Под голубой луной - Пенелопа Уильямсон

Трелони отступил назад, и только тогда Джессалин поняла, что все это время сдерживала дыхание.

– Благодарю вас за замечательный вечер, мисс Летти. Может быть, мы как-нибудь еще прокатимся, но уже на настоящих лошадях.

Джессалин смотрела на его лицо, на пронзительные глаза и суровый рот. «С ним опасно иметь дело…» Он и притягивал, и в то же время отталкивал ее. Она попыталась было сказать, что он не должен приходить к ним, пока их официально не представили друг другу, но грудь и горло так сжало, что невозможно было произнести ни слова.

– Джессалин!

Она обернулась и увидела спешащего к ней высокого юношу. Тот приветственно помахал шляпой, и свет фонарей позолотил его волосы, превратив их в сияющий ореол.

– Кларенс! – обрадовалась Джессалин.

– Я так и знал, что найду тебя здесь, – сказал он, подходя поближе. – Но даже не смел надеяться… – Схватив ее руки, Кларенс расплылся в обаятельной улыбке, обнажившей небольшой просвет между передними зубами. Изумрудно-зеленые глаза смотрели тепло и открыто. Но вот его взгляд скользнул за ее спину, и они сузились.

Джессалин обернулась и увидела удаляющуюся спину Трелони. Почему-то стало очень обидно, словно ее как щенка вывезли в чистое поле и бросили.

– Ты была с Маккейди Трелони? – с нескрываемым удивлением поинтересовался Кларенс.

– Что? – Джессалин только сейчас заметила, что Кларенс по-прежнему держит обе ее руки в своих и пристально смотрит ей в лицо. Освободив руки, она заставила себя рассмеяться. – О нет, я даже не знаю мистера Трелони. Точнее, не настолько, чтобы с ним разговаривать. Ну, может быть, и настолько, чтобы разговаривать, но я его не знаю… Если ты понимаешь, что я имею в виду…

Кларенс широко улыбнулся.

– Джессалин, ты лопочешь. А лопочешь ты тогда, когда нервничаешь. Или тогда, когда тебе есть что скрывать.

Он ее слишком хорошо знал, этот Кларенс Титвелл. В детстве они почти не расставались – плавали, катались верхом, рыбачили. Они делились друг с другом мечтами и секретами. Но с тех пор много воды утекло: те мечты и секреты казались теперь совсем детскими. С тех пор как Титвелл уехал в Итон, а потом поступил в университет, они почти не виделись. И Джессалин внезапно осознала, что перед ней взрослый мужчина, стройный, светловолосый, одетый как типичный лондонец – в табачного цвета пальто и желтовато-коричневые модные брюки.

Двоюродные братья. Кларенс и этот Трелони – они ведь кузены.

Теперь Джессалин вспомнила… Сестра матери Кларенса была замужем за графом Сирхэем. Все уже умерли. И граф, и мать Кларенса, и ее сестра. С ними был связан какой-то скандал. Из тех, всякие разговоры о которых тотчас же прекращаются, стоит молодой девушке зайти в комнату. Обычно это означает, что кто-то вступил с кем-то в связь, не состоя в браке.

– Джессалин?

Джессалин пристально посмотрела на Кларенса, ища хоть какое-то сходство с его темноволосым кузеном. Не считая высокого роста, их можно было назвать полной противоположностью друг другу.

Он рассматривал ее так же внимательно, как и она его.

– А ты изменилась, – сказал он наконец. – Повзрослела.

– Ты тоже. – Они слегка улыбнулись друг другу, как люди, связанные общими воспоминаниями.

– А где твоя бабушка? – вдруг довольно резко спросил он. – Ведь не могла же она позволить тебе гулять по ярмарке в одиночестве. Особенно теперь, когда ты уже совсем взрослая.

Джессалин рассмеялась. К ней вдруг вернулась прежняя беззаботность.

– У меня тут в некотором роде компаньонка. Но она покинула меня, соблазненная имбирным пивом.

Кларенс протянул ей руку.

– Сейчас будут зажигать костер. Хочешь посмотреть? Они пошли вдоль набережной. Бухта, как дикобраз, ощетинилась всевозможными мачтами. Воздух пропитался запахами дегтя, канатов и ржавых корабельных цепей. Разговор перескакивал с леди Летти и конного завода на жизнь Кларенса в Кембридже, на прием, который устраивал Титвелл-старший завтра в Ларкхейвене, своей сельской усадьбе. Джессалин улыбалась своему спутнику, они звонко хохотали, – но какая-то часть ее мозга ни на минуту не переставала высматривать в толпе его темноволосого и темноглазого кузена.

Торговцы рыбы не упустили возможность воспользоваться ярмарочным оживлением. Вдоль всей пристани был разложен их пахучий товар. Блестящая макрель и окуни трепыхались прямо на гранитных плитах в окружении мешков с устрицами и бочонков с сельдью. Торговка в кожаном фартуке поверх ярко-алой юбки зазывно закричала, когда они проходили мимо нее:

– Эй! Э re-гей! Купите свеженьких моллюсков!

– А помнишь последнюю ярмарку, перед тем как тебя отослали в школу? – спросила Джессалин. В тот раз они обнаружили позади одной из пивнушек бочку с элем, за которой никто не присматривал. Джессалин подбила товарища отведать. – Мы с тобой оба так опьянели, что пытались прокрасться в балаган. Тут-то нас и поймали.

Кларенс нагнулся, чтобы поднять омара, выкарабкавшегося из объемистой корзины.

– А меня еще и здорово выпороли.

Джессалин досмотрела на его склоненные плечи, на белокурые волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, и почувствовала прилив нежности.

– Бедный Кларенс. Из-за меня ты вечно попадал в переделки, да?

Кларенс выпрямился, взглянул на нее и улыбнулся.

– Но удовольствие всегда того стоило.

Поднявшись по центральной улице, они вышли на рыночную площадь, ярко освещенную факелами из просмоленной парусины. В домах на всех подоконниках во множестве горели свечи.

Посреди булыжной площади возвышалась огромная пирамида, сложенная из обломков мачт, снастей и прочего хлама. Они пришли как раз вовремя – политая рыбьим жиром, рухлядь занялась, чуть к ней поднесли факел. Жаркое пламя отразилось в десятках окон.

Джессалин и Кларенс, потягивая из маленьких кружечек пиво с капелькой рома, ждали, пока в углях испечется картофель. По небу плыла ярко-лимонная луна. Подувший с моря ветер принес запах рыбы и обещание утреннего тумана.

Кларенс стоял рядом тихо-тихо, и Джессалин обернулась к нему. На лице юноши застыло какое-то странное выражение, какая-то смутная напряженность. И тут Джессалин поняла, что сейчас он ее поцелует. Твердо решив уклониться, она почему-то в последний момент растерялась. Губы Кларенса, теплые и сухие, прижались к ее губам буквально на секунду.

Кларенс взял ее руку, но она высвободилась.

– Тебе не следовало этого делать.

Кларенс извинился, но в его голосе не чувствовалось особого раскаяния.

– Не знаю, что это на меня нашло…

– И все равно тебе не следовало этого делать.

А ей не следовало этого позволять. Их видел весь Пензанс. И бабушка теперь обязательно узнает. Как, впрочем, и остальные жители Корнуолла. И местные сплетники не успокоятся, пока не увидят их перед алтарем.