КОМ-2 (Казачий Особый Механизированный, часть 2) - Ольга Войлошникова

только сегодня возвернулись.

Я присел, попробовал приподнять ящик за металлическую ручку. С-сука, да он же совсем неподьёмный!

— Ваше благородие, так я ж его с места не сдвину!

— Это, милейший, проблема для нас несущественная. Семёныч! — неожиданно заорал он. — СЕМЁНЫЧ!

Из глубины ангара, ловко лавируя между разнокалиберными тюками и ящиками, колобком выкатился наш каптенармус:

— И незачем так орать, ваше благородие, я и с первого раза всё отлично слышал, — Семёныч, даром что чина невысокого, даже с подполковниками был на короткой ноге, не то что с сотниками. Властелин пустыни! Найти и предоставить он мог практически всё что угодно. Или не найти. — Чего изволите?

— Сопровождающих выдели, будь другом, — Свиреев задумчиво посмотрел на ящик, потёр бритый подбородок и решительно закончил, — четверых! Пусть вот этот ящик доставят к капониру Коршунова. Срочно!

— Слушаю-с! Срочно, так срочно, — и уже в свою очередь оглушительно заорал: — Иванов! Козленко! Ко мне!!!

— Вот ты сирена пароходная! — сотник потёр ухо.

— Звиняйте, ваше благородие, просто не услышат оне нас, далеко.

— Ну, что ж, мавр своё дело сделал. Дальше, Коршунов, тебе с этим разбираться! — сотник хлопнул меня по плечу и ушёл.

А я стоял, пялился на неожиданно свалившийся на меня ящик и напряженно думал. «Как я эту хрень транспортировать буду? Если только к „Саранче“ сбоку примотать?». Из раздумий меня вывел Семёныч.

— Ты это… Когда подотчётное имущество возвращать будешь?

— Какое ещё имущество? — с сразу проснувшимся подозрением переспросил я. У нас с каптенармусом были долгие и сложные взаимоотношения. Поскольку «Саранча» — шагоход личный, то Семёныч всячески пытался зажать разное потребное для ремонта и прочее. Причём, для машин государственных он не скупился совсем. Такой вот выверт сознания, понимаешь.

— Так… шатёр казённый, мебель походная и прочее. Дойч твой… всю плешь мне выел, морда немецкая дотошная. Отобрал, можно сказать, последнее! Но молодца, уважаю! — неожиданно закончил каптенармус. — Значицца так, щас мои бойцы эту бандуру к тебе в капонир упрут, и там всё под сдачу по описи примут. И тебе меньше мороки, и мне. Идёт?

— Я пойду — и оно пойдёт! Годится, Семёныч.

— Вот и хорошо.

Пока трепались, к нам из глубины комнаты, вылезли два дюжих бойца.

— Живей, живей! — раздражённо поторопил из каптенармус. — Дел сегодня по горло, они еле ноги волокут!

— По вашему приказанию… — забасил один.

— Брось это! — Семёныч махнул рукой. — Наприсылают дуболомов… Где ещё двое?

— Склад запирают, — куда менее почтительно и более деловито ответил второй.

— Склад… Живо их сюда, вдвоём — пупы развяжутся! Этот ящик — в капонир к «Саранче». И аккуратненько там! Пломбы не сорвите, а то будет вам по шеям от самого Великого князя, так прилетит, замучаетесь зубы собирать.

— Ясно, — подобрался второй, видать, более опытный.

— Сразу у Коршунова примете под опись казённое имущество — и сюда. Всё уяснили?

— В лучшем виде сделаем, — уверил второй.

Сочтя распоряжения достаточными, Семёныч развернулся ко мне и, сунув руку куда-то в свёртки, неожиданно вытащил плоскую коричневую бутылку.

— На! Дойчу своему отдай! Маладца! Бульдожина! Уважаю. Мне б его — ох я бы помощничка воспитал!

Я не стал высказываться в том духе, что для этого нужно на боевые выходить, просто принял презент.

— Передам. Спасибо, Семёныч!

— На здоровье, Коршунов. Эх, завидую тебе! Ты уж одной ногой дома! Лети, собирайся. Пока мои архаровщы эту колоду до вас дотащат…

Я поручкался с каптенармусом и пулей метнулся до своей палатки.

06. АХ ТЫ, БАТЮШКИ!

ЧУТЬ НЕ ПРИБИЛ…

Хаген, конечно маладца, как мне все поголовно утверждали, но валяться на кровати с меланхоличным видом, когда я там по базе бешеным зайцем мечусь, а он тут должен бы барахло паковать… Эти сумбурные мысли чего-то меня так выбесили, просто жуть.

— Боец, подьём!

— Незачем так орать, фрайгерр Коршунов. Торопиться совершенно некуда.

— Как это некуда⁈ Через два часа боевой выход, потом сразу на дирижабль и до дому! А ты тут валяешься.

— Сударь, вы так опасно покраснели! Волнения совершенно напрасны. Успокойтесь. Боевой задерживают, была телефонограмма, у базы большая пыльная буря, дирижабль пережидает её на высоте. У нас полно времени сделать вообще всё, что душе угодно.

Я немного остыл.

— Ну если так…

— Я же говорю, волнения излишни. Минимум три часа у нас есть.

В течении получаса мы спокойно свернули шатер, начали разбирать мебель и даже успели стаскать к «Саранче» наши немудрёные пожитки. А потом к капониру приволокли княжеский подарок. То, как его тащат, не только мы, а половина техников капонира услышали ещё за триста метров. Этот бубнёж по мере приближения к нам только нарастал:

— Я тебе, с*ка, говорил, тележку надо было брать!

— Заткнись и тащи!

— Так тащу, ручки скользкие!

— Чего Коршун туда напихал? Камней?

— Да это не он, это ординарцы Великого князя Кирилла. Так что заткнись и тащи, или ты за язык дерзкий на губу захотел?

— Ково «на губу»! Тут запросто под суд за неуважение…

— Дак я чо, я ни чо…

— Вот и всё!

Картина конечно феерическая. Четыре здоровенных лба, спотыкаясь и загребая сирийский песочек, пёрли «мой» ящик. И ладно бы они это молча делали, так нет. На сердитое бурчание вылезла поглазеть половина техников из ангаров, мимо которых они его тащили. Ржали и только что не улюлюкали вслед. Любят у нас складских, ага. Доковыляв до моего капонира и сгрузив ящик, самый мелкий (видимо, старший), сплюнул на землю и утирая пот выдохнул:

— Принимайте доставку, господин