Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет - Ян Веннер

Пришел Питер Фонда, а это уже другое дело. Он все время говорил (Джон произносит шепотом.): «Я знаю, что такое быть мертвым». И мы спросили: «Что же?», – а он все время одно и то же твердил. Мы говорили: «Ради Христа, заткнись, нам без разницы, мы не хотим знать», – а он раз за разом повторял: «Я знаю, что такое быть мертвым». Вот так я написал «She Said, She Said». Помнишь, там есть такие слова: «Я знаю, что такое быть мертвым». Это была грустная песня, наркотическая песня, мне кажется. «Когда я был юн…» Видишь ли, так или иначе все вытекает из раннего детства.

Итак, ты пристрастился к ЛСД в 1964 году. Как долго это продолжалось?

– Годами. Должно быть, я употребил его тысячу раз.

Буквально тысячу раз или пару сотен?

– Тысячу. Я привык просто глотать его все время[35]. Я никогда не брал наркотик в студию. Однажды я подумал, что у меня при себе ЛСД, и уже не мог отделаться от этой мысли. Не помню, какой мы тогда записывали альбом, но я принял «кислоту» и просто заметил… Я вдруг просто испугался микрофона. Я подумал, что заболел, и еще подумал, что сейчас свихнусь. Я сказал, что мне нужно на воздух. Они повели меня наверх на крышу, и Джордж Мартин странно смотрел на меня, и тогда меня осенило: я, должно быть, употребил «кислоту». Я сказал: «Ну, я не могу продолжать, вы играйте, а я буду просто смотреть». И знаешь, я стал сильно нервничать, глядя на них. Я говорил: «Все в порядке?» А они отвечали: «Да». Они все были сама любезность и продолжали делать запись.

Другие «битлы» не настолько пристрастились к ЛСД, как ты?

– Только Джордж. В Лос-Анджелесе, когда мы приняли наркотик во второй раз, Пол был настроен против этого. И мы все несколько ожесточились и говорили что-то вроде: «Мы принимаем, а ты нет». Но мы все еще видели его, понимаешь? Мы не могли есть. Мне просто не удавалось брать пищу руками. Там были все те люди, которые обслуживали нас в доме, а мы роняли еду на пол и все такое. Прошло еще много времени, прежде чем ЛСД попробовал Пол. Тогда об этом стало широко известно.

И?..

– Думаю, Джордж очень налегал на наркотики; вероятно, мы были самыми ненормальными. Пол держался чуть дольше, чем я с Джорджем.

Он был самый правильный?

– Насчет правильного не знаю. Скорее стойкий. Думаю, ЛСД шокировал его до глубины души, как и Ринго. Возможно, они об этом сожалели.

Много ли раз у тебя был передоз?

– Много. Господи Иисусе, потому я и перестал глотать наркотики. Я уже не мог это переносить.

Тебе стало слишком страшно их употреблять?

– Вроде того, но я перестал – не знаю, на какое время, – а потом снова начал, незадолго до того, как познакомился с Йоко. Дерек[36] справился и… видишь ли, я получил послание, что должен разрушить свое эго, и я это сделал, ты знаешь. Я читал работы Лири[37]; мы собирались пройти всю ту игру, через которую проходят все, и я себя разрушил. Я медленно собирал себя во время общения с Махариши. Но прошло два года или чуть больше, и я разрушил мое эго.

Я не верил, что могу что-то сделать, и позволил людям создать себя, и позволил им делать буквально все, что им угодно. Я был просто ничтожеством. Просто дерьмом. Дерек дал мне дозу в своем доме, когда вернулся из Лос-Анджелеса. Он сказал что-то вроде «Ты в порядке» – и напомнил, какие песни я написал. «Ты написал это», и «Ты сказал это», и «Ты умный, не бойся».

Через неделю я отправился к Дереку вместе с Йоко, и мы снова приняли дозу, и она совершенно убедила меня в том, что я – это я и что все в порядке. Так-то. Я снова начал борьбу, снова став рупором, и сказал: «Я могу сделать это, черт побери, именно этого я хочу, понимаешь? Я хочу этого и не опущусь». Я сделал это, и поэтому я сейчас здесь.

В какой-то момент, между «Help!» и «Hard Day’s Night», ты снова начал употреблять наркотики и писать песни о наркотиках?

– Сочиняя «A Hard Day’s Night», я сидел на таблетках – это наркотики, более серьезные наркотики, чем марихуана. Я начал глотать таблетки с пятнадцати лет… нет, с семнадцати, когда стал музыкантом. Чтобы выжить в Гамбурге, играя по восемь часов за ночь, нужны были «колеса». Вам их давали официанты – таблетки и выпивку. Каким же я был алкашом в школе искусств. Альбом «Help!» появился, когда мы стали курить марихуану и бросили пить – все просто. Для выживания мне всегда нужен был наркотик. Другим – тоже, но я всегда принимал больше, больше таблеток и всего остального, вероятно, потому, что я был безумнее других.

Очевидно, что в музыке ты многое делал под влиянием ЛСД.

– Да.

Это как-то повлияло на твою концепцию музыки, как ты думаешь? В целом.

– Это было только другое зеркало. Не чудо. Это было скорее видимостью и психотерапией, способом заглянуть в себя – вот и все. Знаешь, я не очень помню. Но не это писало музыку… Я пишу музыку в тех обстоятельствах, в которых нахожусь, сижу я на наркотиках или на воде.

В книге Хантера Дэвиса, «авторизованной биографии», говорится…

– В (лондонской) Sunday Times было написано нечто потрясающее. И все неправда. Моя тетушка выбила все проблески правды из моего детства, а мы с мамой допустили это, это была просто отписка. Не было ничего сказано об оргиях и всякой гадости, случавшейся во время турне. Я хотел, чтобы появилась настоящая книга, но у всех нас были жены, и нам не хотелось оскорблять их чувства. Хватит об этом. Потому что у нас все еще есть жены.

Турне The Beatles напоминали фильм Феллини «Сатирикон». Это был наш имидж. Приятель, наши турне были чем-то особенным; если бы ты мог принять участие в наших турне, ты бы это почувствовал.

Это когда вы ехали в какой-то город… отель?..

– Куда бы мы ни приезжали, там всегда начинался целый спектакль. У каждого из нас была отдельная комната, в которую мы старались никого не пускать. В комнатах Дерека и Нила[38] всегда было полно полицейских, девиц и всяких мошенников, которые хотели попасть к нам. «Сатирикон»! А что поделаешь, когда действие таблетки прошло, а уже пора идти? Обычно я не спал всю ночь из-за Дерека, независимо от того, был там кто-то или нет. Их тогда называли не группиз, а как-то иначе, а если не было группиз, то были шлюхи и все что угодно.

Кто занимался всем этим?

– Дерек и Нил – это было их дело – и Мэл, но не буду в это вдаваться.

Как бизнесмены при заключении договора.

– Если мы брали город, так уж брали. И нечего рассусоливать. Есть фотографии, как я в Амстердаме на четвереньках выползаю из публичного дома и все такое. В такие места меня сопровождала полиция, потому что им не хотелось громкого скандала, понимаешь? Я, правда, не хочу говорить об этом, потому что Йоко будет неприятно. И это нечестно. Достаточно сказать, что наши турне были «Сатириконом», вот и все, потому что я не хочу оскорблять ничьи чувства. Это просто нечестно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});