Загадочная Шмыга - Лада Акимова

Премьера оперетты «Поцелуй Чаниты» состоялась 29 декабря 1956 года.

Любить глубоко я могу только раз,Но когда придет этот час?Но когда придет этот час?Любить глубоко я могу одного,Но как узнать, кого? —

пела она от лица своей героини.

Как выяснилось, в театре уже все и все давно знали. А то, чего не было, допридумывали. Она слышала за своей спиной шушуканье, но старалась не обращать внимания. «Опомнись, Танечка! Зачем тебе этот старик?», «Красавица и Чудовище!», «Странная пара!» — что только ей не доводилось слышать, какими эпитетами не награждали ее и Канделаки, хотя между ними еще вообще ничего не было. Единственное, что осталось неизменным, — это поездки Канделаки за троллейбусом да их совместные прогулки в Серебряном Бору.

Но не столько поразили ее коллеги, как поклонники. Вот уж кто воспринял ее «связь» с Канделаки в штыки.

Некоторые из самых любопытных пытались даже проследить за ней — куда, когда и, главное, с кем она поехала.

Испугавшись, что сплетни достигнут ушей мужа и родителей, она приняла решение обо всем рассказать.

Первым ее признание услышал муж. На следующий день, сообщив родителям, что они с Танечкой уедут на несколько дней в дом отдыха, он отвез ее в студию на Шаболовке и запер в своем кабинете.

Разговор был трудным и мучительным для обоих. Прав Грибоедов, ох как прав: «Муж-мальчик, муж-слуга». Вот так и с актрисой: надо быть либо ее слугой, либо соратником. А у них слишком разные темпы жизни: она полностью поглощена своей работой в театре, он — на телевидении. В свободное время вытащить ее куда-нибудь в гости весьма проблематично: «Рудька, сходи один. Я лучше дома посижу, почитаю, над ролью поработаю». «Пленница» была выпущена на свободу только тогда, когда Рудольф Борецкий понял — жену надо отпустить. Это не блажь, не легкое увлечение, а нечто большее. Он знал: если уж жена решила, значит, все серьезно.

А еще — он был благодарен своей «Маленькой» за чистоту и честность. За то, что она не была предательницей.

С Борецким они разошлись достойно, без громких выяснений отношений. Единственное, что ее «убило», — сама процедура развода. Пришли они в суд, а там сидят какие— то бабушки и начинают копаться в их личной жизни. «Ты красивая, он красивый, что вам еще надо?» — говорили они. Выйдя из суда, она разрыдалась, настолько все это выглядело омерзительно. И даже Рудьке сказала: «Ты никогда не женись больше». Конечно же она имела в виду регистрацию брака.

С родителями все было намного сложнее. Когда они узнали о том, что дочь уходит к Канделаки, человеку, который годится ей в отцы, — они пришли в ужас.

Со временем страсти улеглись. С первым мужем ей удалось сохранить хорошие отношения, Канделаки обаял ее маму и расположил к себе папу. Казалось бы, живи да радуйся! Поначалу так и было. Она любила и была любима. Они вдвоем стойко переносили то, что происходило в театре. И если про нее просто сплетничали и пытались обвинить в корысти, то Канделаки грозили партбилетом. Лишь однажды не выдержала. «Господи, — плакала она после спектакля в своей гримерной, — ну что же мне теперь — разлюбить его за то, что он главный режиссер?»

Разлюбила она его лет через пять. Поначалу все списывала на притирку характеров. А потом поняла, что это обыкновенный мужской эгоизм. Частенько их разговоры заканчивались одним и тем же: «Мое мнение единственное, и потому оно верное». Интересно, а есть ли вообще мужчины, которые считают иначе?

— Ты куда? — Канделаки стоял около входной двери.

— Володя, у меня сегодня репетиция и сегодня же нам представляют нового художественного руководителя. Вечером, как всегда, спектакль.

— Я приеду за тобой.

— Не надо.

— У тебя кто-то есть? Поэтому ты не хочешь уходить из театра?

— Владимир Аркадьевич! Опять вы за свое. Пустите меня, мне нужно на репетицию!

— Я тебя отвезу!

— Делайте что хотите. — Голос опять сел. Она устало прислонилась к дверному косяку. Что поделать, если иногда ее отношения с Канделаки напоминали сценку из самой пошлой оперетты.

— Боже, что я делаю? — услышала она. — Знаю ведь, что все равно уйдешь от меня. Боюсь этого.

— И именно поэтому, — прошептала она осевшим голосом, — ты меня оскорбляешь своей ревностью? Или ты хочешь сказать, что все эти годы я жила с тобой только потому, что ты главный режиссер? А теперь ты мне стал не нужен? Мало мне тычков от так называемых коллег, от которых я на протяжении десяти лет выслушивала подобное? Да, вы сделали из меня актрису, — от волнения она вновь перешла с мужем на «вы», — и за это я вам благодарна, но если бы я не была вашей женой, вы не стали бы занимать меня в своих постановках? Договаривайте, Владимир Аркадьевич. Но только смею вам заметить, что я играла еще до вашего прихода в НАШ театр и буду играть после вашего ухода.

Все… Пошлейшая оперетта. Комедия положений. Театр абсурда. Все, что угодно, но только не семейная жизнь.

Она уже знала, что ждет ее вечером: бесконечные разговоры, придирки, подозрения, выяснения отношений. Уйти? Сколько раз эта мысль приходила ей в голову. Но как мама переживет ее уход от Канделаки? У нее больное сердце.

Вот она — опять та же самая воронка. Вдохнула, нырнула и… резко в сторону. Будь что будет. Ей надо беречь голос. Сегодня репетиция. И сегодня же приходит в театр новый руководитель. Оставит он ее в театре или предложит поискать другое место работы? Что ей делать с Элизой Дулитл? Как играть вечерний спектакль? Бог мой: Чана! Нет, все-таки прав Канделаки — она еще маленькая девочка, верит в талисманчик.

Каблучки застучали по коридору. Она скрылась в спальне. Вот она — ее Чанита, маленькая резиновая куколка, ее талисман. Как-то после спектакля «Поцелуй Чаниты» она обнаружила куколку в букете цветов. Подарил кто-то из поклонников. А через некоторое время та Чана пропала. Она расстроилась, а потом вновь в одном из букетов обнаружила почти такую же куколку. И вновь назвала ее Чаной. С тех пор она не расстается с ней, всегда берет на спектакль, репетицию, гастроли…

— Ну что, Таня, поехали? — Голос мужа звучал спокойно.

— Да, Володя, я готова!

Скорее бы вечерний спектакль. Она выйдет на сцену и забудет обо всем, что произошло. Сцена лечит.

Глубокий вдох, прижатые друг к другу ладони подняты к лицу. «Все будет хорошо!» С этой мыслью она открыла дверь служебного входа Театра оперетты. Что ждет ее за ней?

«Изменить» своему театру, в котором проработала пятьдесят пять лет, она смогла лишь не так давно. И нисколько не пожалела об этом. Поддалась на долгие уговоры главного режиссера Театра имени М. Н. Ермоловой Владимира Алексеевича Андреева.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});