Операция «Сентябрь» - Сергей Дмитриевич Трифонов

милиционеров устроить засады и окружить бандитов закончились безуспешно. Бандиты, как правило, кем-то предупреждённые, оказывали ожесточённое сопротивление и без особых потерь уходили с награбленным в лес. Потери несли и чекисты, и милиционеры, и солдаты внутренних войск.

Шперкович был личностью интересной. Из спецсообщения МГБ СССР следовало, что родился он в семье бригадного генерала артиллерии Юзева Шперковича и Ядвиги Коморовской, в девятьсот первом году, в Вильно. В 1922 году после окончания офицерской пехотной школы был направлен в Корпус охраны границы. Служил помощником командира пограничной заставы на границе с СССР. В начале августа 1924 года отличился в боях с перешедшим границу советским разведывательно-диверсионным отрядом.

Он, Шперкович, тогда и представить не мог, что его застава столкнулась с отрядом спецназа ГПУ во главе с талантливым разведчиком Станиславом Ваупшасовым. Дзержинский лично поручил Ваупшасову захватить и уничтожить белогвардейский штаб, созданный в Польше, на границе с СССР, совместно с польской и французской разведками, для заброса на советскую территорию шпионов и диверсантов.

В ночь с 3 на 4 августа 1924 года отряд чекистов в составе ста человек пересёк советско-польскую границу и атаковал Столбцы в Новогрудском воеводстве. Городок был захвачен, разведцентр уничтожен, разгромлены жандармский и полицейский участки, взорвана железнодорожная станция.

Чекисты под командой Ваупшасова на линии Пинск — Лунинец, под населённым пунктом Ловча, задержали поезд, в котором ехали полесский воевода Станислав Довнарович, сенатор Польской Республики Болеслав Вислоух и минский католический епископ Зигмунт Лозиньский. Изъяв у воеводы и сенатора секретные документы, чекисты вернулись в СССР.

Вот за те самые бои Шперкович был награждён крестом «За заслуги» 3-го класса и досрочно получил чин поручика.

В сентябре тридцать девятого года сводный пограничный полк под командованием майора Шперковича оказал упорное сопротивление частям Красной армии в районе Барановичей и Слонима. Шперкович избежал плена и интернирования. В 1941–1942 гг. партизанский отряд Армии Крайовой под его командованием мародёрствовал на Виленщине и в Белоруссии, избегая прямого столкновения с немецкими частями и полевой жандармерией.

Зимой 1943–1944 гг. батальон АК под его командованием принимал участие в боях с отрядами украинских националистов-бандеровцев на Волыни. Отличился крайней жестокостью. В ответ на уничтожение бандеровцами польских сёл и хуторов аковцы Шперковича выжигали украинские сёла и деревни, не оставляя в живых ни малых, ни старых. Затем командование АК вновь перебросило Шперковича на Виленщину, и летом сорок четвёртого, во время наступления Красной армии, он со своим отрядом пытался захватить ряд населённых пунктов в пригороде Вильно и установить там власть «лондонского» польского правительства.

В ходе боестолкновений с частями НКВД, сотрудниками НКГБ и военной контрразведки «Смерш» значительно поредевший отряд ушёл в леса. Шперкович под бело-красным знаменем Речи Посполитой и лозунгом «Виленщина для поляков» начал заниматься обычным уголовным бандитизмом. Да ещё воевать с литовскими бандитами.

Вот и в последней сводке говорилось, что неподалёку от Ошмян бандиты Слона намеревались ограбить литовский хутор, но напоролись на хорошо вооружённую группу литовских «зелёных братьев», грузившую на подводы изъятые на хуторе продукты. Прибывшие на уже догоравший хутор милиционеры и взвод внутренних войск обнаружили тела двух поляков в старой форме Войска Польского и двух литовских бандитов. И литовцы, и поляки так быстро покинули место боя, что ни трупы не унесли, ни оружие, даже подводу с битыми курами и двумя мешками овса бросили.

Лейтенант Каулакис, перебирая фотографии, сделанные на разграбленном и сгоревшем хуторе, внимательно рассматривал две из них.

— Товарищ капитан, — он протянул фотографии Стойко, — гляньте, это отпечатки протектора или «виллиса», или «доджа». Помните, вчера на совещании у подполковника Савельева капитан Нестеров докладывал, что в Вильнюсе у разграбленной антикварной лавки тоже нашли следы похожих протекторов. Он ещё сказал, что на протекторах сохранилась красная глина.

Стойко взял фотографии и, поморщившись, заметил:

— Рисунок протекторов сходится, но не разобрать, что там на них.

Каулакис порылся в ящике с вещдоками, извлёк пакет из плотной бумаги, помеченный криминалистами особым шифром, высыпал содержимое на газету.

— Вот она, красная глина, товарищ капитан, — лейтенант сиял, словно медный самовар.

— Интересно, — Стойко размял пальцами кусочек глины, — кто же угнал машины, литовцы или поляки?

В дверь постучали. Вошёл молоденький, лет двадцати двух, невысокого роста, худой, но плечистый старший лейтенант милиции, вскинул руку к козырьку и доложил:

— Товарищ капитан, докладывает старший лейтенант милиции Иваньков. Вчера вечером военные из сапёрного батальона опознали по протектору угнанный у них «додж». Капитан Нестеров велел передать вам копию акта опознания машины, — старший лейтенант положил на стол тоненькую папочку, — там же увеличенное фото протектора и копия справки криминалистов о составе красной глины и предположительном месте её залегания в Вильнюсском районе. Сапёры ещё сказали, что на заднем левом крыле машины кто-то, возможно мальчишки, нацарапали маленькую звезду, видимо, гвоздём.

Стойко торопливо пробежал глазами по справке криминалистов и улыбнулся.

— Она самая, из-под Ошмян, рядом с сожжённым хутором. Молодцы криминалисты!

— Осталось за малым — узнать, кто угнал машину, — невесело заметил Каулакис.

— Разберёмся, — буркнул Стойко. — А ты, Иваньков, из райотдела милиции?

— Так точно, товарищ капитан, оперуполномоченный отделения по борьбе с бандитизмом.

— Воевал?

— Никак нет, не удалось, в сорок четвёртом, после школы милиции на фронт не отпустили, прямо сюда, в Литву отправили.

— А откуда медаль «За боевые заслуги» и нашивка за ранение?

Иваньков смущённо опустил глаза.

— Мы тут, считай, два года бандитов гоняем.

— А говоришь, не воевал. Ещё как воевал! — Стойко усадил милиционера за стол, придвинул пачку «Беломора». — Курите, товарищи офицеры. Как думаешь, Каулакис, нужен нам такой гвардеец в опергруппе? Он ведь за два года, видимо, всю Виленщину обшарил, а ты хоть и литовец, дальше Каунаса ничего не знаешь.

Каулакис ответил без обиды:

— Нужен, товарищ капитан, я Женю знаю. Толковый парень.

— Вот и отлично. — Стойко включил рацию, связался с начальником райотдела милиции.

Начальник райотдела подполковник Армалас и начальник ОББ райотдела майор Букайтис не возражали, но просили согласовать вопрос с руководством опергруппы. Подполковник Савельев тоже не возражал.

Стойко от удовольствия потёр ладонь о ладонь.

— Ты, Иваньков, вот что, давай дуй к капитану Нестерову и разузнай поподробнее про этот «додж», а заодно загляни к капитану Веригину, спроси — нет ли новостей по банде Крюка, я его предупрежу.

Только Иваньков собрался уходить, в кабинет без стука вошёл Нестеров.

— Привет чекистам! — он пожал своей лапищей руку офицерам. — Кое-что вам в подарок принёс. Но, перво-наперво, угостили бы милицию чайком.

Пока Каулакис организовывал чай и бутерброды с неизменным домашним салом, офицеры покурили, обсудили свежую оперсводку по городу и району. Из обычного перечня мелких преступлений выделялась информация о ночном нападении на