Игра в детектив - Сергей Генералов

– Это же очевидно! – сверкал глазами Балабанов. – Именно Федосюк пригласил Щукина и Ковеца в круиз! Именно Федосюка обвинял в непорядочности и двуличии Щукин перед своей смертью! Значит, Федосюк что-то задумал, но из-за Щукина план сорвался, и пришлось ему идти на крайние меры. Вот где надо искать! Я теперь это ясно вижу.

– А как же убийство в Москве? – поинтересовался Паша. – Ведь Щукин здесь оказался только потому, что у его хозяина, Альберта Сергеевича Ковеца, возникли проблемы из-за убийства Прибыткова. Ты хочешь сказать, что Федосюк замешан и там? Или ты намекаешь на случайное совпадение?

– Хорошо, – согласился Балабанов. – Я поправлюсь. Это просто означает, что Федосюк задумал что-то против Ковеца и надеялся что никто в это не поверит, как не верит, например, Полина. Но Щукин каким-то образом узнал о его планах и поплатился за это жизнью! Что затеял Федосюк и как об этом узнал Щукин – вот что важно выяснить! А уж, кто там замешан в твоем московском убийстве дело второе! Это вполне может оказаться совпадением.

– Ну уж нет! – возмутился Паша. – Позволь с тобой не согласиться. Самое важное заключается как раз в том, что произошло в Москве и кто в этом замешан. Я могу побиться об заклад, что все события на «России» текут оттуда. Это именно убийство Щукина дело второе. А Федосюк твой и есть совпадение. Если он, вообще, в чем-то замешан. У тебя, Виктор Андреевич, пока что одна беллетристика выходит и никаких доказательств…

Таким образом, между детективами совершенно неожиданно произошел раскол. Балабанов воодушевлено настаивал на том, что Исаев может до посинения биться об заклад, но трясти надо Федосюка, даже если ничего кроме догадок у них на него нет. А чтобы подобраться к этому типу поближе, придется идти от противного, то есть искать алиби и, отбрасывая однозначно невиновных, вычислять убийцу, то есть Федосюка. Паша же возмущенно отмахивался и предупреждал, что ни от какого противного он не пойдет, а будет упорно изучать Ковеца и всю его компанию. Он заявил, что плевать хотел на алиби, потому что искать надо мотив. Те самые деньги и их происхождение.

Примерно полчаса они препирались, но потом капитану Овсяннику это осточертело. Он потребовал прекратить спор и действовать каждому на свое усмотрение. В конце концов, так они только дополнят друг друга. Немного подувшись, Балабанов и Исаев пришли к выводу, что в этом есть смысл. Давно уже наступил вечер. Уставшие от тяжелого разговора и сигарного дыма, преферансисты молча доигрывали последнюю партию, и было совершенно очевидно, что Овсянник возьмет все свои взятки и таким образом закроет пулю.

– Да, – произнес со вздохом Балабанов, – парнишка он хитрый, просто так его не возьмешь…

– Кто? – не понял Паша.

После некоторого раздумья, Балабанов решил опустить фамилию.

– Да убийца наш, – сказал он. – Даже удивительно. Так точно все просчитать и так хладнокровно все исполнить. Железные нервы!

– Ничего, как любит говорить мой непосредственный начальник, полковник Разговоров: на каждую хитрую задницу всегда найдется хер с обратной нарезкой. Прошу прощения, Филипп Владимирович.

– Н-ничего. Доиграем, или остановимся на этом?

– Я думаю, остановимся. Поздно уже.

– Тогда на сон г-грядущий…

Пока Паша подсчитывал результаты игры, а точнее кто из них с Балабановым больше проиграл капитану, Овсянник достал коньяк и плеснул в бокалы по чуть-чуть «на сон грядущий». Балабанов же раскрыл свой блокнот с записями по делу об убийстве Щукина и приготовился внести туда кое-какие коррективы. Но как раскрыл, так и призадумался. А потом со вздохом блокнот захлопнул и хмуро взглянул на собеседников.

– Боюсь, что у нас есть еще одна проблема, – сказал он.

Овсянник и Исаев молча уставились на него в предчувствии недоброго.

– Бармен из «Матрешки», – пояснил детектив, – Роман Джанк. Это его казенным ножом был убит Щукин.

– Понятно. А в чем проблема-то?

Балабанов пожал плечами.

– Он исчез.

– Кто? – удивился Паша. – Нож?

– Бармен.

– Так вы его н-не нашли?! – возмутился Овсянник. – Это же немыслимо! Я же просил р-разобраться!

– Да где же я его найду, если его нигде нет?

– Подождите, – встрял Паша, изо всех сил стараясь сориентироваться, – этот бармен, он что, исчез сразу же после убийства?

– А я и п-понимать ничего не желаю! – отрезал капитан. – М-мне еще не хватало, чтобы люди с корабля исчезали.

И тут, словно бы эта сцена была разыграна в плохом спектакле, в дверь каюты неожиданно постучали. Стук получился каким-то вкрадчивым и зловещим, отчего и сам капитан, и оба его гостя замерли, повернув головы к двери.

– В-войдите.

Дверь раскрылась, и в каюте появился встревоженный молодой человек, явно не уверенный в том, что поступает сейчас правильно. Особенно, когда он увидел, что капитан не один. Брови Балабанова немедленно поползли вверх – он никак не ожидал подобного явления.

– Имейте в виду, – заявил молодой человек без предисловий, – что к этому трупу я не имею никакого отношения!

Присутствующие переглянулись.

– Присаживайтесь, – предложил молодому человеку Паша, – и расскажите все подробно.

– Не надо. Я не собираюсь ничего рассказывать. Я только хотел заявить…

– Володя, – произнес, наконец, Балабанов, – у тебя совесть есть?

– Не до этого, Виктор Андреевич, – отмахнулся молодой человек…

И здесь, кажется, уже пора кое-что пояснить.

Володе Загребаеву было около тридцати и на «России» он появился гораздо раньше Балабанова. Загребаев занимал здесь исключительное место – если Виктор Андреевич был корабельным детективом, то Володя плавал в качестве корабельного вора. Разумеется, неофициально. Видимо, на каждом пассажирском или туристическом лайнере существует подобный персонаж или даже целая группа персонажей. Они оседают на корабле, как на своей постоянной территории, и занимаются выгребанием ценностей из кают пассажиров до тех пор, пока их не возьмут с поличным и не отправят прямо с корабля на нары. Но сделать это очень нелегко, поскольку работают они осторожно, ведут себя прилично, и не привлекают особого внимания. Балабанов и Загребаев прекрасно знали друг друга. Виктору Андреевичу он достался, так сказать, по наследству и до вчерашнего убийства основной задачей и даже, в некотором смысле, занятной игрой для Балабанова было противоборство с Загребаевым. Классическая игра «Полицейский и вор»: Я должен тебя поймать! – Посмотрим, сможешь ли? – Это моя обязанность. – Ну-ка, догоняй! Это приносило осмысленность в спокойную работу Виктора Андреевича и даже некоторую остроту в скучный круизный быт. Но была у обоих одна похожая черта. Загребаев бесился, когда его называли корабельным вором – он считал, что хуже оскорбления придумать невозможно. А Балабанов терпеть не мог, если его должность определяли как «корабельный детектив».

– Я что-то н-не понял, – уточнил Овсянник, – о каком трупе идет речь?

– Как о каком? – удивился Загребаев. – О Романе Джанке. Вы что, еще не знаете?

– Т-т-твою мать…

Овсянник, против всяких правил, достал еще одну сигару и нервно закурил, Балабанов хлопнул ладонью по столу, а Исаев поднялся из кресла и подошел к молодому человеку.

– Мне кажется, – вкрадчиво предположил он, – что вам все-таки придется рассказать все, что вы знаете.

– Это еще почему?

Вместо ответа Паша вытащил свое удостоверение и продемонстрировал Загребаеву каждое написанное там слово. Теперь оказался в замешательстве молодой человек. Полный тревожного недоумения, он поднял взгляд на Пашу, потом с тем же недоумением опустил его по направлению к Балабанову и, наконец, остановился на Овсяннике.

– Был у нас, значит, один капитан, – взгляд вернулся к Паше, – А теперь, стало быть, второй появился.

– Вова, не остри, тебе это уже не поможет.

– А я тут при чем, Виктор Андреевич? Между прочим, сам к вам пришел.

– Учти, – погрозил пальцем Балабанов, – я тебя предупреждал.

– П-позвольте спросить, о чем это в-вы его предупреждали? Об у-убийстве?

– Это к делу не относится, – отмахнулся Балабанов, – я давно предупреждал его, что если он не прекратит подчищать каюты, то это когда-нибудь плохо кончится. Вот он и влип…

Овсянник при слове «подчищать» поперхнулся дымом, закашлялся и замахал руками. Оказывается, на его корабле не только убийцы, но и воры! Вдруг, на мгновение показалось, что мир, так уютно и беззаботно существовавший на теплоходе «Россия», медленно, но неотвратимо переворачивается с ног на голову и все привычные его черты с грохотом ссыпаются прямо на макушку капитана Овсянника. Откашлявшись, он подошел к своему спасительному бару, заполненному коньяком, и плеснул граммов пятьдесят в бокал. Предлагать гостям присоединиться он на этот раз не стал. Не до гостей было сейчас капитану Овсяннику.