Король-Предатель - Михнегер Егор

Хиггинс, конечно, не мог не заметить свежий синяк, но даже присутствуй старик при «званом ужине», смог бы он что-либо противопоставить молодому сильному гному? Поразмыслив, бывший учитель похвалил Скалика за проявленную силу духа и остроумие.

Не верилось, что такое возможно, но постепенно Скалозуб начал привыкать к текущему положению дел. Внешне ничего не изменилось, он всё так же был прикован к колодкам, но теперь вместо бесконечной жалости к себе, изворотливый гном искал способы хоть в какой-то мере улучшить своё положение. И в определённой степени преуспел.

Для начала, дабы не чувствовать холод и унижение от наготы, Скалозуб стал демонстративно размахивать мужским достоянием, как только мимо проходила какая-нибудь гномиха. Гадил и мочился он тоже исключительно в присутствии окружающих. Посовещавшись, часто проходившие по площади гномы решили накрыть его чем-то вроде попоны. И хотя теперь возникла другая проблема, в лохмотьях очень хотелось чесаться, он всё же чувствовал себя намного комфортнее. Также под ноги ему подставили небольшое корытце. Скалозуб быстро нашёл тому не только прямое применение в роли нужника, но и использовал в качестве сидения, приводя ногами ёмкость в вертикальное положение.

Слава Праотцу, несмотря на широкое общественное возмущение, никому не пришло в голову задаться очевидным вопросом — откуда вообще могут браться какашки у умирающего с голоду гнома? По крайней мере, насчёт образованности и дальновидности черни, Хиггинс оказался полностью прав.

К сожалению, ухаживающий за ним Хиггинс был пожилым гномом, а не големом, что не знает усталости. И хотя старик присматривал за Скалозубом с таким тщанием, будто охранял сундук с золотом, ему, также как и всем остальным, нужно было спать и решать собственные бытовые проблемы. В такие моменты ждать помощи было неоткуда.

Самыми жестокими мучителями оказались детишки, подстригшие ему бороду. Вот уж воистину, юные создания не ведают, что творят.

— Салют, вонючка! — задорно поприветствовал Скалозуба старший из малолеток. Григги, кажется, так его звали. — Смотрю, твои синяки почти зажили!

— А почему дядя теперь в одежде? — поинтересовался младший из сборища.

— Почему, почему… Топорчему! Не мешайся со своими дурацкими вопросами, Моглик, мы тут по делу! — важно заявил Григги.

— И какое у вас дело к приговоренному узнику, мои молодые друзья? — отозвался нехотя Скалозуб.

— Смотри, оказывается он разговаривает!!! — искренне поразился младшенький.

— Да неужели, вот чудеса! Заткнись уже, Моглик. Понял? Зат-к-нись! И ты тоже закрой свою пасть, безбородый говнюк! Наберите камней парни, наш узник что-то больно хорошо выглядит. Надо снова украсить его рожу красным цветом! Красный к лицу говнюкам, ха!

Малолетки с рвением бросились выполнять распоряжение лидера, собирая разбросанные на площади камни. Скалозуб лихорадочно соображал, ища выход из ситуации, но сила речи вряд ли могла помочь переубедить туповатых подростков, которые видели в происходящем лишь забавное игрище.

— Ребята, раскрасить дядю красным плохая идея! Очень плохая! «Красный дядя» будет снова вонять и пугать других тёток и дядек! Но чистый дяденька, может рассказать вам много интересных исто…

— Заткнись урод! — мимо лица Скалозуба просвистел первый брошенный камень. Григги, юноша, вступивший в пору полового созревания, жаждал крови и чихать хотел на истории и прочую болтовню. — Хватить копаться, кидайте уже! Получай отродье! На!

Уклониться от летящих со всех сторон камешков не было ни единой возможности. Скалозуб мог лишь прижать подбородок к колодкам, пряча лицо. Об голову больно ударилось несколько достигших цели камней. Он зажмурился, стиснув зубы и тихо рыча.

Не все камни были большими, да и сила броска малолеток не шла ни в какое сравнение с силой взрослого мужика. Шевелюра Скалозуба также немного амортизировала удары. Однако вскоре голова превратилась в один сплошной очаг боли и страшно саднила. Волосы пропитывались густой красной жидкостью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Вот тебе и измени отношение к ситуации, вот тебе и используй свои преимущества…» — с горечью промелькнула мысль между ударами.

— ПРОЧЬ ДРАНЫЕ ОТРОДЬЯ! УБЪЮ ОРОЧЬИ ТВАРИ!

«Хиггинс!» — с облегчением подумал сперва Скалозуб, но нет, голос был знакомым, но не его.

С трудом заставив себя перестать жмуриться и открыть глаза, Скалозуб увидел Фомлина, гнавшего прочь детвору. Тот бросал им вслед камни, видимо малолетки их выронили, испугавшись разъярённого гнома.

— Убирайтесь отсюда, ублюдки! ГРИГГИ, ТЫ У МЕНЯ ЕЩЁ ОТХВАТИШЬ, ВЫРОДОК! МАЛО НЕ ПОКАЖЕТСЯ!

Фомлин с досадой плюнул в направлении улепётывающих со всех ног мальчуганов.

— Паршивое семя! И вот эта вот мразь наше будущее?! Да драть их надо с утра до ночи всех!

Несмотря на туго соображавшую распухшую голову, Скалозуб удивился столь бурной реакции гнома на «игру» несмышлёных детей.

Скептически глянув на пострадавшего, Фомлин решительно и бесцеремонно начал ощупывать его голову. От неожиданности и боли из глаз ручьём потекли слёзы.

— Шшшшш… Хватит! Ц-с-с-с…

Также внезапно как начал, Фомлин прекратил мучительное истязание окровавленной головы.

— Хвала Праотцу, серьёзных увечий не наблюдается. Эй! Да, ты! — он подозвал проходившую мимо гномиху. — Принеси воды и промой безбородому раны. Ау! Твою за ногу, я кому говорю?! Давай, давай, закрой рот и вперёд!

Невзирая на крайнее замешательство, гномиха действительно почти сразу куда-то помчалась. Фомлин явно пользовался авторитетом у черни, хотя Скалозуб пока так и не понял, какой ранг тот имел. Если в Квартале вообще было хоть что-то отдаленно напоминающее систему рангов законнорожденных.

— Так не пойдёт… — гном угрюмо покачал головой. — Тебя либо изуродует Дорки, либо закидают камнями безмозглые малолетки. А то и просто забьёт насмерть случайная пьянь.

Фомлин стоял, сосредоточено думая, пока не вернулась гномиха с тазом воды и достаточно чистыми, по меркам трущоб, тряпками.

Скалозуб решил, что толи он, толи все окружающие посходили с ума, а может детки повредили ему всё-таки голову и он бредит. Иных объяснений, с чего бы гному, приговорившему его к долгой мучительной смерти, столь яро беспокоится о его здравии, он не находил.

Женщина грубо, но уверенно промывала свежие раны, не обращая внимания на шипение и кряхтение Скалозуба. Намотав ему на голову тряпки и выразительно посмотрев на Фомлина, гномиха, так и не проронив ни единого слова, удалилась. Тот, казалось, не заметил ни её суеты, ни ухода.

С глубокомысленным видом гном прохаживался по площади, покуда не вернулся Хиггинс. Отведя старика в сторону, Фомлин принялся оживленно тому что-то втолковывать. Хиггинс только кивал головой и поддакивал. Удовлетворившись, по всей видимости, разговором, Фомлин наконец-то ушёл. Бывший наставник и его ученик снова остались одни.

Хиггинс выглядел крайне встревоженным, но внимательно осмотрев обмотанные вокруг головы Скалозуба повязки немного подуспокоился.

— Я… вновь не справился. Я ничего не смог сделать… — Скалозуб разразился рыданиями. — Сила убеждения?! Предвиденье и планирование?! Я… я не могу управиться даже с драными малолетками!

Прости меня, Хиггинс, прости… Я просто ничтожество! Просто… просто не заслуживаю жить на этом свете! Не трать на меня понапрасну время, мой добрый друг! Я… я…

Между ними вновь повисло молчание. Печальные, уставшие глаза Хиггинса, казалось, смотрели в самую душу. Он всё знал, всё прекрасно понимал, но не говорил лишних слов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Только я сам могу превратить себя из ничтожества в мужчину, в воина! — понял в который уже раз Скалозуб. — Пусть даже это всё равно ничего не изменит. Пусть я так и умру, закованный в эти проклятые колодки. Но я могу умереть как никчёмное животное, а могу умереть гордым, несломленным и довольным собой».

Скалозуб сделал глубокий вздох.

«Насрать на результат. Будь, что будет. Я сделаю всё что смогу и сдохну, зная, я выполнил всё возможное! Всё, что было в моих силах. Да будет так, Праотец».