Зажигалка - Иоанна Хмелевская

В сказанном только половина была правдой. Учительница математики спасала свою кошку не из-под стоящей неподвижно у дома 44 машины, а намного дальше, на самом конце узкой улички, почти на выезде из нее, и если честно, то точно установить место, откуда ехала машина, пока не удалось. Следователь малость приврал. Ничего страшного, подозреваемого иногда полезно припугнуть.

Оба, и подозреваемый, и хозяйка дома, вернувшаяся с чаем, пялились на полицейского как бараны на новые ворота.

— Стояла, наверное, — сказала эта ужасная баба.

Ответ Ришарда Гвяздовского был гораздо осмысленнее.

— На этот счет ничего не знаю, — спокойно ответил он. — Насколько мне известно, машина стояла здесь. Точнее — у Иоанниной помойки.

Какое-то очень неприятное чувство пронзило в этот момент следователя. То ли он что-то упустил, то ли прозевал, то ли вообще пошел не тем путем, потому и не может сообразить, что именно прозевал. С трудом подавив в себе неприятное чувство, успокоился на том, что в данный момент делает то, что нужно, а именно — допрашивает тех свидетелей, которых и положено допросить, поскольку они оба знали покойного. Ведь заняться изучением следов на месте преступления он пока не может. Копаться в документах? Благодаря им можно получить дополнительные сведения и о погибшем, и о людях из его окружения. Пока же занимается людьми. Откуда же чувство чего-то упущенного?

— У помойки, — повторил он. — Так, значит. А Мирослава Кшевца вы знали? Садовника?

Подозреваемый продолжал упорно сохранять спокойствие.

— Знал немного. Раза два видел, но больше слышал о нем…

— Минутку! — опять перебила плавное течение допроса вредная баба. — Вот уже второй раз вы употребляете прошедшее время. Что происходит? Умер Кшевец, что ли? Под машину попал?

— Почему именно под машину? — сразу ухватился Вольницкий за ее слова.

— Я вовсе не настаиваю на машине, мог попасть и под поезд, — пожала плечами хозяйка. — Машина сама вырвалась, вы только что расспрашивали Ришарда о машине. Так что же произошло с Кшевцем?

Вольницкий пришел не в салон на званый вечер, он был при исполнении. И не позволил сбить себя с толку.

— Вы начали говорить — слышали, — продолжал он разговор с подозреваемым. — Что именно вы слышали?

— Слышал, что очень не угодил хозяйке, подвел ее. И пани Иоанна жаловалась, и сам я видел. Вместе с ней мы осматривали деревья. Что тут говорить — испортачил все, хуже некуда. Должно быть, эти деревья плохо хранились, и елки, и кусты сирени, и орех неудачный. Больше ничего особенного не слышал.

— Корни пересушены, и сажал слишком мелко, — вырвалось у сержанта.

— А глубже — глина! — крикнула хозяйка. — Сплошная глина!

— Напрасно пани так этой глиной меня корит! — сморщился Гвяздовский, тоже, видно, в чем-то садово-огородном виноватый. — Но я ведь во всем положился на специалиста, садовода, а то, что касается меня, сделал как положено. Всю глину из-под выкопа вывез, слово даю, да вы меня знаете, пани Иоанна, свою работу я исполняю честно.

Подозреваемая махнула рукой:

— Бог с ней. Досыплю сверху. Так вот, говорю вам с паном Миречеком наверняка что-то случилось, иначе пан комиссар не морочил бы нам голову. Можете считать нас преступниками, пан комиссар, но не имеете права считать идиотами, если упоминаете о нем — упорно упоминаете! — только в прошедшем времени. Его кто-то убил?

— Зачем же так сразу и убивать, — ляпнул растерявшийся следователь и сообразил, что вот он — полный идиот, лучше бы откусил себе язык.

Хозяйка была начеку.

— Так ведь вы из отдела убийств, услышал полицейский холодный ответ. — Вряд ли вас волнует неуплата налогов, сильно сомневаюсь в этом. И догадываюсь, что прискорбное событие имело место вчера вечером… минутку, какое время он называл?…А, между восемнадцатью и двадцатью. Пять человек здесь сидели…

— Четыре, — уточнил подозреваемый. — Квятковский… присоединился к нам позже.

— Правильно, позже, около половины седьмого. Из Окенче ехал, Пан Кшевец был ему по дороге… Да успокойтесь, сейчас сама скажу, откуда мне это известно, знаю же, что вы непременно спросите.

Вспыхнувшая вдруг в душе следователя прямо-таки нуклеарная надежда — ага, проговорилась-таки баба — лопнула раньше мыльного пузыря.

— Никогда в жизни дома у него я не была, но на той же улице проживает мой дантист, так что я приблизительно знаю, где это. А из аэропорта Окенче той дорогой наверняка ближе, чем какой другой, — скажем, через Гоцлавек. Но Тадик этого садовода вовсе не знает, никогда не знал, а если я при нем плакалась на свои садовые неудачи, старался не слушать. Если бы выяснилось, что его пришил Тадик, я бы от любопытства спятила, какой же у него был мотив? Так что прошу, очень прошу, сказать, не то буду все время ломать голову. Хотя… сомневаюсь, успел бы… он сюда во сколько приехал?

Оба подозреваемых, сидя носом к носу, наморщив брови старались припомнить, во сколько же Тадик, возможный подозреваемый, явился в дом пани Иоанны.

— Я, значит… я во сколько приехала? После пяти, так? Четверть часа прошло… — Минутку… Шесть… Вы звонили, пани Иоанна, что уже приехали. Минут пять прошло… Так получается — без двадцати семь.

— Пусть даже и без четверти семь. Ему пришлось бы действовать раньше. До половины шестого подходит?

Жадный, пронзительный взгляд теперь вонзился в Вольницкого. Тот почувствовал себя… так, как никогда в жизни еще не чувствовал. О чем толкуют эти люди, кто такой Квятковский, лишенный мотива, почему он должен был убить Кшевца в половине седьмого? Судя по заявлению медэксперта, и речи быть не может!

— Нет, — вырвалось у него. — Позже.

— Позже исключается. Позже он был уже здесь. Значит, это не Тадик.

— А почему его обязательно должен был убить кто-то из находившихся здесь людей? — вдруг заинтересовался Гвяздовский. — Пани Иоанна такого распоряжения не оставляла. Может, кто-нибудь другой?

— Потому что вашу машину в нужное время видели перед нужным домом, — ответил комиссар, с трудом ответил правду, что чрезвычайно удивительно при том хаосе в его голове, до которого довели эти двое. И опять немного искажая истину. — И мне бы очень хотелось знать, каким образом она там оказалась? Не сама же поехала?

***

— Ну и как, арестуют нас, пан Ришард? — спросила я.

— Надо же, обо всем говорили, а пани так и не спросила его, кто же назвал номер машины! — укорил меня пан Ришард. — Ведь это, собственно, единственный наш провал. А если бы это был какой-нибудь склеротик или вообще подслеповатый, и мы смогли бы от всего отвертеться?

— Так бы он мне и ответил! Сейчас, полагаю, он вцепится в этого вашего Гваша — из-за запасных ключей. Не мешало бы предупредить человека.

— Какой смысл его предупреждать, ведь следователь и начал с Гваша. Нет, я не думаю, что этот мент вцепится в мастерскую Гваша, слишком уж все это сложно. Ключики, рассчитать множество моментов, тут пани приезжает, а откуда бы в мастерской Гваша знали, что вы приезжаете? Я и сам, когда оставлял ему машину, что вы приедете и во сколько, не знал, вы позвонили позже. Следить, все рассчитать, кокнуть этого несчастного садовника и потом на меня свалить. Это была бы уже, как ее… премидитация, предумышленное убийство, а раз так, то пусть они и поймают негодяя, который все это провернул. Гвашу придется попотеть, но ему ничего не сделают, ведь его не было. Хуже с пани Юлитой. Я-то головой ручаюсь — не она, ни в жизнь бы не успела, но ведь им на мою голову…

Сидели мы вдвоем за столиком в гостиной, и черная тоска все сильнее охватывала нас.

— Надо сказать, врал пан просто отлично, — попыталась я найти хоть что-то приятное в нашем положении.

— Вы тоже! — не остался в долгу Ришард. — Мариана я предупреждать не буду, а вот вам стоит остальным позвонить.

Я покачала головой, поскольку какая-то часть моего мозга очнулась наконец от летаргии и приступила к работе. Вяло, неохотно, но все же приступила.

— Ни к чему. Вы же видите, пан Ришард, какие страшные времена настали. Если уже к нам цепляются, проверяют телефонные разговоры, эти холерные билинги, даже сотовые отлавливают, — тут уж человеку очень трудно сориентироваться. Вся надежда на то, что Витек успел их предупредить и Юлита начала преображаться. Холера, забыла отобрать у нее ее чертов красный жакетик!

Брякнул гонг у калитки.

— Я открою, — вызвался пан Ришард.

Я пошла за ним из любопытства. Оказывается, господа следователи вернулись. Наверняка рассчитывали на то, что застанут нас за лихорадочными попытками скрыть вещественные доказательства. Так и видели: мы в садочке закапываем орудие убийства или еще что-то в этом роде. Или подрались, обвиняя друг друга, как часто бывает между сообщниками.

— У вас есть секатор? — спросил следователь еще в дверях.