Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин

тростник, но не могли его перерабатывать. Подобно серебряному руднику, большой энженьо был сложным и дорогостоящим хозяйственным предприятием, почти городом, с часовней, конюшнями, складскими помещениями и мастерскими, не говоря уже о барачных поселках для рабов. Как и в первых колониях Чесапикского залива в Северной Америке, плантации, которые сами по себе были почти городами, невольно подрывали рост городских центров. По сравнению с колониальной Испанской Америкой, в Бразильской колонии (и даже в ее ядре, см. Глоссарий) было очень немного городов и поселков.

За пределами северо-восточного ядра бо́льшая часть колониальной Бразилии была едва населена. Северо-запад Амазонки, занимая почти половину континента, оставался бесконечным тропическим лесом с горсткой крошечных португальских городков и несколькими миссиями иезуитов по берегам рек: жили здесь в основном полуоседлые коренные племена. Пустоши за сахарным побережьем, сертан, оставались беднейшей скотоводческой местностью. Любой из путей в другие внутренние районы представлял собой тысячемильную одиссею на каноэ, включая трудные переправы между реками, возможные только в сезон дождей. Португальцы называли эти экспедиции «муссонами» – словом, которое они выучили в Индии. К югу от Сан-Паулу, в вечнозеленых лесах за пределами тропиков, иезуитских миссий становилось больше. И уже за этими лесами на юг до Рио-де-ла-Плата простирались открытые луга. Здесь скот и лошади, сбежавшие из миссий, дичали, размножались и бродили на свободе бесчисленными стадами.

В целом колониальная Бразилия не могла конкурировать с колониальной Испанской Америкой. Сахар никогда не ценился так, как серебро. Основным направлением португальской морской империи с богатыми африканскими и азиатскими аванпостами Бразилия стала далеко не сразу, уступая соседке во всех отношениях: она была меньше, беднее, менее населенной (в десять раз!) и хуже управляемой. Дробная плантационная экономика Бразилии ограничивала и тормозила урбанизацию и распыляла административную власть. В конце концов и здесь появились два вице-королевства, но к полноте власти испано-американских вице-королей бразильские приближались только во время войны. Португалия просто меньше делала для своих колоний. Например, в Испанской Америке всего через столетие после колонизации уже была дюжина университетов, а в Бразилии так и не появилось ни одного. Впору задаться вопросом, как Бразилия вообще оставалась португальской колонией целых триста лет.

Сила гегемонии

Как Испания, так и Португалия не могли себе позволить неограниченно тратиться на колонизацию. Ни у одной из них не было в колониях крупных войск. Иберийские колонизаторы и их потомки, рожденные в Америке, даже в ядрах колонизации составляли незначительное меньшинство. Так как же они сохраняли контроль над такой обширной территорией в течение трех столетий?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к истории сестры Хуаны Инес де ла Крус, мексиканской монахини, умершей в 1695 году. В возрасте семи лет Хуана сделала неожиданное заявление: она захотела поступить в университет Мексики (который открыл свои двери в 1553 году, за столетие до Гарварда). Она была готова даже притвориться мужчиной ради этого, но безрезультатно. Университетское образование было якобы слишком сложным для Хуаны. И неважно, что она читала с трех лет, выучила латынь ради забавы, в 17 ошеломила знаниями жюри из 40 университетских профессоров, а ее стихи знала вся Мексика. Как и у других женщин ее класса, у нее было только два варианта: выйти замуж и всю свою энергию направить на служение мужу и детям или стать монахиней. Хуана выбрала монастырскую жизнь, которая давала капельку больше независимости. Она стала сестрой Хуаной и именно под этим именем вошла в историю.

Она сотнями собирала и читала книги, изучала математику, сочиняла и исполняла музыку и даже изобрела систему нотной записи. Ее стихи публиковались в Европе. Некоторые из них критиковали лицемерное осуждение мужчинами женской сексуальной морали: «Почему вы хотите, чтобы они поступали правильно, / Если поощряете их поступать неправильно?» – вопрошает она в одном из стихотворений. Говоря о всеобщем презрении к проституткам, она задавалась вопросом, кто же на самом деле больший грешник – «та, что грешит и ждет расплаты, / иль тот, кто платит и грешит?» На кухне она занималась экспериментальной наукой. «Аристотель написал бы больше, – говорила она, – если бы хоть что-нибудь готовил». Когда был опубликован ее блестящий ответ одному из самых знаменитых библеистов того времени, отцы церкви забеспокоились. Сестра Хуана получила приказ вести себя как подобает женщине. Ее научные интересы, говорили они, да и все другие ее интересы, кроме набожности, неестественны. Такова была мудрость ее века. Бесконечно сопротивляться в одиночку она не могла и в конце концов смирилась. Сестра Хуана продала свою библиотеку, инструменты – продала все и посвятила жизнь искуплению греха любопытства. Сломленная, она признала, что была «худшей из женщин», и вскоре умерла, ухаживая за другими монахинями во время чумы.

Отцы церкви никогда не применяли физическую силу против сестры Хуаны Инес де ла Крус. Им и не нужно было. Они представляли собой религиозный авторитет, а она была верующей женщиной. Неповиновение им и тем более бунт были для нее буквально немыслимы. Точно так же покоренные жители Латинской Америки, как и порабощенные африканцы, постепенно приняли основы колониальной жизни и принципы иберийской власти. В противном случае Испания и Португалия никогда не смогли бы править огромными просторами Америки без мощных оккупационных армий.

Историки объясняют колониальный контроль над Латинской Америкой гегемонией – господством, подразумевающим согласие подчиненной стороны. Это своего рода противоположность контролю с помощью грубой силы, скорее фундаментальное превосходство, чем железные рукавицы. Такая форма власти может казаться «мягкой», но она гораздо более устойчива и наносит сокрушительный ущерб людям на социальном дне. Когда они принимают принцип собственной неполноценности и, грубо говоря, «знают свое место», они участвуют в собственном подчинении.

Религия – один из самых ярких примеров культурной гегемонии. Когда порабощенные африканцы и коренные народы приняли «истинную религию» европейцев, они тем самым приняли и статус «новичков в истине». В конце концов, католицизм зародился и развился вдали от Америки. История «истинной церкви» была европейской историей, ее земной столицей был Рим, большинство священников и монахинь, не говоря уже о епископах и высшей церковной иерархии, были выходцами из Европы. Вице-монархи Испании и Португалии правили по божественному праву, которое могли поставить под сомнение только еретики, и пользовались королевским покровительством, позволявшим назначать и увольнять священников и епископов почти так же просто, как служащих Короны. Королевское правительство решало, где будут построены церкви, и собирало десятину (церковный налог в размере 10 % всего дохода). Грех против католического учения почти всегда считался уголовным преступлением.

Все образовательные учреждения были религиозными, поэтому если считать, что знание – сила (а так оно и есть),