Омут - Лика Лонго

Доктор протянул отцу маленький листок, улыбнулся теперь уже мне и сказал как маленькой:

— Ну вот, будь хорошей девочкой и больше так не нервничай!

Я хотела только одного — чтобы они скорее удалились из комнаты.

— Я провожу вас! — спохватился отец, и наконец они вышли в коридор.

Я тупо огляделась и увидела на столе свой мобильный. Наверное, это папа принес его с кухни. Голова отказывалась соображать, тело было отяжелевшее, словно его придавили огромной плитой.

Я медленно встала, взяла телефон и набрала номер профессора. Он сам взял трубку.

— Профессор, я… — но Стоян тут же перебил меня:

— Полина, девочка, успокойся! Хорошо еще, что так вышло! Могло быть хуже, много хуже! — затараторил он.

— Куда уж хуже? — хрипло пробормотала я.

— М-м-м, девочка, ты выдала не свою тайну. Это могло иметь для тебя более серьезные последствия… Гораздо более серьезные!

— Я никому ничего не говорила!

— Даже не знаю, что тебе сказать, девочка. Ты никому ничего не говорила. Но впервые за несколько последних столетий Морской доверился человеку, и сразу же пресса оказалась в курсе…

— Я все равно его найду! — упрямо заявила я.

— Ни в коем случае, моя драгоценная! Ни в ко-ем! — произнес по слогам профессор для пущей убедительности. — Это опасно для тебя. Смертельно опасно! Вспомни о том, что наш друг отнюдь не человек Ты не про мальчишку из соседнего класса разболтала! — Стоян понизил голос — Ты выдала тайну целого клана! Даже твой папа майор Романов не поможет тебе, если ты однажды встретишь нашего друга Саймона…

— Я все равно его найду! И объясню ему, что это не я! — тупо повторяла я.

— Пусть так, упрямая госпожица! А каковы будут твои аргументы?

— Я не знаю! — закричала я. И поняла, что аргументов в мою защиту просто нет.

— Так-то, — устало констатировал толстяк. — Девочка, сейчас ты горячишься. Эмоции, так сказать, чувства. Но подумай обо всем здраво: стоит ли рисковать жизнью? И знай: если будешь искать Саймона…

— Буду! — перебила я.

— …знай, что я в этом деле тебе не помощник. — И он отсоединился.

Я рыдала так, что в груди, казалось, что-то лопается и разрывается. Отец ворвался в комнату, сгреб меня в охапку, прижал к теплой груди и гладил по голове долго-долго. Мне не хватало воздуха, я задыхалась, тело ежесекундно сотрясалось судорогами. Голос охрил, и из горла вырывались теперь уже не рыдания, а сиплые страшные звуки. Отец еще яростнее сжал меня в объятьях и принялся горячо нашептывать: "Детка, успокойся, детка, успокойся!" Он повторял это, как заклинание, не останавливаясь.

Наконец, полностью обессилев, я упала на подушку и отвернулась к стене.

— Полиночка, поспи, солнышко! — пытаясь сохранить хладнокровие, посоветовал папа. — Посидеть с тобой?

Я мотнула головой.

— Ну хорошо. Я буду в своей комнате, если что-то понадобится — сразу зови!

Он поднялся с кровати и бесшумно вышел, тихо затворив за собой дверь.

А я лежала и тупо созерцала обои: плетеные корзинки с зеленым и синим виноградом, изображенные на них, захватили все мое внимание. Никогда еще так пристально я не изучала эти до боли знакомые картинки. Я долго-долго смотрела на каждую ягодку, пронизанную светом, и на плетения изящной корзинки, словно впервые глядела на зеленые сочные листья, окаймляющие виноградные кисти. Наверное, это была защитная реакция организма.

Словно сквозь сон сформировалась мысль: а ведь через два дня экзамен по истории. Я не представляла себе, что так скоро встану с этой кровати, оденусь и пойду куда-то. Мне хотелось остаться здесь. Лежать целыми днями, пялиться на виноград…

Однако уже на следующий день на кухне копошилась мама, срочно приехавшая из Бетты. Папа сообщил ей, что у меня была истерика на нервной почве. Ни мама, ни папа, похоже, не знали подробностей. Они понимали лишь, что я рассталась с парнем. И думали, что я очень переживаю из-за экзаменов. Со вздохом я признала: нужно взять себя в руки и идти в школу, иначе мама сойдет с ума от беспокойства.

Мне казалось, будто к моим ногам привязаны две тяжелые гири, которые не дают ходить. Голова гудела, в теле ощущалась слабость, в груди была пустота. Словно кто-то невидимый украл мою душу, пока я спала беспокойным сном. И теперь на ее месте зияла дыра.

ЕГЭ я сдала из рук вон плохо. Если бы не Маша, наверное, получила бы двойки. Но подруга ухитрялась все время быть рядом. Сама-то она знала все на отлично и даже успевала кое-что подсказать мне.

Как, наверное, удивилась бы Маша, если бы узнала, что я разочарована результатом. Раз ЕГЭ все-таки сдан, значит, придется поступать в институт. Но вот зачем?

Когда я подъехала к вузу, во дворе у его входа толпились волнующиеся абитуриенты. Я равнодушно миновала их, зашла в прохладный светлый холл и стала изучать доску объявлений — мне надо было выяснить, в каком кабинете будет проходить экзамен.

В кабинет я вошла самой первой. За столом сидели три женщины. Одна из них обмахивалась расписным соломенным веером и равнодушно смотрела, как взволнованные вчерашние школьники рассаживаются по партам. Вторая тасовала в руках длинные белые листки — билеты. Симпатичная дама с короткой стрижкой разговаривала по мобильному. Наконец, когда волнение улеглось, нас пригласили к столу…

Парень в блестящем голубом костюме, стоящий передо мной, долго выбирал билет. Казалось, он просверлит взглядом бумагу насквозь! Сначала его рука потянулась к правому листку, но неожиданно сделала в воздухе пируэт и вытянула крайний левый. Парень быстро пробежал глазами вопросы, тихо воскликнул "Йес!" и сел на свое место.

Я взяла ближайший ко мне билет. Как назло, именно его я не знала вообще. Внезапно меня словно облили холодной водой — на секунду я будто протрезвела и, оглядевшись, поняла: ведь именно сейчас решается "мое будущее", как сказала бы мама. И если я провалю экзамен — наберу меньше "проходных" двадцати баллов, — меня уже не допустят к следующему. Еще вчера это и являлось моей целью. Но сейчас я представила расстроенные лица родителей, и мне стало совестно. Как же они будут переживать!

Я снова, теперь с большим волнением, перечитала билет. Ну почему мне попалось именно то, что я совсем не знаю? Я сокрушенно покачала головой и шумно вздохнула. Женщина с короткой стрижкой подняла голову от бумаг и с ободряющей улыбкой тихо спросила: "Всё хорошо?" Я смутилась, молча кивнула — мол, всё о'кей — и впилась глазами в вопросы. Минут через тридцать первые смельчаки неуверенно зашелестели бумажками, кто-то кашлянул, кто-то потянулся. Атмосфера немного разрядилась — почти все были готовы отвечать. Все, кроме меня.