Пуэрто-Рико. Другие события заставили меня обрести надежду. Она начала посещать занятия в Университете Акрона и вести группы по воспитанию домохозяек в Центре психического здоровья «Портидж-Пасс», в который ранее обращалась за помощью. Однако ее все больше увлекала жизнь вне дома, отодвигая заботу о семье на второй план.

И вот, гораздо более быстрыми темпами, чем когда-либо прежде, наш брак снова шел на спад. Между нами стали возникать ссоры, и время от времени, чтобы сбежать из дома, который, казалось, горел от напряженной атмосферы, Джефф, как позже рассказывал мне Дейв, выходил во двор и бил по деревьям ветками, которые собирал на земле.

Однако в моем присутствии, а также в присутствии своей матери Джефф демонстрировал, по существу, пассивное поведение. Например, весной его выпускного класса в средней школе мы вполне по-взрослому поговорили о его планах на будущее. Я сказал, что скоро он будет предоставлен сам себе, и ему пора начать предпринимать шаги в сторону этой приближающейся независимости. Зашел разговор о колледже, и, пока я перечислял различные места, в которые ему следует подать заявление, он просто кивал. Мы попали в какой-то бесконечный цикл. Как и всегда, то, что я говорил, им было на словах принято, а на деле забыто. Между нами образовалась непреодолимая дистанция, невозможность говорить напрямую друг с другом. Передо мной была пустая пассивная маска, которую мир позднее узнал как единственный образ моего сына.

* * *

В августе 1977 года умер отец Джойс, и когда она вернулась с похорон, сказала мне, что когда она увидела его мертвое тело, то почувствовала, что наш брак, безусловно, тоже мертв. Позже я узнал, что в то время у нее развивался роман.

Наконец-то все было кончено. Джойс инициировала развод. Я подал заявление несколько позже, и вскоре после этого началась борьба за опеку в отношении Дэвида, который был еще ребенком, в то время как Джеффу было почти восемнадцать лет.

В конце концов Джойс получила право опеки над Дэвидом, а мне было предоставлено право посещения по выходным. Была заключена договоренность, что Джойс продаст мне дом, в котором мы жили с осени 1967 года. Однако будет продолжать жить в нем вместе с Джеффом и Дэвидом, а я сниму комнату неподалеку в мотеле в Огайо.

Бракоразводный процесс и борьба за опеку сильно истощили меня. В сорок два года я чувствовал себя стариком. Хуже того, я чувствовал, что потратил бо́льшую часть своей жизни, борясь за спасение брака, который должен был признать обреченным с самого начала.

В таком вот состоянии изнеможения и самообвинения, примерно за три месяца до окончательного оформления развода, я познакомился с тридцатисемилетней женщиной по имени Шари Джордан. Она работала менеджером по персоналу в небольшой компании на востоке Кливленда.

Отношения развивались быстро. В каком-то смысле, я полагаю, мы были двумя одинокими людьми. Конечно, я был полностью дезориентирован разводом. Как и многие мужчины в таком состоянии, особенно те, кто считал семейную жизнь личным достижением, я будто блуждал в тумане. Внезапно у меня никого не осталось. Моя жена и дети жили в другом доме, в то время как я поселился в местном мотеле. Моя жизнь казалась мне, мягко говоря, довольно унылой. Я чувствовал, что тону. Излишне говорить, что Шари пришла в мою жизнь, протянув мне спасательный круг.

В значительной степени мы были совершенно разными людьми, но в положительном, а не в отрицательном смысле. Там, где я был наивен в человеческих отношениях, Шари была проницательна. Там, где у меня была склонность избегать конфликтов, Шари быстро вступала в них, особенно когда дело доходило до защиты себя или кого-то другого. Она насквозь видела подоплеку вещей, остававшихся для меня непроницаемыми, и ее эмоциональный диапазон был намного шире моего собственного. Она могла чувствовать больше, чем я, но я не уверен, что она понимала это про себя в то время. Оставшись почти ошарашенным своим разводом, блуждая в тумане его последствий, я, должно быть, выглядел ужасно уязвимым для нее. В конце концов, я потерял почти все, и в таком состоянии я должен был выглядеть раненым и брошенным на произвол судьбы, маленьким мальчиком, потерявшимся во время шторма.

Но чего Шари не знала, так это того, что по своему складу я на самом деле был почти полностью рациональным человеком. Она увидела только ранимого мужчину, который, должно быть, казался чрезвычайно чувствительным и покладистым. Она могла не разглядеть другую, более тревожную часть меня, которая была не очень эмоциональной и в основе которой лежало странное оцепенение.

До поры я сам не обращал внимания на эту часть своей натуры. Но теперь, когда я мельком вижу фотографию Джеффа в книге или по телевизору, я задаюсь вопросом, насколько близко я подошел к тому состоянию мертвенности и эмоциональной безжизненности, до которого наконец опустился мой сын. Я смотрю на его лицо, особенно на фотографиях, сделанных во время суда, и не вижу в нем никаких чувств, никаких эмоций, только ужасную пустоту в его глазах. Я слушаю его голос, описывающий немыслимые поступки. Монотонный, без акцентов на каких-либо вещах, лишенный эмоций. Я вижу своего сына и думаю: «Неужели я такой же?»

* * *

Мой сын убил свою первую жертву летом 1978 года. К тому времени, конечно, я уже не жил в доме на Бат-роуд.

Чтобы поддерживать связь со своими сыновьями, особенно с Дейвом, которому было всего двенадцать, я часто звонил домой. Обычно я разговаривал с Дейвом, но порой и с Джеффом.

Внезапно, в августе, на эти звонки никто не ответил. Я звонил каждый день целую неделю, но ответа по-прежнему не было. Я стал часто проезжать