Гувернантка с секретом - Анастасия Александровна Логинова

к мысли, что все это уже проделали полицейские. Убийца действовал хитрее. Ведь практически сразу после выстрела гости столпились в коридоре, спрятать здесь что-то было бы трудно.

Спальные комнаты должны быть заперты, так что едва ли убийца мог подкинуть оружие кому-то.

Библиотека… словом, она тоже была занята.

В танцевальной зале оставались музыканты, которым не полагалось прекращать играть. В столовой могли быть нанятые официанты, которые постоянно подносили блюда. А вот в гостиной…

Я поспешила войти в полутемный зал гостиной – здесь весь вечер сидели только несколько нетанцующих заядлых картежников, да и те, скорее всего, вышли в коридор узнать, что за шум. Здесь вполне можно было что-то спрятать, улучив момент.

Я обошла со светильником все шкафы и серванты.

Поискала меж диванными подушками. В фарфоровых вазах с цветами. За портьерами.

Нашла дамский чулок и зацепившуюся за него запонку, давно потерянную Полесовым, а потом… нашла все-таки и револьвер.

Его положили под крышку фортепиано в гостиной, на узкую полочку подле струн. Очень маленький – поместился бы и на моей ладони, с коротким стволом и рукояткой, похожей на клюв попугая. Я очень жалела сейчас, что совсем не разбираюсь в оружии: ничего не смыслила в марках и даже взять его в руки робела. Но все же пересилила себя, дотянулась и вынула из фортепиано. Тщательно осмотрела, запоминая каждую деталь, чтобы позже суметь описать эту модель и узнать название. И изо всех сил пыталась запомнить пять цифр, оттисненных у рукоятки, – наверняка каждый номер у револьверов уникальный и по нему можно хотя бы вычислить, где оружие было произведено и в каком году. А может, даже узнать, кому оно было выдано. Едва ли убийца пользовался табельным оружием, учитывая, что купить любой револьвер совершенно нетрудно, но – вдруг?

Запомнив номер, я решила, что лучше положить револьвер обратно, чем забирать с собою, и едва опустила крышку фортепиано, как услышала шаги в коридоре. Должно быть, действовала я слишком громко. Тотчас я бросилась к двери, но в гостиную уже вошел Жорж Полесов в пальто и шляпе – видимо, только что вернулся из своего клуба.

– Это вы, Лида? – изумился он, увидев меня в кромешной тьме со светильником в руке, растрепанную и с подоткнутой юбкой, неприлично оголяющей ноги до самых колен.

– Я услышала какой-то шум в гостиной и решила проверить… – солгала я, спешно оправляя юбку. – После случившегося я теперь от каждого шороха вздрагиваю. Простите мне мой вид…

– Да что уж там… после случившегося у нас у всех вид не лучший, – Жоржик и впрямь выглядел несчастным. – Я тоже места себе не нахожу, вот даже в клуб поехал в надежде хоть немного расслабиться – только не помогло. Знали бы вы, Лидочка, как мне сейчас нужно простое человеческое участие. А уж коли мне, взрослому мужчине, так тяжело, могу только представлять, как страшно вам, такой хрупкой, беззащитной и нежной… – Ладонь Полесова тяжело легла на мое плечо. – Нам всем сейчас нужно объединиться, я просто не имею права оставить вас одну. Ведь убийца может вернуться в любой момент, зайчонок мой…

Я брезгливо покосилась на его ладонь на моем плече.

– Благодарю за заботу, Георгий Павлович. И все же не волнуйтесь: у меня подле кровати, знаете ли, теперь всегда стоит бронзовый подсвечник. Очень тяжелый.

Жоржик отшатнулся и отчего-то потер затылок. Заметил плаксиво:

– Ох, Лидочка, я же от чистого сердца помощь предлагаю, а вы меня подсвечником… пугаете. Нехорошо, право, с вашей стороны.

Глава девятая

Наутро дети были сонные и квелые, несмотря на то что Катюша разбудила их даже в половине десятого. Елена Сергеевна всячески настаивала, чтобы занятия сегодня отменили совсем – в связи с печальными событиями. Но я не позволила и думать о том.

Хотя сама с трудом могла сосредоточиться на уроках. Чуть свет я уже съездила к Марго, отправив Платону Алексеевичу сообщение с подробным описанием ситуации с Балдинским.

– Ты думаешь, дорогуша, что Сорокин скрывался под именем Балдинского? – уточнила Марго и сделала вывод, который мне раньше в голову не приходил: – Если теперь он мертв, то и Полесовы нам более не нужны. Верно, Шувалов скоро отзовет тебя в Петербург.

Меня же эта перспектива почему-то не радовала. Я не виновата в смерти Балдинского – это случайность, которую нельзя было предугадать. Однако я не могла отделаться от мысли, что провалила задание.

– Нужно найти убийцу Балдинского, – ответила я упрямо, – я очень удивлюсь, если окажется, что это убийство никак не связано с нашим делом. И думаю, что Полесовы нам еще нужны.

– Ну, это не тебе решать, дорогуша моя, – хмыкнула Марго. Она уже, не теряя времени, шифровала мое сообщение, пообещав, что Платон Алексеевич получит его через несколько часов.

Я же попрощалась с ней и поспешила вернуться на Пречистенку.

Первым делом, войдя в квартиру, я прошла в гостиную и заглянула под крышку фортепиано – револьвер еще лежал там. Вообще, и то, что убийца решил припрятать оружие в доме, и то, что стрелял через подушку, дабы заглушить выстрел, и его холодная расчетливость при убийстве – все говорило о том, что я столкнулась с профессионалом. Хотя само убийство едва ли тщательно планировали. Не думаю, что убийца шел на этот бал с намерением застрелить Балдинского.

Однако знание мое, где лежит револьвер, – очень большая удача. Убийца наверняка вернется за ним, главное теперь – не упустить этот момент. И разумеется, мне следует стать еще более осторожной, нельзя себя чем-то выдать.

Конечно, я думала в то утро и об Ильицком. До сих пор мне не верилось, что вчера он вот так просто появился в моей жизни. Снова. И мало того – сделал мне предложение. А я ему отказала. При воспоминании о том я не выдержала и улыбнулась, а Мари, которая именно сейчас рассказывала урок, нахмурилась. Верно, подумала, что я над ней смеюсь.

Впрочем, улыбка эта продержалась на моих губах недолго: чем дольше я думала, тем более странным мне казалось появление Ильицкого на вчерашнем балу. Платон Алексеевич любит повторять, что давно уже не верит в совпадения, и я, признаться, склонна с ним согласиться… Но ежели допустить, что Евгений солгал о случайности нашей встречи, то сам собою напрашивается вопрос: зачем? Неужто придется и искренность его поцелуев ставить под сомнение? И его предложение – такое внезапное – тоже? Думать об этом было невыносимо…

А более всего меня смущала дружба Ильицкого с этим Якимовым, профессором математики и приятелем Сорокина.