Librum Debitori - Гильберт Бриссен

 Между тем Песнь начинала действовать — Мегу уже не могла оторвать глаз от ее сияния, и руки ее медленно, но верно приближались к сердцу, куда и стремилось наше лекарство. Суигинто совсем не обращала на меня внимания, глядя лишь на то, что делала с Мегу ее…нет, наша магия.

 Тридцать две секунды до закрытия перехода. Бросить все и уходить? Нет, рано сдаваться! И тянется в кривой улыбке нарисованный фиолетовым уголок рта, откликаясь на мои мысли — нельзя проиграть здесь, иначе чего тогда я стою наяву?

 Закрыть глаза, сосредоточиться, собраться, почувствовать! Ощутить, как бугрятся под гладкой чернью чешуи кольца могучих мышц, как скользит и тянется неправдоподобно длинное тело, как оборачивается вокруг ледяной крепости древний змей — воплощение обмана, иллюзорное тело, данное мне Маской в царстве иллюзий.

 Двадцать семь секунд. Песнь уже была внутри Мегу, она замерла, закрыла глаза, из–под ресниц вырывались лучики света — и я изо всех сил сдавил прозрачный кристалл, не опасаясь напугать ее. Несколько мгновений ничего не происходило, но затем паутина трещин прошла сквозь лед и его осколки с грохотом стали падать вниз. Но некогда было ломать его весь, и размахнувшись своей огромной змеиной головой, я ударил в то место, где во внутренней комнате было окно — в самую уязвимую точку цитадели одиночества Мегу.

 Лед с хрустом лопнул, высыпаясь внутрь, и я чуть было не сбил с ног Суигинто, все еще неподвижно стоявшую перед своим сияющим медиумом.

 - Вос–с–семнатцать сссекунд, — прошипел я, не в силах преодолеть собственный обман.

 - Я должна остаться и убедиться. Уходи сам.

 - Нне ссссходи ссс ума, Сссуихинто, всссе ут–таллосссь…

 - Не спорь со мной! Песня, она…

 Оглушить ее оказалось неожиданно просто — здесь, в глубинном сне, она была не могущественной куклой, а лишь «милым ангелом». Мягкий удар по затылку, и она валится набок, так и не спустив глаз с Мегу. Песня околдовала и ее — но мой страх оказался сильнее ее чар. Спеленав Суигинто серебряными усами, я заскользил к спасительной воронке, извиваясь в воздухе, словно китайский дракон. Девять секунд.

 Яркий свет и звон бьющихся осколков позади дали понять, что Песня действует, как мы и рассчитывали. Ледяная палата рассыпалась, освобождая ту, которая теперь видела целый мир.

 Коллапсирующая воронка все же откусила кончик моего хвоста, и я вывалился наружу с изрядно потрепанной мантией. «Хоть ноги не укоротило, и то славно» — успел подумать я, прежде чем понял, что вижу.

 Тающие останки сотен причудливых тварей, разрубленных и пронзенных, грудами лежали повсюду, сочась мутной влагой Моря. Некоторые застряли в кустах и выли от боли, дергаясь и вгоняя в себя шипы. Чуть поодаль, упершись в остатки одного из истуканов, возвышалась настоящая гора плоти, перевитая жилами, с тысячей угасших глаз, сотней истекающих Морем пастей, хоботами, жгутиками, клешнями…

 Второе такое же порождение, заставившее меня вспомнить иллюстрации к историям Лавкрафта, наползало с другой стороны, но не оно заставило мое сердце уйти в пятки от страха. Соусейсеки, моя Соусейсеки лежала на земле, бледная и неподвижная, так и не выпустив из рук ножниц.

 Не выпуская из рук Суигинто, я медленно подошел и опустился на землю рядом. Из тумана появлялись все новые твари, но разве было время смотреть на них?. Соусейсеки, Соусейсеки, как же это могло случиться, как я мог так ошибиться! И тут я вспомнил свое видение — снежное поле, и одиночество, и ее, так же неподвижно лежавшую на холодной земле. Маска показала мне правду.

 Черное плетение вздулось горячими буграми, когда я проклял Море, и сны, и Мегу, и самого себя за случившееся. Странно, но боль не затуманила разум. Я видел, как над головой сгущаются кровавые тучи, неестественные и быстрые, словно кто–то впускал в небо чернила из огромного шприца. «Адреналин» — вяло подумал я, — «Значит, бежать некуда. Это конец».

 Отвратительная тварь Моря нависла надо мной, но среди горя не было места страху. Я смотрел в ее мутные гроздья глаз без всякого опасения и ее колебание дало мне секундную отсрочку.

 А затем сверкнула первая молния.

 Шипящая, невыносимо белая кривая протянулась между небесами и телом хрупкой девушки на камнях, а когда чудовищный раскат грома рванул уши, словно взрыв, чудовища уже оплывали и таяли, как воск над огнем. Мегу просыпалась.

 Пылающий изнутри светом Песни, ее дух поднимался к бушующему небу, озаряя призрачным светом затопленную равнину. Боль зародилась изнутри, еще слабая, но неотвратимая и неизбежная. Сон начинал нас отвергать.

 Я смотрел, как поднимается пар от моих рук, как проступают наружу мельчайшие капельки крови. Конец.

 Но во мне не было жажды мести или ярости умирающего берсерка. Мы победили, зная, чем рискуем, и никто не шел сюда против своей воли. Я поднял кажущуюся такой легкой Соусейсеки, обнял ее, прощаясь, а затем сделал последнее, что еще был должен.

 На крыльях лежащей на начинающей зеленеть траве Суигинто появились четыре серебряных пера. Она была свободна.

 Боль все усиливалась, и если бы не красное плетение, я бы уже был мертв. Но оно продолжало удерживать во мне жизнь даже против воли. Кровавые слезинки капнули на белый воротник Соу, оставляя на нем алые пятна. Проща…

 Мрак, теплый и мягкий, густой и спасительный, темнота, скрывшая от боли, щекочущая и нежная — разве так должна была выглядеть смерть? А затем передо мной засветились фиолетовым знакомые глаза.

 - Как же я все–таки вас ненавижу, беспомощные слабаки, — мягко шепнула Суигинто.

 Дальше было что–то, кто–то говорил, меня куда–то несло, тянуло, перемещало, но все затянула кровавая пелена. Сколько прошло времени — не знаю, но потом боль вдруг стихла и я уснул, так и не выпустив маленькой ладони Соусейсеки.

 

 Видения милосердно охватили мой разум забытием, скрывая от него ужас реальности. Было легко забыть, что где–то далеко, там, куда не хочется возвращаться, висит в красных кольцах изувеченное тело, чудом сохраняющее остатки жизни в оковах колдовства, которое оказалось более стойким, чем его создатель. Глупый, смешной, нелепый человек, потерявший все в погоне за слишком многим, на себе осознавший смысл изречения «пиррова победа». Искавший союзников, ради которых был потерян смысл этих поисков. Соусейсеки, маленькая валькирия, сразившая армии, прежде чем пасть, выигравшая для нас достаточно времени — но какой ценой?

 Да, если бы у меня был выбор, я бы не стал возвращаться, а отдался призрачным волнам забытия. Тело расслабилось в невесомости, покачиваясь в такт невидимым волнам, сладкая дрёма сковала разум. Теплые прикосновения ветерка, слипающиеся глаза — как будто ранее утро настойчиво требовало не думать ни о чем и просто еще немного поспать… Ленивые мысли, вязкие, словно залитые патокой, ленивые крупинки песка, падающие вниз… Только расслабиться, только отпустить — и не будет ни боли, ни проблем, ни забот, ни неизвестного будущего, а только сон…вечный сон.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});