Красная Страна - Джо Аберкромби

Сафин снова тряхнул своей маленькой головой, будто это могло все изменить.

— Что за священник научил тебя этому?

— Я видел, каков мир, и сам рассудил, каким он должен быть. — Он взглянул через плечо, его люди собирались в лесу; доспехи и оружие готовы к работе; лица напряжены.

— Мы готовы атаковать?

— Я был там, — Сафин указал на Сквердил. — У них есть три констебля, и два из них идиоты. Я не уверен, что решительная атака, это то, что необходимо, а ты?

В самом деле, укреплений было мало. Раньше город окружал забор из необструганных бревен, но он был частично снесен, чтобы дать городу расти. Крыша деревянной сторожевой башни была покрыта мхом, и кто-то прикрепил душ к одной из ее опор. Духов давно выбили из этой страны, и горожане, очевидно, не ожидали угрозы. Скоро они осознают ошибку.

Взгляд Джубаира скользнул по Сафину.

— Я устал от твоего брюзжания. Подавай сигнал.

У скаута в глазах было нежелание и горечь, но он подчинился, хватая зеркало, и двинулся к краю леса, чтобы подать сигнал Коске и остальным. Это было нормально для него. Если бы он не подчинился, Джубаир скорее всего убил бы его, и был бы прав.

Он закинул голову и улыбнулся голубому небу сквозь черные ветви, черные листья. Он мог делать, что угодно и был бы прав, потому что он сделал себя усердной марионеткой замысла Бога, и, поступая так, освобождал себя. Один он свободен, окруженный рабами. Он был достойнейшим в Близкой Стране. Достойнейший в Круге Мира. Он не испытывал страха, Бог был с ним.

Бог был везде, всегда.

Как может быть иначе?

Проверив, что его не видно, Брачио вытянул медальон из рубашки и открыл. Два крошечных портрета настолько выцвели и покрылись пузырями, что никто иной не увидел бы ничего, кроме грязи, но Брачио знал их. Он нежно потрогал пальцами эти лица, и в его мыслях они были там, где он их оставил слишком давно — приятные, совершенные и улыбающиеся.

— Не волнуйтесь, детки, — проворковал он им. — Я скоро вернусь.

Мужчина должен выбрать, что важно, и оставить все прочее псам. Беспокойся обо всем, и не сделаешь вовсе ничего хорошего. Он был единственным человеком в Компании со здравым смыслом. Димбик был самовлюбленным глупцом. Джубаир и святоша были полностью чужими друг другу. При всей свой ловкости и хитрости Коска был мечтателем — это дерьмо с биографом было тому доказательством.

Брачио был достойнейшим из них, поскольку он знал себе цену. Ни возвышенных идеалов, ни великих иллюзий. Он был здравомыслящим человеком, со здравыми амбициями, делал то, что был должен, и был доволен. Его дочери были единственным, что для него значило. Новые платья, хорошая еда, хорошее пособие и хорошие жизни. Лучшие жизни, чем, черт возьми, прожил он …

— Капитан Брачио! — пронзительный крик Коски, громче обычного, вернул его в настоящее. — Сигнал!

Брачио со стуком захлопнул медальон, вытер влажный глаз тыльной стороной кулака, и расправил ремень, на котором висели его ножи. Коска засунул одну ногу в стремя, и сейчас подпрыгивал, раз, два, три, прежде чем снова принялся тянуть позолоченную луку седла. Его выпученные глаза поравнялись с ней, и он застыл.

— Не мог бы кто-нибудь…

Сержант Дружелюбный подсунул руку под его задницу и без усилий затащил его в седло. Оказавшись там, Старик мгновение восстанавливал дыхание, затем с некоторым усилием вытащил клинок и поднял его ввысь.

— Обнажите мечи! — Он обдумал это. — Или более дешевое оружие! Давайте… сделаем что-то хорошее!

Брачио указал на гребень холма, и взревел:

— Поехали!

С восторженным возгласом передний ряд пришпорил лошадей, и загрохотал в душе грязи и сухой травы. Коска, Лорсен, Брачио и остальные рысили следом, как подобает командирам.

— И это все? — Брачио услышал ворчание Сворбрека, когда жалкая долина, ее пестрые поля и пыльные маленькие поселения вылезали в поле зрения. Возможно он ожидал высокий форт с башнями из золота и стенами из адаманта. Возможно он таким и будет, когда он допишет сцену. — Это выглядит…

— Неужели? — бросил Темпл.

Стирийцы Брачио уже стекались через поля к городу жадным галопом, пока Кантики Джубаира толпились к нему с другой стороны — черные точки их лошадей против поднимающегося пылевого шторма.

— Смотрите, как они идут! — Коска стащил шляпу и махнул ею. — Храбрые ребята, а? Энергия и жар! Как бы я хотел быть там, в атаке, со всеми ними!

— Правда? — Брачио помнил, как он командовал атакой, и это было жесткая, мучительная, опасная работа; и бросалось в глаза отсутствие энергии и жара.

Коска подумал мгновение, напялил обратно шляпу на лысеющую голову, и вложил меч обратно в ножны. — Нет. Не правда.

Они закончили путь вниз пешком.

Если где и было сопротивление, к тому времени, как они прибыли в Сквердил, все было кончено.

В пыли у дороги сидел мужчина, прижав окровавленные руки к лицу, моргая на проезжающего Сворбрека. Овчарня была сломана и все овцы без нужды зарезаны, собака уже возилась среди пушистых трупов. Фургон был опрокинут на бок, одно колесо все еще безнадежно скрипело, а Кантийский и Стирийский наемники свирепо спорили в выражениях, в которых было невозможно понять смысл. Еще двое Стирийцев пытались снять дверь с петель. Еще один взобрался на крышу и неловко копался там, используя топор как лопату. Джубаир сидел на своей огромной лошади в центре улицы, указывая своим крупным мечом и грохоча приказы, перемежая их малопонятными сентенциями о воле Бога.

Карандаш Сворбрека парил, его пальцы бегали по строкам, но он не мог думать о том, что написать. В конце он нелепо нацарапал: «Героизма не наблюдается».

— До чего дошли эти идиоты? — проворчал Темпл. Несколько Кантиков привязывали группу мулов к одной из стоек покрытой мхом городской сторожевой башни, и хлестали их до пены в попытке их изнурить. Пока что безуспешно.

Сворбрек заметил, что многие находят приятным просто ломать вещи. Чем больше усилий потребовалось бы для починки, тем больше удовольствия. И в качестве иллюстрации этого правила, четыре человека Брачио уронили кого-то на землю, и неспешно били его, пока толстяк в переднике безуспешно пытался их успокоить.

Сворбрек редко видел даже легкое насилие. Диспут по поводу структуры повести между двумя его знакомыми авторами закончился весьма безобразно, но вряд ли это шло в сравнение с происходящим сейчас. Неожиданно обнаружив себя в центре сражения, Сворбрек почувствовал одновременно жар и холод. Ужасно страшно и ужасно возбуждающе. Он сторонился зрелища, страстно желая увидеть больше. Разве не за этим он пришел? Быть свидетелем крови, разврата, свирепости в их наибольшей интенсивности? Чувствовать запах опорожненных кишок и слышать звериные вопли? Так что он мог сказать, что видел это. Так он мог привнести убежденность и аутентичность в его работу. Так он мог сидеть в фешенебельных салонах Адуи, и беспечно разглагольствовать о темной правде войны. Возможно не высшие мотивы, но определенно и не самые низкие. Он не высказывал притязаний быть достойнейшим в Круге Мира, в конце концов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});