Мария, тайная жена - Робер Гайар

— Вы, несомненно, заметили, что я употребил слово «покровительство», — сказал дю Парке с ударением.

Капитан откинулся на спинку кресла и помахал рукой перед своим лицом, как бы стараясь разогнать туман, застилавший ему глаза. Он понимал, что перед ним возникла проблема, все последствия которой было невозможно предвидеть.

— Покровительство? — пробормотал Уорнер.

— Совершенно верно, — подтвердил генерал. — Если бы мы не пришли к вам, господин де Пуанси продолжал бы охотиться за нами. Именно поэтому мне хотелось бы попросить вас дать слово джентльмена, что вы не передадите нас нашему врагу, хотя он в силу своих изменнических поступков и превратился в вашего союзника.

И Уорнер, снова грохнув кулаком по столу, заорал:

— Кто толкует о передаче? Никогда, сэр, и ни за что! Томас Уорнер — благородный дворянин. Даю вам слово, сэр!

Поднявшись, дю Парке торжественно заявил:

— В таком случае, сэр, я и мой кузен вручаем вам наше оружие.

Вынув из-за пояса пистолеты, Сент-Обен и дю Парке положили их на стол перед капитаном.

После трапезы обоим пленникам, к их удивлению, позволили свободно разгуливать по форту. Хотя никто их не караулил, они не воспользовались предоставленной свободой, чтобы сбежать из крепости. Без всяких инцидентов дю Парке и Сент-Обен миновали группу отдыхающих солдат — никто не пытался их остановить — и прошли дальше по парапету крепостной стены к тому месту, откуда можно было любоваться раскинувшейся внизу огромной бухтой. Там и сям стояли на якоре корабли со свернутыми парусами. Дю Парке и Сент-Обен ясно поняли, что если бы даже им и удалось завладеть кораблем, они никогда бы не смогли достичь океана.

Подняв голову и устремив свой взор в ту сторону, где лежала Мартиника, дю Парке с грустью подумал о Марии и почувствовал, как мучительно сжалось сердце. Как долго, подумалось ему, этот странный джентльмен будет держать их в плену?

День тянулся ужасно медленно, казалось, ему не будет конца.

— Они потеряли к нам всякий интерес, — заметил Сент-Обен. — Разве им невдомек, что нам нужно поспать? Ведь мы не преклонили головы вот уже четыре дня и четыре ночи. Интересно, выделят ли они нам просторную комнату с двумя хорошими кроватями?

— Поживем — увидим, — ответил генерал. — Главное, Уорнер поклялся не передавать нас де Пуанси. Вы уже наверняка сообразили, что сегодня он должен прибыть сюда. Едва ли он обрадуется, узнав, что мы здесь и вне его досягаемости!

— Черт с ним! — сказал Сент-Обен. — Ничто так не переменчиво, как военное счастье. Сегодня оно поворачивается к вам лицом, а завтра — спиной. Де Пуанси тоже придется изведать превратности судьбы.

— Хорошо бы, с Божьей помощью, — заметил дю Парке, беря кузена за руку.

Возвращаясь во двор форта, они увидели спешащих им навстречу четверых солдат с мушкетами и двоих с пиками. С ними также был и английский офицер, который вначале обошелся с пленниками так невежливо. Он обрядился, будто на войну: на плечах стальные пластины, на голове — шлем.

— Генерал, — сказал он, обращаясь к дю Парке, — капитан Томас Уорнер желает вас видеть.

Кузены обменялись удивленными взглядами.

— Вам лучше сходить, генерал, — посоветовал Сент-Обен. — И не забудьте попросить у старого пьянчужки большую комнату и две удобных кровати!

— Капитан желает видеть и вашего офицера, генерал.

Моментально обоих окружили мушкетеры и копейщики. Впервые дю Парке и Сент-Обен почувствовали себя по-настоящему в плену. Генерал нахмурился, а его кузен печально улыбнулся.

Пройдя через двор, они очутились перед палаткой сэра Томаса. Еще снаружи дю Парке и Сент-Обен заметили, что тот не один. Однако незнакомый человек стоял к ним спиной и невозможно было определить, кто он.

Охрана расступилась, пропуская пленников в палатку, но незнакомец продолжал сохранять прежнее положение, словно старался скрыть от вошедших свое лицо. Капитан Уорнер заторопился им навстречу, нервно теребя оборки своей рубашки.

— Заходите, заходите! — воскликнул он. — Мне нужно ваше подтверждение. Я послал за вами, чтобы вы повторили слова, которые сказали мне. Вы говорили о двухстах убитых, не правда ли? Двоих вы будто бы прикончили собственноручно!

Дю Парке шагнул вперед. Как он понял, вопросы были лишь предлогом. Он уже узнал в незнакомце де Пуанси, который, видимо, отказался верить, что генерал и его кузен в руках Уорнера. И вот капитан представил пленников, доказывая, что не обманул.

— Я называл вам, капитан, лишь приблизительные цифры, — сказал дю Парке. — Что касается меня, то я был бы рад, если бы они значительно уменьшились. В конце концов речь идет о моих соотечественниках. — Генерал вздохнул и продолжал: — Соотечественниках, которые не по собственной воле нарушили клятву верности монарху и оказались втянутыми в бунт против королевской власти!

При последних словах де Пуанси круто повернулся, на лице застыло злое выражение.

— Я хорошо помню, генерал, — проговорил он с горьким сарказмом, — что благодаря вашей лояльности нашему королю Людовику XIII вас выпустили из Бастилии и наградили теми титулами, которые вы носите сегодня. Учитывая ваш прошлый богатый тюремный опыт, вам не трудно будет представить, какая участь вас теперь ожидает.

Дю Парке вопросительно взглянул на Уорнера, но капитан, видимо, не собирался пускаться в какие-либо разъяснения. Наклонив голову, он сидел, слегка покачиваясь в кресле, точно все происходящее его вовсе не касалось.

— И для вас, капитан, — повернулся де Пуанси к Сент-Обену, — это будет достаточно горькая пилюля.

— Я, сударь, старый солдат и привык к неприятным неожиданностям.

— В подземной тюрьме Бастера очень сыро, а поскольку из Франции больше не приходят корабли с продовольствием, то и с пищей довольно туго.

— Значит, вы сознаетесь, — воскликнул дю Парке, — что ради удовлетворения собственных непомерных амбиций вы готовы, не испытывая угрызений совести, обречь на голодную смерть все население!

Де Пуанси долго и пристально смотрел маленькими пытливыми глазками на дю Парке, а затем проговорил:

— Мне известны все ваши достижения на Мартинике, и я уверен, что вы прекрасный администратор. Я также не сомневаюсь в искренности ваших усилий способствовать процветанию колоний и в вашей личной порядочности; это вынуждает меня тем более сожалеть о вашем отношении ко мне. Я никогда не причинял вам вреда. Наоборот, при всяком удобном случае я заступался за вас перед Людовиком XIII, разумеется, без вашего ведома.

С другой стороны, знаете ли вы о каких-либо неизвестных мне достоинствах господина те Туаси, которого нам навязали в результате подлых придворных интриг? А если не знаете, то отчего вы выступили против меня, причем самым первым, опередив даже моих заклятых врагов вроде господина Уеля де Петитре? И почему вы повели против меня вооруженный отряд?