Илоты безумия - Николай Чергинец

— Да, будут. Это поручено мне, — ответил Янчук. — Теперь информация для тебя. В Ближневосточном регионе работали двое наших ученых. Один из них психотерапевт Абрам Левин. Вот здесь его фотография и описание примет, — Янчук протянул Кустову маленький пакетик, — здесь же фото и данные на второго ученого — парапсихолога Андрея Стрельцова. Они занимались изучением аномальных явлений в этом регионе и одновременно, по нашей просьбе, пытались выяснить местонахождение наших парней, попавших в руки афганской оппозиции или пропавших без вести. Левин и Стрельцов, используя контакты со своими коллегами, смогли многое выяснить. Но случилась беда. Оба они похищены в Ливане, и их местонахождение пока не установлено. Твоя задача: сделать все, чтобы разыскать их. Оба они как специалисты представляют большую ценность как для любой разведки, так и для террористической организации.

— Американцы, англичане или французы знают об их исчезновении?

— Нет. Мы решили пока не сообщать им об этом. Хотя, учитывая, что Левин еврей и его брат живет в Израиле, можно предположить, что «Моссад» может пронюхать об их похищении.

— Кстати, Андрей Михайлович, — поинтересовался Кустов, — а вы, в Центре, знаете, что шеф «Моссад» Нахум Адмони тоже ушел в отставку?

— Что ты говоришь! Вот черт, конечно нет! А это точно? Сегодня же сообщу.

— Да, это точно. После публикации материала о грубых ошибках «Моссад» в деле «Иран—контрас» и скандала с передачей сотрудником ВМС США секретной информации израильской разведке Адмони стали обвинять в некомпетентности.

— Надо признать, что за шесть лет руководства «Моссад» Адмони сделал немало для повышения профессионального уровня разведчиков.

— Да. Он действительно толковый организатор, но это дело Шамира и Рабина. Им — и премьер-министру, и министру обороны — виднее. Хорошо, Андрей Михайлович, я буду заниматься розыском Левина и Стрельцова. Какие их связи известны?

— Там, — Янчук кивнул на пакетик, который держал в руке Кустов, — есть все, что нам удалось узнать.

— На каком языке написано?

— Естественно, на французском. Теперь, пожалуй, о главном и неприятном. Ты помнишь Анохина?

— Конечно, помню. Кстати, протеже Пискина.

— Так вот, Анохин работал в Австрии, в нашем посольстве, был «под крышей» и, сволочь, недавно удрал. Нас беспокоит то, что он хорошо знает тебя в лицо. Правда, где ты, под какой легендой работаешь, он не знает.

— Да, это хреново, — помрачнел Кустов. — Когда в позапрошлом году я был в Союзе, Пискин вызвал меня к себе с какой-то мелкой придиркой, а в кабинете у него сидел Анохин. Пискин вел себя развязно, пытался узнать, с кем из агентуры и в каких городах я встречался перед отъездом в Союз. Короче говоря, Анохин, как я ни старался увернуться от ответов, мог понять главное: что я работаю в этом регионе. Я, конечно, не подозреваю Пискина, просто он самодовольный дурак и его иногда распирает от желания подчеркнуть, продемонстрировать свою значимость.

— Да, недержание у него наблюдалось, — кивнул головой Янчук. — Но и одернуть его сложно: мастак заливать. Поднимется на трибуну, соловьем зайдется, аж нимб над лысиной начинает светиться. Верят ему все: и секретари, и преды, и большие начальники. Краснобай он отменный, да и артист неплохой. Всегда впереди: и при Брежневе, и при Черненко, и при Горбачеве. Ему все нипочем: всегда и всех призывает. Оказывается, у нас этого достаточно, чтобы некоторые в лидерах ходили. Интересная тактика у него: все свои грехи, недостатки другому человеку, как ярлыки, навешивает, а человек, пораженный такой наглостью, не может опуститься до оправданий. Поверь, Платоныч, сам не раз бывал в таких ситуациях. Дурацкое положение — говорит ерунду, ухмыляется своей подлой улыбкой, а ты даже одернуть не можешь наглеца.

— Да, на такие дела он великий мастер, — согласился Кустов. — Помню такой случай. Он вызвал человек шесть сотрудников, в том числе и меня. Вошли мы в кабинет, а там за приставным столиком Бурачевский сидит. Помнишь его?

— Еще бы! Антон Антонович — наша гордость. Профессионал, голова! Умница и скромняга. Его даже Пискин боялся трогать.

— Так вот, послушай. Входим мы, Пискин приглашает присаживаться за стол для совещаний, а сам продолжает говорить с Антоном Антоновичем. Сидим мы и ушам не верим: Пискин в пух и прах разносит его. Говорит: «Мне надоело делать тебе замечания, подсказывать, помогать. Сколько же можно?! Когда делом займешься? Если работать не хочешь — уходи к чертовой матери! Бездельник ты, я не позволю тебе так работать! Шалопай!» Мы все поникли, смутились, не только потому, что оказались свидетелями разноса, но и несправедливостью таких обвинений в адрес нашего патриарха. Пискин еще больше распалялся, а Антон Антонович сидит как ни в чем не бывало. И только позже, когда я встретил Антона Антоновича в коридоре и спросил: «За что он вас так?» — Бурачевский улыбнулся и ответил: «Да не меня он ругал, а рассказывал, как он в командировке устроил разнос одному руководителю. Ну а когда вы вошли в кабинет, то он решил перед вами покрасоваться, показать, что и я для него ничто, и, как положено артисту, сыграл двойную роль одновременно: для меня — продолжал свой рассказ, ну а для вас это выглядело так, как будто он мне устраивает разнос. Чуть спичку, что постоянно в зубах держит, не проглотил от самолюбования. Каков подлец, а?»

«А что же это вы, — говорю я Бурачевскому, — молчали? Сказали бы, что люди, которых он пригласил, поймут превратно его слова.» — «Милый мой, — рассмеялся Бурачевский, — если бы я был хоть на йоту уверен, что мои слова пойдут ему на пользу, то, конечно, остановил бы его трескотню. Но, увы! Горе нашему ведомству, что такие позеры сюда попадают. Это не его беда, а наше несчастье.»

Янчук сел рядом с Кустовым:

— Ладно, черт с ним. Слава Богу, хоть здесь его нет. Думаю, найдутся умные люди, смогут разобраться, что это за человечек. Давай вернемся к делу. Итак, тебе предстоит принять все меры предосторожности: сменить места встреч, подыскать новые почтовые ящики. Короче говоря, постоянно помни, что надо быть во много крат бдительнее, осторожнее, что Анохин где-то бродит и может в любой момент объявиться.

— Куда он переметнулся?

— В том-то и дело, что пока ничего не известно. Еще нигде не объявился. Но ей-богу, Николай Платонович, у меня неспокойно на душе. Прокол со стороны Пискина, о котором никто в Центре и не знал, усугубляет ситуацию. А почему ты никому не сказал, что Пискин нарушил приказ и в присутствии другого лица вел разговор о твоих делах?

— А если бы сказал, думаешь, кто-либо среагировал? Кто бы посчитался с моим сообщением? Знаешь, Андрей Михайлович, хотя и не очень прилично говорить о начальнике, но Пискин действительно подмял под себя всех. Все руководители ему уж слишком доверяют.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});