Различные миры моей души. Том 1. Сборник повестей - Карина Василь

– Ты говоришь о распятии? – с ужасом отшатнулся Каиафа. Но в глазах его зажёгся интерес.

– Именно. Истинно римское наказание. Это будет жестокая ирония, если римская власть покарает за нарушение иудейских законов. Это будет наше торжество. И никто не посмеет оспорить, что наша власть от Бога!

Иосяф Каиафа встал. Заложив руки за спину, он отошёл от лавки, где они сидели вдвоём.

– Но захочет ли римский временщик казнить своего человека?

– Надо сделать так, чтобы у него не было другого выхода.

Каиафа медленно повернулся и долгим взглядом посмотрел на своего тестя.

– Иеханан Хаматвил…

– Забудь этого полоумного фанатика! Его горячечные бредни ещё будут повторять, но в конце концов забудут. А если бы его удавили тихо и без шума, как я советовал, не надо было бы сейчас разбираться с галилеянином. Ныне же не до расчётов и тайн. Сейчас нужно как можно больше шума и лжи. Многократно повторенная ложь уже становится правдой сама по себе. Даже, если это не так. Главное, не что есть на самом деле, а как это выглядит. Ты ведь слышал о его «чудесах»?

– Да, много раз.

– Неужели ты веришь, что человек может укрощать бури, ходить по воде и лишь одним прикосновением лечить проказу и паралич? Ну, а его кощунственный обряд, во время которого он «вернул к жизни» того, кого мы отвергли и признали «трупом»? Весь Сангедрин проголосовал за этот обряд, а он его извратил! Ты знаешь, что уже ходят слухи о том, что он воскрешает мертвецов из могил? Это насмешка над нашими обычаями, ритуалами и традициями! Это пора заканчивать.

– Надо найти близкого ему человека, чтобы докладывал о каждом его шаге, каждой мысли.

Эльханан неожиданно заинтересованно посмотрел на Иосифа Каиафу.

– Хорошая идея. Найди. Но не тяни. Сейчас вся наша страна похожа на бурлящий котёл. Когда он выплеснется, я не хочу, чтобы его содержимое залило меня.

– Ты мудрейший из мудрых, Эльханан. Я всё сделаю.

Иосиф Каиафа встал и низко склонился к сидящему старику. Затем развернулся и решительно вышел из комнаты. Эльханан, задумчиво улыбаясь, смотрел ему вслед.

Серое течение дня, прерываемое только сообщениями о Спасителе, сегодня снова было прервано. И довольно грубо. Запыхавшийся шпион ворвался прямо на колоннаду, где Пилат имел обыкновение заниматься делами: читать и диктовать бумаги или допрашивать заинтересовавших его преступников. Вот и сейчас он диктовал очередное послание кесарю в Рим, когда его так неожиданно прервали. Безразличие к жизни не победило впитанные чуть ли не с детства муштру и привычку к порядку. Выполнению долга не препятствовали ни болезнь, ни смены настроения, связанные с ней. Железной рукой он правил в Иудее, за что его ненавидели и боялись все, кто тут проживал. Прервав диктовку писцу, он грозно взглянул на нарушителя. Шпион, знавший, как и все во дворце, о переменчивом характере Пилата и о вспышках его ярости, тут же бросился на колени.

– Выслушай, великий префект, – с мольбой протянул он руки к встающему Пилату. – Это о Иешуа Галилеянине, – сказал он тише, опустив голову.

Пилат сел. Взмахом руки он отпустил писца, слуг и рабов, оставив у дверей только стражу.

– Что ещё сотворил этот сумасшедший, что ты пришёл сам, а не доставил отчёт, как всегда?

– Это очень необычно и серьёзно, – не поднимая головы и не вставая с колен, проговорил шпион. – Иешуа Галилеянин выгнал всех торговцев из Храма Давида. Он бил их столы и кричал, что это дом его отца – Бога, а они превратили его в рынок, хлев и меняльную лавку. Он кричал, что в храме надлежит молиться, говорить с Богом, а не торговать и держать животных. Жертвенные голуби разлетелись как песок во время песчаной бури, а монеты валялись под ногами и втаптывались в грязь. Не только варварские медяки и наши священные шекели, но и римское серебро. Префект, ты бы видел, что он творил! Все эти толстобрюхие торговцы как семечки высыпали из дверей! Шум стоял, что и тебе, наверно, было слышно.

– Да, волнения я слышал. Но не думал, что ваш Иисус может быть его причиной. Он всегда был кроток, судя по твоим отчётам. Даже фарисеев он не лупил по спине. Даже саддукеев. Хотя уж кого бы я отделал, так этих лицемеров.

– То было раньше. Сегодня он говорил о том, что этот Храм, Давидов, он может разрушить и отстроить в три дня.

– Вот это да! Если он такой чудесный мастер, почему бы ему не придти ко мне? У меня много зданий и дорог нуждается в ремонте.

– Он объяснял это нематериальным.

– То есть?

– Он говорил об истине Храма Давида. О Храме Истины.

Пилат задумался. Что-то всё же в этом Иисусе из Гаилеи есть. Простой сын плотника не может быть философом. Может, всё же, посвящённый? Он снова пожалел, что не может с ним встретиться.

– Донесение из Галилеи, префект.

Высокий светловолосый воин атлетического сложения от дверей прямиком направился к префекту. Не обращая внимания на стоящего на коленях шпиона, он подал префекту, преклонив колено, свиток с печатью царя Ирода на верёвке. Префект развернул донесение. Писал ему его знакомый ещё по учёбе в военной школе, а теперь ставший вельможей при дворе кесаря. Находясь в данное время по делам при дворе Ирода, он предупреждал Пилата о новой беде Иудейского царства: набирают силу последователи Иисуса, называющие себя галилеянами. А после того, по слухам, как дочь царицы Иродиады, Саломея, подговорённая своей матерью, потребовала за свой танец на пиру Ирода голову Иоанна Окунателя на блюде, возмущённого женитьбой Ирода на бывшей жене его брата, разведённой по римским, но не по иудейским законам, царь впал в помрачение ума. Поскольку первая жена Ирода была не абы кто, а дочерью царя сопредельной державы, и развод с ней грозил нешуточной войной итак обескровленному Риму, царь, на которого заботы сыпались как из рога Фортуны, стал говорить, что Иисус – это Иоанн, который воскрес и пришёл за ним, чтобы покарать его. Он заперся в своих покоях, и даже свою новую жену Иродиаду не подпускал к себе. Он очень зол на Пилата за то, что тот не поставил его в известность о том, насколько могущественно влияние Иисуса на толпу. Друг советовал Пилату быть осторожнее. Сейчас царь вроде бы пришёл в себя. Даже собирается почтить своим присутствием в Иерусалиме иудейский праздник Пейсах, который скоро наступит. По Иерусалиму ходят слухи, что царь тайно сговаривается с иудейскими первосвященниками о том, как бы незаметно убрать этого Иисуса. Но те на незаметно не согласны. Иисус переиначил их верования, не оправдал надежд на восстание и уничтожение власти Рима, а, значит, должен быть казнён. И казнён публично, с шумом, поруганием и самым постыдным образом – на кресте с прочим сбродом: ворами и убийцами. Пилат закончил чтение и задумался. Кто же, всё-таки, этот человек, никому не причинивший зла, кроме как побил – и побил ли? – недавно торговцев в Храме? Но они того заслужили. Даже в развращённом Риме в храмах торговля была запрещена, а животные присутствовали только в качестве жертвоприношения. Здесь же первосвященники жили не хуже самого императора, имея виллы, золота в изобилии на столе и в одежде, слуг и наложниц, которых прятали в тёмных комнатах подальше от глаз обычных людей. Кто же он, которого так ненавидят фарисеи, сами далеко небогатые люди, которого в каждом городе преследуют саддукеи, надменные аристократы и пренебрежительные разбогатевшие торговцы, которого так любит народ, и боятся первосвященники?

Взмахом руки Пилат отпустил воина.

– Что ещё делается в городе? Как идёт подготовка к вашему празднику? – не глядя на шпиона, Пилат встал и, заложив руки за спину, прошёлся по колоннаде.

– В городе волнения, префект. Не всем нравится, что Иешуа исцеляет в шаббат и прощает падших женщин, ест за одним столом с язычниками, – Он бросил быстрый взгляд на префекта. – и не соблюдает постов. Что не омывает руки после прикосновения к любой нечистой вещи, – Префект ухмыльнулся, – и говорит о себе как о божьем сыне. Что проповедует непротивление злу насилием и запрещает разводы. Это против заповедей, данных Моше на горе Синай. Не всем понятны его слова, его притчи. Он говорит богатым людям, что для спасения их душ надо продать всё своё имущество и раздать его бедным и жить в скромности.

– Хорошая теория. Если раздать своё имущество, то бедные станут богатыми, а ты – бедным. В чём тогда будет разница?

– Бедных всегда больше, префект. Нищих на века хватит, как с этим ни бороться.

– А что он говорит о кесаре? И всё ещё называет себя иудейским царём?

– Он называет себя божьим сыном и человеческим. Исцеляет и отпускает грехи именем Бога.

– И как к этому священники относятся?

– Очень недовольны, префект. Для них он человек, не Бог. Шарлатан, смущающий народ своими фокусами и речами.