Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этот навозный жук так и будет ползать в дерьме, – сказал Страйк Люси, но она не засмеялась. Грубый юмор как способ описания мерзостей жизни она понимала еще хуже, чем Робин.
Страйк устал и проголодался, у него ныла культя, и, покачиваясь вместе с вагоном, он ощущал усталость и подавленность, в основном из-за собственной участи. В течение многих лет он уверенно смотрел в будущее. Прошлое не изменить: он не отрицал случившегося, но зачем понадобилось снова это ворошить, отправляться на поиски сквота, где он не был уже двадцать лет, вспоминать лязг почтового ящика и вопли обезумевшей кошки, в который раз переживать зрелище лежащей в гробу бледно-восковой матери, одетой в платье с рукавами-колокольчиками.
«Ты долбаный идиот, – в ярости твердил себе Страйк, изучая схему метро, чтобы понять, сколько придется сделать пересадок, чтобы добраться до Ника и Илсы. – Уиттекер не имеет отношения к той посылке. Ты просто ищешь повод ему отомстить».
Роковую посылку отправил кто-то методичный, расчетливый и упертый; Уиттекер, по воспоминаниям двадцатилетней давности, был взбалмошным, сумасбродным и переменчивым.
И все же…
Ты дождешься…
Quicklime Girl…
– Черт! – громко выругался Страйк, напугав окружающих.
В этот миг он понял, что проехал пересадку.
11
Feeling easy on the outside,But not so funny on the inside.
Blue Öyster Cult. «This Ain’t the Summer of Love»[22]Следующие двое суток Страйк и Робин поочередно следили за Платиной. Страйк под разными предлогами связывался с Робин в середине рабочего дня и отправлял ее домой до наступления темноты, пока в метро было много народу. В четверг вечером он вел слежку до тех пор, пока эта русская не оказалась в безопасности, под неусыпным надзором мистера Повторного, после чего вернулся в Уондсворт, на Октавиа-стрит, куда временно переселился, чтобы укрыться от репортеров.
Второй раз за время сыскной работы обстоятельства вынуждали Страйка искать приюта у друзей, Ника и Илсы. Их дом, вероятно, был единственным местом, где его привечали когда угодно, но он тем не менее испытывал неловкость, пока делил кров с работающими супругами. Несмотря на все недостатки тесной мансарды над офисом, туда он приходил и уходил когда вздумается, без риска разбудить соседей лязгом металлических ступеней, и при желании мог перекусить в два часа ночи. А теперь он ощущал себя не в своей тарелке, ежедневно садясь за общий стол, и долго терзался от собственной бесцеремонности, если за полночь лез в холодильник, притом что его друзья ничуть не возражали и даже наоборот.
Зато Страйка не нужно было учить соблюдать аккуратность и тишину. Юные годы, проведенные в самых невообразимых условиях, не прошли бесследно. Илса даже отметила, что присутствия Страйка в доме вообще не заметно: в отличие от ее мужа-гастроэнтеролога, он никогда не разбрасывал вещи и не оставлял нараспашку дверцы посудных шкафов.
Из сообщений знакомых Страйк знал, что у входа в агентство все еще ошиваются репортеры и папарацци, а потому смирился с перспективой провести неделю у Ника и Илсы, в комнате для гостей, голые стены которой тоскливо напоминали о ее первоначальном предназначении. Его друзья много лет безрезультатно пытались завести ребенка. Страйк тактично ни о чем не спрашивал и чувствовал, что они – а в особенности Ник – за это благодарны.
Он знал их обоих очень давно, а Илсу, можно сказать, всю сознательную жизнь. Светловолосая, близорукая, она родилась в корнуэльском городке Сент-Моз, который Страйк считал родным. Они вместе бегали в начальную школу и учились в одном классе. Всякий раз, когда Страйк в отрочестве приезжал в гости к Теду и Джоан, дружба с Илсой возобновлялась как ни в чем не бывало, тем более что их матери тоже дружили со школьной скамьи.
С Ником он свел знакомство в лондонском Хэкни, где оканчивал среднюю школу. Ник и Илса познакомились у Страйка на дне рождения, после чего встречались в течение года, но потом расстались, продолжив учебу в разных университетах. Только в возрасте двадцати пяти лет (русые волосы Ника начали редеть, когда ему стукнуло двадцать) они встретились снова: на тот момент Илса была помолвлена с неким адвокатом, а Ник встречался с коллегой по врачебной практике. В считаные недели оба порвали со своими партнерами, а еще через год сыграли свадьбу, на которую Страйка пригласили свидетелем.
В половине одиннадцатого вечера Страйк вернулся в их дом. Не успел он затворить входную дверь, как Ник с Илсой поприветствовали его из гостиной и пригласили разделить с ними огромную порцию заказанного на дом карри.
– А это что? – спросил он, в замешательстве разглядывая гирлянды с британским флагом, ворох бумажек, какие-то записки и большой пластиковый пакет, наполненный красно-бело-синими одноразовыми стаканчиками.
– На нашей улице организуется праздник в честь королевской свадьбы, – объяснила Илса.
– Боже милостивый…
Страйк помрачнел, наполняя свою тарелку тепловатым мадрасским карри.
– Будет весело! Обязательно приходи.
От взгляда Страйка она сдавленно хихикнула.
– День удачно прошел? – поинтересовался Ник, протягивая ему банку пива «Теннентс».
– Куда там. – Страйк с благодарностью принял пиво. – Облом полный. Минус два клиента.
Ник и Илса сочувственно повздыхали и понимающе умолкли, пока он за обе щеки уплетал карри. Усталый и подавленный, Страйк размышлял о том, что посылка с отрезанной ногой подорвала его бизнес, на который было угроблено столько сил. В связи с этой историей, не имеющей, впрочем, никакого отношения к расследованиям, его фотография теперь не сходила со страниц газет и интернет-сайтов. Пресса не упускала случая напомнить миру, что у Страйка только одна нога; он не стыдился своего увечья, но ни за что не стал бы им спекулировать. В воздухе пахло какой-то гнильцой. У Страйка было такое чувство, будто и сам он гниет заживо.
– Что там с этой ногой? – спросила Илса, когда Страйк прикончил щедрую порцию карри и почти осушил банку пива. – Полицейские хоть что-нибудь делают?
– Завтра вечером обговорю это с Уордлом, но сомневаюсь, что они раскопали нечто стоящее. Сам-то он специализируется на организованной преступности.
Подробности о той троице Страйк держал при себе, считая, что эти подонки – если допустить, что именно они прислали отрезанную ногу, – могут быть опасны и мстительны, хотя как-то раз сказал Нику с Илсой, что в прошлом уже сталкивался с преступником, который отсекал и посылал по почте части тел. Понятное дело, супруги сразу же приняли сторону Уордла, не сомневаясь в вине подозреваемого.
Сидя на мягком зеленом диване, сыщик впервые за долгие годы вспомнил, что Ник и Илса некогда были знакомы с Джеффом Уиттекером. Совершеннолетие Страйка праздновали в Уайтчепеле, в пабе «Белл»; в то время его мать была на шестом месяце беременности. Застывшее маской лицо его тетушки Джоан выражало смесь осуждения и наигранной радости; дядя Тед, который обычно выступал этаким буфером между всеми, не сумел скрыть злость и отвращение, когда каланча Уиттекер прервал танцы, чтобы исполнить одну из песенок собственного сочинения. Страйк вспомнил, как разозлился сам: он готов был перенестись куда угодно, хоть в Оксфорд, лишь бы подальше от этого позора. Впрочем, Ник с Илсой, скорее всего, мало что запомнили из событий того вечера: они были слишком заняты друг другом, ошеломленные и пораженные внезапно вспыхнувшим глубоким взаимным интересом.
– Беспокоишься о Робин, – произнесла Илса, больше утверждая, чем спрашивая.
Страйк что-то согласно промычал, пережевывая индийскую лепешку паан. За истекшие четыре дня он много думал о своей помощнице. В этой опасной ситуации она не по своей вине оказалась уязвимым и слабым звеном; несомненно, тот, кто решил адресовать посылку именно ей, на это рассчитывал. Будь у Страйка в подчинении мужчина, поводов для беспокойства было бы куда меньше.
Не забывал Страйк и о том, что Робин, по сути, не имела никакого профессионального опыта. Зато она могла вызвать на откровенность самого упрямого свидетеля, с которым Страйк, огромный, грозного вида, далеко бы не продвинулся. Ее обаяние и деликатность сотни раз отводили подозрение и открывали не одну дверь, значительно облегчая работу Страйка. Он понимал, сколь многим ей обязан, но сейчас лучше было бы вывести ее из игры, пока отправитель той посылки разгуливает на свободе.
– Мне нравится Робин, – сказала Илса.
– Всем нравится Робин, – почти сразу же хрипло ответил Страйк, вгрызаясь в паан.
Это была чистая правда: его сестра Люси, заходившие в офис приятели, клиенты – все считали нужным сказать Страйку, как нравится им его помощница. Но в голосе Илсы ему послышались нотки любопытства, отчего он взял крайне отчужденный тон в разговоре о Робин и ненадолго успокоился, только услышав следующий вопрос Илсы.
- Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер - Иностранный детектив
- Так поступают мужчины - Чейз Джеймс Хэдли - Иностранный детектив
- Приют Святой Патриции - Юхан Теорин - Иностранный детектив
- Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры (сборник) - Найо Марш - Иностранный детектив
- Призрак ночи - Герритсен Тесс - Иностранный детектив
- Приманка для моего убийцы - Лорет Энн Уайт - Иностранный детектив
- Милая девочка - Мэри Кубика - Иностранный детектив
- Дочь палача и Совет двенадцати - Оливер Пётч - Иностранный детектив
- Ласковый голос смерти - Элизабет Хейнс - Иностранный детектив
- Смерть на каникулах - Джозефина Белл - Иностранный детектив