Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век - Сони Джимми

Безразличные к любой красоте, что не служит целям выживания, крайне расточительные и неумолимые – природа и техно не так уж далеки друг от друга.

5. Определенно нестандартный тип юноши

Мы уже говорили о том, что большинство великих писателей имеют библиографию, а не биографию. Тот факт, что всю свою жизнь они посвящают работе, не оставляет в итоге почти ничего, кроме самих слов. Даже если бы мы обладали сомнительной привилегией наблюдать за тем, как они ежедневно часами корпят за письменным столом, мы бы получили больше информации просто со страниц их книг. Что-то подобное можно сказать и о Клоде Шенноне в этот период времени, когда он работал с такой скоростью и погруженностью в процесс, как никогда в своей жизни. Что мы можем узнать о том, каким он был, судя по тому, что он сделал?

Возьмем для примера отдельные названия научных работ, которые выбрали современники Шеннона, его коллеги на факультете инженерного дела МТИ: «Скин-эффект отношения активного сопротивления к омическому в круговой петле провода», «Исследование двух методов измерения ускорения ротационных машин», «Три механизма разрушения пирексного стекла», «План реконструкции промышленной электростанции», «Предложение по электрификации участков железной дороги в Бостоне и штате Мэн отделения Хейверхилл». Все они были прочно и практично привязаны к миру вещей. В лучших традициях инженерного дела эти специалисты находили новое применение старым материалам или строили физические системы более высоких стандартов или эффективности и силы.

Если говорить в этой связи о Шенноне, то и здесь он отличался от своих талантливых собратьев-инженеров. Он оставался изобретателем-самоучкой до конца своих дней и занимался ручным трудом даже тогда, когда в этом не было уже никакой нужды. Но в отличие от других, Клод мог взглянуть на вещи иначе, увидев то, что не способны были заметить другие. Шеннон любил чувствовать предметы под своими руками, до того момента, пока не начинал абстрагироваться от них. Переключатели были не просто переключателями, а образным представлением для математики. В мире найдешь легионы жонглеров и ездоков на одноколесных велосипедах, но лишь немногие из них столь же сильно, как Шеннон, стремились подогнать эти занятия к уравнениям. Но самое важное – это то, что он смог взглянуть абстрактно на проблему связи, определив ту структуру и форму, которые были общими для любого сообщения. Во всех этих начинаниях его отличал не столько объем сделанной работы, сколько эффективность и мастерское конструирование моделей: уменьшение крупных проблем до их основной сути. Искореняя всякое ремесленничество и двусмысленность, ища способы, при которых человеческие артефакты просто представляли бы собой математические символы, Шеннон в свои двадцать лет проделал основную работу, позволяющую оценить всю его дальнейшую деятельность.

Есть увлеченные ученые, которые разрываются на части от тех возможностей, что предоставляет им мир, они жадны до фактов. А есть те, кто отходит на шаг назад, и их обособленность – непременное условие их работы. Шеннон относился ко вторым: человек, погруженный в свои мысли. В двадцать лет – его самые продуктивные годы – он довел свое умение абстрагироваться до глубокого ухода в себя и почти деструктивной робости. Однако человек отвлеченный так же мог быть склонен к игре и развлечению – на самом деле он был особенно к этому расположен. Любить те вещи, которые окружают нас, и в то же время с легкостью променять их на «настоящую реальность», состоящую из цифр, теорем и логической мощи – человеку с соответствующим характером мир мог показаться бесконечной шуткой.

Переключатели были не просто переключателями, а образным представлением для математики.

«Раскройте ваш секрет, как оставаться таким беззаботным?» – обратился к Шеннону журналист уже в более поздние годы его жизни. И Шеннон ответил: «Я делаю то, что получается у меня естественно. А целесообразность не является для меня главной целью… Я постоянно спрашиваю себя: “Как бы ты сделал это? Можно ли заставить машину сделать это? Способен ли ты доказать эту теорему?” Для человека, способного абстрагироваться столь сильно, мир существует не для того, чтобы использовать его, а только для игры, манипуляции с помощью рук и ума. Шеннон был атеистом и, похоже, воспринимал это вполне естественно, не переживая никаких кризисов веры. Размышляя над истоками человеческого интеллекта в разговоре с тем же журналистом, он сказал довольно буднично: «Так получилось, что я не религиозный человек, и не думаю, что, если бы я им был, мне бы это помогло!» И все же в его интуитивном понимании, что мир, который мы видим, представляет собой что-то другое, есть некий намек на то, что его дальние предки-пуритане могли признать в нем родственную душу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Что-то в Шенноне, возможно, его замкнутость и отрешенность от мира, похоже, заставило других людей демонстрировать свое желание защитить его, даже в целом не сентиментальных технарей из МТИ. Худой как палка, провинциал, явно одаренный человек. Угловатое лицо, адамово яблоко, слишком крупное для его шеи: он выглядел как юноша, который постоянно рискует быть ограбленным или сбитым автобусом. Когда его внесли в списки учеников на занятия по летному делу накануне публикации его магистерской диссертации, профессор курса МТИ немедленно вычеркнул его как странного юношу – даже для Кембриджа – и провел опрос мнений среди своих коллег. Проведя свои изыскания, летчик-инструктор написал в письме президенту МТИ: «Я убежден в том, что Шеннон не только необычный, но на самом деле почти гениальный из всех самых необычных и многообещающих студентов». С разрешения президента он запретил Шеннону летать: его жизнь была слишком дорога, чтобы рисковать ею.

Угловатое лицо, адамово яблоко, слишком крупное для его шеи: он выглядел как юноша, который постоянно рискует быть ограбленным или сбитым автобусом.

Два дня спустя президент МТИ, физик Карл Тейлор Комптон, написал взвешенное ответное послание: «Я в некоторой степени сомневаюсь в целесообразности того, чтобы заставлять молодого человека отказываться от полетов или самоуправно лишать его предоставленной ему возможности на том основании, что он интеллектуально превосходит других. Не уверен, что в дальнейшем это скажется благотворно на развитии его характера и личности».

Итак, получив разрешение администрации, Шеннон сохранил право летать. Ему, как и любому другому студенту, было позволено рисковать своими мозгами. И он рисковал, как и все, осваивая летательные аппараты с простыми двигателями в летной школе. Винты жужжали, как огромные осы, но его полеты всегда заканчивались благополучно. На фото 1939 года он стоит рядом с «Пайпер Каб», легким двухместным самолетом, популярным в те годы в летных школах. Он не по случаю хорошо одет – белый воротничок накрахмален, а галстук туго затянут – и серьезно смотрит в камеру, положив руку на двигатель самолета.

Те, кто отвечал за обучение Шеннона, заботились о нем не меньше, чем те, кто отвечал за его безопасность. Буш, описывая его своему коллеге, называл парня «определенно нестандартным типом юноши». «Он очень робкий и застенчивый человек, чрезвычайно скромный, который с готовностью уступит дорогу любому, кто понаглее». Всем было понятно, что диссертация Шеннона предрекала конец эпохи аналогового компьютера, которому его научный руководитель посвятил полтора десятилетия. Однако Буш был достаточно мудрым и опытным преподавателем и инженером, чтобы признать выдающиеся способности студента. Автор научных публикаций Уильям Паундстоун отмечает: «Буш считал Шеннона универсальным гением, чьи таланты могли развиваться в любом направлении». Более того, Буш решил сам выбрать для него направление.

К концу 1930-х годов Буш был одной из самых влиятельных фигур американской науки. И Шеннону повезло стать его подопечным. В тот год, когда была опубликована магистерская диссертация Шеннона, Буш убедил его в том, что математика, а не электрическая инженерия была наиболее престижной областью знаний, и поспособствовал тому, чтобы его приняли в программу МТИ по защите докторской диссертации по математике. В то же время связи Буша в инженерном мире помогли Шеннону получить за свою магистерскую работу премию имени Альфреда Нобеля. (К сожалению, она не имела никакого отношения к гораздо более знаменитой премии Альфреда Нобеля.) Эта награда, вручаемая американскими инженерными обществами за лучшую статью, написанную ученым в возрасте до тридцати лет, предполагала ранний выбор направления в конкретной области знаний, а также получение сертификата и денежного вознаграждения в размере 500 долларов. Это также означало скромное признание вне выбранной сферы деятельности, включая краткую заметку – «МОЛОДОЙ ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ПОЛУЧИЛ ПРЕМИЮ ИМЕНИ АЛЬФРЕДА НОБЕЛЯ» – на восьмой странице «Нью-Йорк Таймс». А в Мичигане в газете Otsego County Herald Times Шеннона провозгласили местным мальчиком, добившимся успеха (естественно, на первой полосе).