Сказки для парочек - Стелла Даффи

Приятели и бывшие любовники Мартина и Джоша сочли Кушлу милой, хорошенькой и весьма заурядной. Она не намерена спорить с ними. Если надо, Кушла будет милой и заурядной. А сегодня как раз тот случай. Она станет разогревать их медленно. Начнет вечер простушкой и закончит неотразимой дивой. Они и не заметят перемены, которая произойдет у них на глазах. Не заметят, пока не станет слишком поздно. По сравнению с видавшими виды Джоан и Питером, журналистами и супругами старой закалки, Кушла — сама юность. И, следовательно, сама невинность.

По мере того, как вечер ползет к финалу, вино перетекает в желудки, а разговоры набирают темп, очарование Кушлы проступает все явственнее.

Если Джоан гневно разносит в пух и прах своих коллег-предателей, переметнувшихся к правым, то Кушла остроумно иронизирует над собой. Подержанная феминистская агрессия Джоан лишь впечатывает новые морщины в ее грубое скуластое лицо со следами многолетнего запойного курения, а смешок Кушлы разглаживает даже мимические морщинки в уголках ее глаз.

Если Мелисса пытается потрясти собравшихся речью о миллионных закупках галереи Саатчи и музея Гугенхайма, то Кушла нашептывает Джошу про зал прерафаэлитов в галерее Тейт — тот самый зал, в который только ленивый не бросил камень. Эти женщины в зеленом и красном, с длинными волосами, с тонкими руками — давняя привязанность Кушлы. Джош молча соглашается и предлагает ей гранат.

Пока мужчины судачат о журналах, машинах и ценах на недвижимость, а женщины — о часах, машинах и ценах на недвижимость, Кушла придвигает стул поближе к Джошу и заводит разговор о нем. Не о том, как Джош встретил Мартина и как Джош любит Мартина, но о самом Джоше. Кушла кивает, улыбается, тихонько шепчет.

Кушла не напивается, она не смешивает напитки. Единственная из гостей, она остается в здравом уме. Ест она не так много, как Мелисса, и не так мало, как Сунита. Непрестанная улыбка обнажает маленький изъян в прикусе, который Джош, к собственному изумлению, находит сексуальным. Об этом открытии он не поведает своему дневнику. Тому самому дневнику, что, как отлично известно Джошу, читает Мартин. Дневнику, который он пишет по вечерам с нескрываемой целью — возбуждать Мартина по утрам.

Если Джош и слышит колокола тревоги, то полагает, что это сработала сигнализация в адвокатской конторе по соседству. Он не замечает мигалок, и сирена не режет ему слух.

Но Мартин видит и слышит все, и проклинает себя за то, что привел эту женщину в дом.

Мартин и Джош прощаются с гостями, усаживая их далеко за полночь на такси. Когда они перемывают и перетирают посуду, долго собиравшаяся гроза разражается мощным ливнем.

— Похоже, ты отлично провел время. — Мартин запихивает тарелки в хромированную подставку.

— А ты против? — Джош подает ему винные бокалы, их тонкие ножки едва не гнутся в пальцах Мартина.

— Она тебе понравилась?

— Полагаю, ты имеешь в виду Кушлу? Да, мне было с ней интересно.

— Это все поняли.

Стекло хрустит в руке Мартина. Джош забирает у него треснувший бокал и выбрасывает в мусор. Каждый шепчет заклятие, адресованное богине примет. Но шепчут слишком тихо, богиня их не слышит. Она снимает макияж, готовясь ко сну, под громкое пение Кэрол Кинг. У богини выдался отвратительный вечер, и она пребывает в растерзанных чувствах.

Нытье Джоша отдается звоном в голове Мартина:

— Она ведь твоя знакомая, Мартин, это ты ее пригласил. Я был всего лишь вежлив с ней. Мы разговорились. А что, было бы лучше, если бы я счел ее тупой занудой и предоставил тебе наслаждаться ее обществом?

— Было бы лучше, если бы ты не игнорировал других гостей и не выделял Кушлу среди прочих.

— Вряд ли Сунита обиделась бы, даже если бы я вытолкал ее за дверь, чтобы без помех побеседовать с новой гостьей. К девяти часам наша актриса была уже в стельку.

— Как обычно.

— И что, я должен был общаться с Сунитой, только потому, что она надралась? Ладно тебе, Мартин, по большому счету ей глубоко на все плевать, она не могла дождаться, чтобы отвалить с Мелиссой.

— Не совсем так. Она не могла дождаться, чтобы отвалить.

— Неважно.

— Я лишь хочу сказать, что все это с моей точки зрения выглядело несколько странно.

— Странно?

— Да.

— Черт, да ты ревнуешь!

Раздражение Мартина находит выход в резком и чересчур затасканном:

— Что ты сказал?

Джош пожимает плечами, отказываясь принимать всерьез гнев любовника — Мартин ведет себя, как ребенок.

— Ты познакомился с девушкой, решил, что она может стать хорошим другом, исключительно твоим другом, и теперь бесишься, потому что мы с ней отлично провели время.

— В ущерб остальным.

— А тебе бы хотелось оказаться на моем месте? Мартин, не надо злиться на меня за то, что ты сам хотел сделать.

Джош принимает мудрое решение — хранить благоразумное спокойствие. Он не заглотнет наживку, не поддастся возмущению. И почему он должен защищаться? Он пока ни в чем не виноват.

— Наши гости остались вполне довольны, — делает он попытку к примирению.

Мартин морщится и не желает успокаиваться, тарелки гремят с пущим неистовством. Джош оборачивает спокойствие склокой:

— Только ты и дулся весь вечер.

— Ага! Значит, ты заметил, что мне было не весело?

— Заметил. Все заметили. Не сомневаюсь, Питер уже строчит в своей колонке: «Ревнивый ислингтонский муж тычет вилкой в морские язычки, в чьих пупырышках отражается его всепожирающая ярость.»

Мартин пренебрежительно усмехается попытке Джоша подражать Питеру, известному фельетонисту. Мартин прекрасно знает: Джош обидится, если ему намекнуть, что он не дотягивает до стилистического уровня бывшего любовника.

Джош оскорблен кривой ухмылкой Мартина и продолжает атаковать:

— По тебе было отлично видно, что ты дико злишься. Но я нарочно не стал ублажать твое самолюбие и потакать смехотворной детской ревности.

Ссора длится, пока они моют посуду. Когда тарелки вымыты и высушены, бокалы, отполированные мягкой тряпочкой, сверкают в темноте шкафа, а кухонный пол выметен, Мартин обнимает Джоша и целует его. На кухне тепло от горячей воды и злости. Из гостиной просочился застоявшийся сигаретный дым, и Джош открывает дверь в сад. Пролившийся дождь очистил небо, и теперь мороз тщится заманить зимний месяц на постой, впечатывая в иней отражение луны пустой.

Мартин босиком ступает на холодную траву, Джош следует за ним. Они целуются под замерзшими звездами, и Джош изо всех сил старается отдаться поцелую. Честно старается.

Они трахаются наверху, на мягком красном хлопке, и — по всей видимости — с легким сердцем желают друг другу спокойной ночи. Но новая луна висит вверх ногами, проливая свет судьбы, и Джош ворочается во сне. Они с Мартином спят спиной друг другу, в узкой, двухдюймовой щели меж их спинами разливается лунное море.

17

Через весь Лондон Кушла летит домой на своих прелестных ножках, скользит по льду с волшебным озорством. Этим вечером она не станет тратиться на уличный флирт. Миссия в самом разгаре, тело и разум сконцентрированы на одной цели. Прядка длинных черных волос надежно утоплена в раковине ванной Мартина и Джоша, уложена колечком под затычкой. Блеск хромированного фильтра обманчив, за ним не видно темно-зеленой плесени, нарастающей двумя сантиметрами ниже, и никакая Рози с ее хваленым домохозяйственным усердием не справится с этой зеленью. Волосок укладывается в изгибе, обещая превратиться в затор. Кушла заперла Джоша и Мартина, теперь у них нет выхода. Отныне Кушлу не смоешь, не сотрешь — ни любовью, ни силой. Серебряная сережка, незаметно оставленная на выбеленной березовой колоде для разделки мяса, напряженно прислушивается к обрывкам крикливой ссоры, улавливает шипение горячечных поцелуев и посылает раскатистые сигналы чистой победы через спящий город, в гнездо Кушлы из слоновой кости. Густо обмазанная тушью ресничка, которую Кушла уронила на чистую наволочку Джоша, увеличивает, как на фотоснимке, его беззащитное лицо во время яростного секса, а потом медленно подмигивает его крепко закрытым глазам. За Джошем и Мартином шпионят, но они сознают это обстоятельство не более, чем матерый олень, который со слепой верой в могущество Бемби приходит к идиотскому выводу, будто ребенок-охотник не выстрелит. Олень умирает медленно, удивленный и окровавленный. Любовь освободила Мартина и Джоша, она выкрасила стены их чудесного дома нежностью и светом, но не научила осторожности.

Из святилища холодной девственной постели Кушла наблюдает, как мужчины занимаются любовью; наблюдает, как они лепят любовь из злости. Алхимия акта впечатляет, но вечно она продолжаться не может. Искусство превращения жизни в золото требует постоянных усилий и сосредоточенности. Кушла откроет им топорность их методов. После секса наступает некое подобие покоя, и вспотевшие мужчины соскальзывают в сон. Джош ворочается, погружаясь в неопределенность, и летучая ресница Кушлы утыкается в его глаз — краткий, но эффективный контакт мгновенно вызывает раздражение. И приязнь. Кушла продолжает наблюдать. Их сон длится, она не отдыхает. Утром Джош не свеж и бодр, как обычно, — его зеленые глаза покраснели и болят, словно от слез. Или от вздохов. Или от того, и другого. Немудрено, что Джош устал, ведь ему всю ночь снилось, как он трахает Кушлу. Всю ночь он трахал Ее. Его солнечное сплетение натружено от приснившихся толчков. Никогда ничего подобного Джошу не снилось, и он просыпается с алым подростковым румянцем на щеках. Мартин ошибочно списывает жар друга на жару в комнате и подумывает уменьшить нагрев. Их дом, похоже, чересчур хорошо отапливается. Вполне достаточно любви, чтобы оставаться поджаристо теплыми всю предстоящую карнавальную зиму.