Невероятное путешествие мистера Спивета - Рейф Ларсен

Теперь же я чувствовал, что предаю ее. Но я не мог, никак не мог отправиться с ней на север, потому что мне предстояла поездка совсем в другую сторону – в Колумбию, в Вашингтон. Вашингтон! Я быстро прикинул, не сознаться ли во всем, прямо вот сейчас, за обеденным столом. Горошек, мясная буханка – все создавало атмосферу безопасности. В окружении незатейливой символики моей семьи – единственной семьи, что у меня была, – я бы еще мог, пожалуй, выйти сухим из воды. Уж коли я не могу довериться родной матери – кому мне вообще доверять?

– Знаешь… я тут собираюсь… – начал я медленно, по своему обыкновению, от нервности по очереди прижимая мизинец к большому пальцу и большой палец к мизинцу – водилась за мной такая привычка.{47}

Тут в столовую примчался Очхорик и принялся выискивать, не упало ли со стола горошины-другой.

– Да? – спросила доктор Клэр.

Я осознал, что не докончил фразы. И прижимать палец к пальцу перестал.

– Прости, я не поеду с тобой, – сказал я со вздохом. – Занят. Я завтра собираюсь в долину.

– Правда? – спросила она. – С Чарли?

– Нет, – отозвался я. – Но удачи тебе там. На севере, в смысле. Надеюсь, ты его таки отыщешь. В смысле, своего монаха-скакуна.

Отчего-то название неуловимого вида прозвучало в моих устах ругательством. Я попытался исправить ситуацию.

– Калиспелл, Монтана… супер! – заявил я, словно цитируя последнюю строчку малобюджетного рекламного ролика. Прозвучало так неуместно, что в комнату точно накачали чуть больше кислорода.

– Жалко, – ответила доктор Клэр. – Я-то надеялась взять тебя с собой. Ну ладно. Я выезжаю рано, так что тебя, верно, уже не увижу. – Она принялась убирать со стола. – Но мне бы все же хотелось показать тебе свои записи. Я работаю над новым проектом, который, полагаю, тебя заинтересует. Она напоминает мне тебя…

– Мама, – перебил я.

Она замолчала и посмотрела на меня, наклонив голову набок. Очхорик под столом нашел просыпанный горох и слизывал его, тихонько чавкая – как текущий кран в дальней комнате.

В должный срок – или, возможно, даже чуть позже – она продолжила убирать посуду, однако по дороге на кухню на миг остановилась у меня за спиной. Ножи у нее на тарелках съехали в сторону.

– Счастливого пути, – сказала она.

Когда посуда была вымыта и вытерта, доктор Клэр удалилась к себе в кабинет, а Грейси в логово «Поп-герл», я, наконец, остался один в столовой, лицом к лицу с целой серией трудных задач, какие по плечу только взрослым.

Набрав в грудь воздуха, я встал, подошел к телефону на кухне и нажал «0» – довольно сильно, потому что клавиша западала. На линии что-то лязгнуло, потом зажужжало, и наконец далекий приятный женский голос произнес:

– Пожалуйста, назовите абонента.

– Мне надо связаться с Гунтером Х. Джибсеном из Смитсоновского музея. Не знаю его второго имени.

– Погодите минутку.

Потом ее голос послышался снова.

– Смитсо-что? Какой город?

– Вашингтон, Колумбия.

Телефонистка засмеялась.

– Ой, милый. Тебе надо было звонить… – Она прищелкнула языком и вздохнула. – Ох, ладно. Оставайся на линии.

Мне понравилось, как она сказала «оставайся на линии» – как будто заверяя, что пока ты не вешаешь трубку, твоей проблемой кто-то занимается, мир изо всех сил старается найти нужную тебе информацию.

Через некоторое время она вернулась и продиктовала номер.

– Не знаю, кто именно тебе нужен, дорогой, – сказала она. – На твоем месте я бы попробовала основную линию и пусть соединят тебя с кем надо.

– Спасибо, оператор, – поблагодарил я, испытывая по отношению к этой женщине огромную теплоту и благодарность. Хотелось бы мне, чтоб она отвезла меня в Вашингтон. – Вы чудесно работаете.

– Спасибо, молодой человек, – отозвалась она.

Я набрал номер и попытался пробиться через хитроумнейшую автоматическую программу. Меня два раза протащило по замкнутому кругу, прежде чем я сообразил, как выйти на личную линию мистера Джибсена.{48}

Слушая гудки в трубке, я нервничал все сильнее и сильнее. Как извиниться? Сослаться на временное помутнение рассудка? На страх перед далекими поездками? На переизбыток предложений подобного рода? Наконец автоответчик голосом Джибсена предложил мне оставить сообщение. Ну конечно, следовало бы мне самому сообразить. На восточном побережье уже почти десять вечера.

– Ээээ… Да. Мистер Джибсен, это Т. В. Спивет. Мы с вами сегодня уже разговаривали. Я из Монтаны. Короче говоря, я сказал вам, что не в состоянии принять лично премию Бэйрда… но теперь я сумел… эээ… перекроить свое расписание, так что могу принять ваше великодушное предложение в полном объеме. Я выезжаю сегодня же, так что со мной уже нельзя будет связаться по номеру, по которому вы сегодня мне звонили. Так что не звоните по нему. Но не волнуйтесь! Я буду вовремя, чтобы произнести речь на ежегодном приеме, и что там еще потребуется. Так что… еще раз спасибо и всего хорошего.

Я быстро повесил трубку. Ужасно, просто ужасно. Я в полном изнеможении опустился на стул и снова начал медленно и меланхолично перебирать пальцами. Предстоящая задача меня совершенно не вдохновляла.

Понимаете, может, у моего отца и нет никаких слабостей, а вот у меня пара-другая отыщется, и главная из них – решительная неспособность справиться с рутиннейшим делом, обычно не вводящим в ступор крепких мужчин с большими пряжками на ремнях: со сборами в дорогу. Даже на то, чтоб сложить вещи в школу, мне каждый день требовалось двадцать три минуты – ну, в лучшем случае двадцать две. Возможно, сборы и кажутся самым обычным ритуалом, который люди по всему земному шару исполняют буквально каждый день – но, если задуматься, чтобы собраться в поездку, особенно в далекую, нужна высоко развитая способность предвидеть все, что тебе потребуется для жизни в незнакомом окружении.

Уж если мы можем многое рассказать о человеке по его ботинкам, манере речи или походке, так и манера складывать чемодан говорит не меньше. Например, доктор Клэр всегда аккуратно убирает инструменты для сбора материала в шкатулки красного дерева. Их она ставит в самый центр пустого чемодана перекошенным, но очень тщательно выстроенным ромбом, и пальцы ее касаются уголков шкатулок так трепетно и бережно, точно они живые существа с невероятно ломкими косточками. Вокруг этого хрупкого сердца она просто-напросто вываливает все остальные вещи, беспорядочной грудой одежды и зеленых украшений – небрежность по отношению к ним резко контрастирует с только что проявленной заботой о драгоценных шкатулках. Даже самый невнимательный наблюдатель пришел бы к выводу, что она страдает по меньшей мере легкой шизофренией – а будь этот наблюдатель врачом, готовящим лекцию о расщепленной личности моей матери, слайд-шоу с изображением ее чемодана на разных стадиях процесса сборов идеально проиллюстрировало бы его доклад. (Впрочем, я ему свои диаграммы нипочем бы не дал.)

С другой стороны, мой отец не столько собирается в поездку, сколько просто берет и уходит. Отправляясь в Диллон продавать лошадей на родео, он швырял на пассажирское сиденье пикапа старую кожаную сумку.{49}

Порой мне думалось – вот любопытно бы сравнить рюкзак ковбоя с американского Запада и суму монаха из Камбоджи. Было бы сходство чисто поверхностным? Или указывало бы на некую более глубинную общность их подхода к миру? Уж не романтизировал ли я отцовскую аскетичность? Возможно, она таила не мудрость, а страх?

Мои же сборы являли резкий контраст с небрежным закидыванием пожитков в окошко пикапа за миг до отъезда. Собираясь в любую вылазку, я придерживался тщательно разработанной методики, основной целью которой было спасти меня от гипервентиляции:

Пять этапов сборов:

Этап первый: Визуализация.

Я мысленно проигрывал и проигрывал всю поездку. Выделял все возможные затруднения и помехи, все ситуации, в которых мне потребуются инструменты для составления диаграмм и записей, все образцы, которые мне захочется собрать, все картины, звуки и запахи, которые я решу запечатлеть.

Этап второй: Инвентаризация.

Затем я раскладывал на столе все инструменты и приборы, которые мне могут понадобиться, в порядке важности.

Этап третий: Укладка номер один.

Отделив все, что не влезет в портфель даже теоретически, я тщательно укладывал оставшиеся необходимые принадлежности, заворачивая каждую в пузырчатую пленку и склеивая липкой лентой, чтобы хрупкие механизмы не повредились в дороге.

Этап четвертый: Великие сомнения.