Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба - Константин Маркович Поповский

бы вас попросить об одном одолженье, сын мой.

Горацио: С глубоким почтением к вашему сану, святой отец.

Священник: Тогда ответьте мне на один вопрос.

Горацио: На все, на которые вы только пожелаете.

Священник: Пока лишь на один. (Подходя ближе, негромко). Что бы вы сказали, случись, что Церковь, обличенная всей полнотой власти в вопросах спасения, исследовав досконально это дело, о котором вы вчера говорили, посчитала бы, что вы… ну, скажем так, прельстились уловкою врага?.. Что виденное вами – только наваждение? Обман? Ухищрение лукавых сил, толкающих нас к погибели?.. Ответьте искренне.

Горацио: Со всей готовностью, раз вы просите… Тут нет секрета. (Следователям). Вы позволите, милорды?

Первый следователь: Сделайте одолжение.

Горацио (Священнику): С глубоким сожалением, я принужден был бы смириться.

Священник: Но сердце? Сердце?

Горацио: В этом я не волен.

Священник: Настолько, что вас не убедил бы даже голос Церкви? Вы так уверены?

Горацио: Как в том, что вижу вас. (Немного насмешливо). Хоть, говорят, есть мудрецы, которые полагают, что, при желании, и это можно оспорить.

Первый следователь: Подальше от таких.

Второй следователь: Наоборот, поближе. Есть много способов, чтобы заставить их переменить это мнение.

Горацио: Как и всякое другое, я думаю.

Священник (негромко, словно сам с собой): Вот эту сутану я ношу уже без малого сорок лет, и что же? – за это время небеса ни разу не подали мне никакого знака, не ободрили меня ни чудом, ни знамением, – и я на них за это не в обиде… (Горацио). Что если этот призрак был сам дьявол?

Горацио: В таком случае, святой отец, согласитесь, что он был на этот раз несколько непоследователен, раз ему пришлось наброситься на самого себя, да еще так, что зло в результате было наказано.

Священник: Ах, сын мой! Но какой ценой? И сколько пролилось невинной крови! Разве небо на это способно?.. Невинные лишились жизни, королевство – короля, престол – наследника, мать – сына, сын – матери, – Боже мой! – и это все по попущенью неба?

Первый следователь (Горацио): Вопрос серьезный.

Горацио: Но на первый взгляд. (Священнику). А почему бы нет? Не все ли происходит по воле неба? Тем более, что я читал у святых отцов, что после того как Адам съел свое яблоко, на земле не осталось ни одного невиновного. Если принять это во внимание, нам не на что роптать. (Глухо, почти сквозь зубы). К тому же, само это слово, «невинный», часто походит на занавеску, которую задергивают, когда удобно, чтобы не видеть правды.

Первый следователь: Похоже, нам грозит серьезный диспут. А ну-ка, ну-ка… (Священнику, негромко) Он вас загонит в угол, защищайтесь.

Священник: Пусть, если этот угол – правда. (Горацио). Взгляните сами, сын мой, – Бог дал нам волю и разум, чтобы мы стремились к добру и избегали зла, и умели отличить одно от другого, а это значит, что дьявол препятствует изо всех сил первому и потворствует второму, то есть строит нам козни и толкает к погибели… Нет, нет, вся эта кровь на его совести, а, следовательно, этот призрак только одна из его уловок.

Первый следователь (Горацио): Аргумент не плох.

Горацио: Но не смертелен.

Первый следователь: Ну-ка, ну-ка…

Горацио (Священнику): Вы смотрите на следствия, – на кровь и ужас, – но среди них упускаете что-то очень важное. Наружу вышла ложь, – вот главное. Неужели это на руку врагу рода человеческого, который сам соткан из лжи, как плащ из нитей? Стоит вам потянуть за одну, как расползется вся ткань.

Первый следователь (Священнику): Он вас одолевает.

Священник (Первому следователю): Мне так не кажется. (Горацио). Ложь, ужас, кровь, обман, насилье, зависть, гордость, похоть и многое другое, чего нам не хватить перечислить и дня, – все это дело рук дьявола и только его одного. Какие тут сомненья? И если вдруг он поступился из этого списка чем-то небольшим, то, можно быть уверенным – лишь ненадолго и только лишь затем, чтобы добиться большего, – как ростовщик, дающий деньги в рост, чтобы получить прибавку.

Первый следователь (Горацио): А он вас зацепил.

Второй следователь: Да, и пребольно.

Горацио: Но лишь при том условии, что сказанное – верно.

Второй следователь: А разве нет?

Горацио: Если мы считаем, что ложь – только один из множества пороков, – то, что ж, тогда конечно. Но ложь – похуже всякого греха. Поднявшись выше звезд и опустившись ниже преисподней, ложь проросла сквозь мир, как плесень прорастает через хлеб, делая его негодным. А это значит, что она опережает всякий грех и всякий порок, и их заботливо растит, хранит и оберегает, как мать своих детей.

Первый следователь: Это что-то уж больно возвышенное.

Горацио: Как и всякая правда, милорд.

Первый следователь: Но все-таки сознайтесь, что вы немного перегнули палку.

Горацио: Скорее, недогнул. Взгляните сами, милорд. Мы называем дьявола князем мира, но это значит, что мир следовало бы тогда называть домом сатаны, то есть местом, где мы ютимся вдалеке от правды, погруженные в ложь, как в сон, не в силах пробудиться и вынужденные скитаться от сновиденья к сновидению, да, при этом, еще в полной уверенности, что мы не спим, что, согласитесь, хуже всякого сна.

Первый следователь (негромко, второму следователю): Я-то, во всяком случае, не сплю.

Второй следователь (негромко): Да уж наверно.

Горацио (не обращая внимания на реплики следователей): Ведь, посмотрите, что такое ложь? Как и сон, она всего лишь подобие правды. Ложь выдает себя за правду, тем самым не давая нам проснуться, но и не погружая нас окончательно в обморок. Поэтому мы живем, как в тумане. Наше знание гадательно, воля – пуглива, чувства – смутны, вера – бессильна, мы поступаем наудачу или с оглядкой на всех, и, при этом, не перестаем твердить о достоинствах нашего ума и сердца, не замечая, что это только пустые слова, не подкрепленные никаким делом.

Первый следователь: Мне кажется, мы потеряли в лице господина Горацио выдающегося проповедника. (Священнику). Ну, что вы ему ответите?

Священник: То же, что и любому другому. Пребывая в ничтожестве и грехе, мы со смирением взываем к небесам и ждем от них ответа.

Первый следователь (Горацио): Кажется, попались.

Горацио (Священнику): Прекрасные слова, святой отец. Но вот вопрос: какой ответ вы ждете? Тот, который вы знаете заранее или же тот, который угоден небу, и от которого у вас, возможно, с непривычки, зашевелятся волосы и побегут мурашки?

Короткая пауза. Присутствующие молча смотрят на Горацио.

(Негромко). А что как небо, вместо того, чтобы утешать самодовольство нашего разума, наперекор всем нашим расчетам и представлениям, расскажет нам нечто такое, что и не снилось нашим мудрецам?.. А ведь, наверное, так оно и будет, потому что если мы живем в царстве лжи, то все наши заранее известные ответы стоят столько же, сколько и эта