У кромки моря узкий лепесток - Альенде Исабель

— Доброй ночи! Здравствуйте! Привет!

Пауза показалась ему нескончаемой, но вот наконец тот, кто выглядел главным, коротко приветствовал его на эускара:

— Всех благ тебе, пришедший!

Айтор понял, что эти люди — его товарищи, наверняка они такие же дезертиры, как он сам. От слабости у него подгибались ноги.

Двое мужчин поднялись и приблизились к своему приятелю, затем они обступили Айтора с трех сторон и, окончательно убедившись в его мирном расположении, приветственно похлопали по спине.

— Меня зовут Эки, его Исаи, а этот — его брат Жулен, — сказал человек с винтовкой.

Айтор в свою очередь назвался, объяснив, что с ним беременная женщина, и тогда они вместе двинулись за Росер. Почти что волоком они дотащили ее до маленького лагеря, показавшегося вновь прибывшим шикарным, поскольку здесь их ждала крыша из брезента, свет и еда.

Последующие часы ушли на то, чтобы обменяться новостями и разделить банку бобов, разогретых на огне; Айтор предложил остатки алкоголя из своей фляжки, ослиное жареное мясо и выменянный кусок хлеба — все, что было у него в рюкзаке.

— Убери свою провизию, вам она нужнее, — твердо сказал Эки и добавил, что завтра они ждут одного горца, который принесет им поесть.

Айтор, настаивая на том, чтобы отплатить за великодушное гостеприимство, отдал мужчинам свой табак. В последние два года только богачи и политические деятели курили контрабандные сигареты, все прочие довольствовались смесью сухой травы и лакричника, которой хватало лишь на одну затяжку. Кисет с английским табаком был принят от Айтора с религиозным поклонением. Благодарные мужчины свернули себе каждый по сигарете и закурили в молчаливом экстазе. Росер дали порцию бобов, укрыли ее брезентом, как палаткой, и приложили к ее заледеневшим ногам бутылку с горячей водой. Пока она отдыхала, Айтор рассказал гостеприимным хозяевам о сдаче Барселоны, о неизбежном разгроме Республики и о хаосе Отступления.

Мужчины выслушали новости невозмутимо, что-то в этом роде они и ожидали услышать. Все трое едва спаслись живыми из Герники, которую разбомбили страшные самолеты Легиона Кондор, сровнявшие с землей старинный город басков и посеявшие смерть и разрушения на своем пути, им чудом удалось выйти живыми из огня, когда от зажигательных бомб горели окрестные леса, где они прятались. Все трое до последнего дня сражались в составе Армейского корпуса басков в битве за Бильбао. Прежде чем отдать город врагу, верховное командование басков организовало эвакуацию гражданского населения во Францию, солдаты же продолжали воевать, разделившись на отдельные батальоны. Через год после падения Бильбао Исаи и Жулен узнали, что их отец и младший брат, попавшие во франкистскую тюрьму, были расстреляны. Кроме них двоих, никого не осталось от некогда большой семьи. И тогда они решили дезертировать, как только представится подходящий случай; демократия, Республика и война больше не имели смысла, они уже не понимали, за что воюют. И все это время после своего бегства они, под руководством Эки, хорошо знавшего Пиренеи, бродили по крутым и лесистым склонам гор, не задерживаясь в каком-то одном месте дольше чем на несколько дней.

В последние недели, с приближением неизбежного конца войны, новые знакомые Айтора и Росер стали чаще встречать тех, кто, как и они, покинули линию фронта. Нигде эти бывшие солдаты не ощущали себя в безопасности. Не выразили им сочувствия, какого могла бы ожидать побежденная армия и вынужденные отступать бойцы, и во Франции; там их не считали беженцами, только дезертирами. Их арестовывали и депортировали в Испанию, передавая в руки Франко. Им было некуда идти, они передвигались маленькими группами, нигде не задерживаясь подолгу; часть из них прятались в пещерах или в иных труднодоступных местах, чтобы переждать, пока ситуация нормализуется, другие с упорством самоубийц решили продолжать партизанскую войну против могущественной армии победителя. Они отказывались верить в окончательный разгром идеалов революции, ради которых стольким пожертвовали, и тем более не могли принять, что эти идеалы всегда были не более чем мечтой. Братья Исаи и Жулен, которых Айтор и Росер встретили в горах, принадлежали к числу тех, кто уже давно лишился иллюзий на этот счет, что же касается Эки, он думал только об одном: как выжить и соединиться с женой и детьми.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Парень с забинтованной головой, совсем юный, не принимал участия в разговоре; он был из Астурии, из-за раны лишился слуха и, казалось, был немного не в себе. Мужчины, шутя, объяснили Айтору, что не могут его прогнать, даже если бы хотели, поскольку тот обладает феноменальной меткостью, может попасть в зайца с закрытыми глазами, ни одна пуля у него не пропала зря, и благодаря ему они иногда едят мясо. У них и правда имелось несколько кроликов, приготовленных для обмена на кое-какую провизию горца, которого они ожидали завтра. Для Айтора не осталась незамеченной та грубоватая нежность, с какой товарищи обращались с астурийцем, словно с неразумным, малым ребенком.

Оба брата и Эки приняли своих новых знакомых за супругов и велели Айтору занять место рядом с девушкой под брезентом; двоим из них пришлось спать под открытым небом.

— Мы будем меняться, — сказали они, отказавшись от предложения Айтора дежурить с ними по очереди. — А так что же это будет за гостеприимство? — возражали они.

Айтор прилег рядом с Росер, которая сжалась в комок, защищая живот, и обнял ее, пытаясь хоть немного согреть. Кости у него ныли, все тело затекло, он очень боялся за будущую мать; он отвечал за ее жизнь и безопасность, он обещал Виктору Далмау, своему другу, уберечь девушку и ее ребенка. Впрочем, за время восхождения на гору Айтор убедился, что у Росер достаточно сил, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться.

— Я пасла коз на склонах холмов зимой и летом, Айтор, я привыкла к непогоде. Не думай, меня не так легко утомить. — Должно быть, Росер почувствовала его страх, потому что взяла его за руку и приложила к своему животу, чтобы он услышал, как толкается ребенок. — Не волнуйся, Айтор, это дитя в безопасности, и ему там хорошо, — сказала она, зевнув.

И тогда храбрый и веселый баск, повидавший столько смертей и страданий, столько зла и насилия, тихонько заплакал, уткнувшись в затылок девушки, запах которой он никогда не забудет. Он плакал о ней, потому что она не знает, что уже овдовела, плакал о Гильеме, которому не суждено увидеть сына и обнять невесту, плакал о Карме, которая ушла не простившись, плакал о себе, потому что смертельно устал и впервые в жизни засомневался в своей счастливой судьбе.

На следующий день горец, которого ждали, прибыл очень рано. Он медленно ехал верхом на старой кляче. Горец отрекомендовался как Анхель, мол, рад служить, и добавил, что это имя ему очень подходит, поскольку он — настоящий ангел-хранитель беженцев и дезертиров. Он привез ожидаемую провизию, несколько коробок с патронами и бутылку водки, чтобы разгонять тоску и обрабатывать рану астурийца. Когда парня перевязывали, Айтор увидел, что рана у того очень глубокая, была видна черепная кость. Он подумал, что только благодаря холоду астуриец избежал инфекции; он, должно быть, выкован из железа, если смог выжить с такой раной. Горец подтвердил, что Франция закрыла границы уже два дня назад и что сотни тысяч беженцев оказались в ловушке в ожидании смерти от холода и голода. Вооруженные гвардейцы никого не пропускают.

Анхель назвался пастухом, но Айтора было не так-то легко обмануть, очень уж горец походил на контрабандиста и чем-то напомнил баску его собственного отца; Анхель явно занимался более прибыльным делом, чем выгуливание коз по горным пастбищам. Отметив этот факт, Айтор предположил, что горец вполне мог встречаться раньше со стариком Ибаррой: в этих местах люди их профессии хорошо знали друг друга. Горных троп было не так уж много, а трудностей сколько угодно, не говоря о плохой погоде и преследовании властей по обе стороны границы. В таких обстоятельствах солидарность неизбежна.