Основатели - Айзек Азимов

пущей важности.

— Сразу ясно, — заметил он, — что наш мэр Хардин — профессиональный циник. Думаю, даже ему понятно, что Император не допустит посягательств па свои личные владения.

— Да? И что же он предпримет, если на них все-таки посягнут?

Послышался недовольный шум. Пиренн заявил:

— Вы нарушаете порядок. А ваши заявления граничат с изменой, — добавил он.

— Это можно считать ответом?

— Да! И если это все, что вы можете сказать…

— Не стоит делать слишком поспешных выводов. У меня есть еще вопрос. Что было сделано для предотвращения угроз со стороны Анакреона, помимо этого дипломатического хода, который может оказаться бесполезным — хотя я этого и не утверждаю.

— Вы видите угрозу со стороны Анакреона? — осведомился Йейт Фулэм, поглаживая свои свирепые рыжие усы.

— А вы ее не видите?

— Едва ли, — снисходительно ответил Фулэм, — Император…

— Великий Космос! — раздраженно воскликнул Хардин. — Что тут происходит? Периодически кто-либо произносит слово «Император» или «Империя», словно эти слова обладают магической силой. До Императора отсюда пятьсот парсеков, и я абсолютно убежден, что ему наплевать на нас. А если это и не так, то что он может предпринять? Весь императорский флот, базирующийся в этом районе Галактики, теперь находится в руках четырех новоявленных королевств, в том числе Анакреона. Как вы не понимаете, что сражаться надо оружием, а не словами! Только благодаря тому, что мы подбросили Анакреону информацию, что у нас есть ядерное оружие, мы получили два месяца отсрочки. Но нам-то хорошо известно, что это всего лишь ложь во спасение. У нас есть только мирная атомная энергия, да и той совсем мало. Очень скоро они об этом узнают, и, я думаю, им не придется по вкусу наш обман!

— Уважаемый сэр…

— Простите, я еще не закончил, — Сэлвор завелся, и ему самому это нравилось. — Конечно, вызвать канцлера — это хорошо, но лучше бы у нас было несколько мощных осадных орудий с атомными зарядами. Господа, два месяца уже потеряны, и у нас больше не осталось времени. Что вы собираетесь предпринять?

Ландин Краст, наморщив нос от злости, ответил:

— Мы не желаем и слышать о милитаризации Фонда. Это будет означать открытое вступление в политическую борьбу. А мы, господин мэр, — научное учреждение, не более, и не менее.

— Кроме того, мэр не понимает, что производство оружия отвлечет необходимых нам людей от работы над Энциклопедией. Этого нельзя допускать ни в коем случае, — добавил Сатт.

— Совершенно верно, — согласился Пиренн. — Энциклопедия превыше всего — так было, есть и будет.

Хардин застонал от злости. Кажется, Совет в полном своем составе страдал «комплексом Энциклопедии».

Он холодно сказал:

— А членам Совета когда-нибудь приходило в голову, что у Термина могут быть и другие интересы, помимо Энциклопедии?

— У Фонда не может быть других интересов, кроме Энциклопедии, — так же холодно ответил Пиренн.

— Не у Фонда, а у Термина. Боюсь, вы не представляете себе сложившуюся ситуацию. Сейчас на Термине более миллиона людей, и не более ста пятидесяти тысяч из них работают непосредственно над Энциклопедией. Для остальных Термин — их дом. Мы родились здесь. Мы живем здесь. И для нас ваша Энциклопедия почти ничего не значит — по сравнению с нашими домами, фермами, фабриками. И мы требуем надежной защиты…

Его заглушили крики собравшихся.

— Энциклопедия — превыше всего! — проревел Краст. — Мы обязаны исполнить свою миссию!

— К черту вашу миссию! — закричал в ответ Сэлвор. — Может быть, пятьдесят лет назад в ней и был смысл, но мы — новое поколение!

— Это не имеет никакого значения, — ответил Пиренн, — Мы — ученые.

И тут Хардин увидел открывшуюся лазейку — и моментально бросился в нее:

— Неужели? Весьма приятное заблуждение. На вашем примере можно легко понять, почему в Галактике на протяжении тысячелетий творилось столько бед! Какая же это наука — веками сидя на одном месте, раскладывать по полочкам труды ученых последнего тысячелетия?! А вы никогда не пытались пойти дальше, развить их достижения, найти что-то свое? Нет! Вместо этого вы счастливо прозябаете в своем застойном болоте! И вся Галактика находится там же, Космос знает, сколько времени! Вот потому-то и восстает Периферия, рвутся старые связи, локальные войны длятся столетиями, целые звездные системы утрачивают атомную энергетику и возвращаются к варварской химической! Спросите меня — и я скажу вам: Галактика распадается!

Он сделал паузу и опустился в кресло, переводя дыхание. На нескольких человек, одновременно пытавшихся ему возразить, он больше не обращал внимания.

Краст взял слово:

— Не знаю, господин мэр, чего вы добиваетесь своими истерическими выкриками, но в нашу дискуссию вы до сих пор ничего конструктивного не внесли. Господин председатель, я предлагаю не принимать во внимание высказывания предыдущего оратора и продолжить обсуждение с того момента, на котором оно было прервано.

Джорд Фара впервые оживился. До сих пор он не принимал участия в полемике, даже когда страсти накалились до предела. Но теперь, наконец, прозвучал его тяжелый бас — такой же тяжелый, как и все его тело, весом фунтов в триста.

— Господа, а вам не кажется, что мы кое о чем забыли?

— О чем? — раздраженно осведомился Пиренн.

— О том, что через месяц состоится празднование пятидесятой годовщины.

Фара, как всегда, изрек эту банальность с крайне многозначительным видом.

— Ну и что?

Фара безмятежно продолжал:

— А то, что в этот день откроется Хранилище Хари Селдона. Вы никогда не задумывались над тем, что в нем находится?

— Не знаю. Наверняка, ничего особенного. Возможно, юбилейная речь. Я не считаю, что Хранилищу стоит придавать особое значение, хотя «Газета», — он в упор посмотрел на Хардина, но тот только ухмыльнулся, — пыталась раздуть это дело. Но я пресек эти попытки.

— Вот как, — заметил Фара. — Возможно, вы были неправы. Не кажется ли вам, — он выдержал паузу, коснувшись пальцем своего маленького кругленького носа, — что Хранилище открывается весьма вовремя?

— Как раз наоборот, — проворчал Фулэм. — У нас хватает и других проблем, о которых надо беспокоиться.

— Более важных, чем послание Хари Селдона? Не думаю, что это так, — Фара, более чем когда-либо, стал похож на оракула, и Хардин с удивлением глядел на него: «На что он намекает?»

— По-моему, — с воодушевлением заявил