Мозг-гигант - Генрих Гаузер

К началу XIX века, однако, развитие наук приобрело такой размах, а накопленная науками сокровищница знаний стала столь грандиозной, что даже гениальным умам сделалось не под силу овладевать всеми науками в полном объеме, согласовывать их друг с другом, направлять их…

Естественные границы человеческого мозга принудили человечество перейти к специализации наук, и эта специализация стала важнейшим этапом развития наук в XIX столетии. Но, обеспечив, с одной стороны, возможность широчайшего развития наук, специализация, с другой стороны, привела и к серьезным отрицательным последствиям. Во-первых, ведущие ученые специальных областей настолько опередили своих современников по уровню знаний, что рядовому человеку стало уже не под силу следовать за своими учеными вождями. В результате ученый и его наука оторвались от обыкновенных людей, и у рядового, среднего человека это вызвало недоверие к науке, как бы ни были для него благотворны иные достижения ученых-первооткрывателей.

Во-вторых, основные усилия науки в целом направлялись на то, чтобы достичь господства над природой. Успехи в этом направлении были столь велики, что могло показаться, будто сюда входит и победа над человеческой природой. Предполагалось — ошибочно, как мы теперь знаем по горькому опыту, — будто человеческая природа уже существенно изменилась к лучшему. В третьих, стремление к специализации наук привело их к той автономии, под знаком которой мы теперь находимся. Я имею в виду тот факт, что, например, наши атомные физики великолепно знают, над чем в данный момент работают их коллеги во всем мире, но абсолютно не ведают, что делается в столь близких областях, как химия или биология, хотя бывает, что химические или биологические лаборатории находятся буквально рядом. И если мы, кучка ученых-специалистов, вскарабкались на головокружительные вершины наших специальных наук, то с этой высоты мы смущенно смотрим вниз, в пропасть всеобщего невежества, напрасно мечтая о веревках и лестницах, которые вернули бы нам утраченную связь с вершинами соседних наук…

К отрицательным результатам этого одностороннего, несогласованного и анархического пути научной эволюции можно отнести военные потрясения последнего столетия, ибо наука, как это теперь всем ясно, в ответе за многие ужасы этих потрясений. Поскольку вы, собравшиеся здесь, представляете собой группу молодых и прогрессивно настроенных людей, что говорит и о вашей общественной сознательности, то мне не нужно пускаться в разъяснения. Факты общеизвестны…

Противоречие между медленным, отстаю» щим развитием человечества как целого и головокружительными успехами наук достигло во время второй мировой войны своей критической точки. Та война велась с помощью самого современного и совершенного в научном смысле оружия. Благодаря расщеплению атома человечество достигло почти полного господства над материей, но одновременно выяснилось, что и материя есть не что иное, как волны энергии. В момент нашего триумфа исчез, словно по волшебству, сам объект этого триумфа. Демонстрируя одну из своих самых иронических шуток, история вдребезги разбила самодовольную гордость современного человека. Его можно сравнить с обезьяной шимпанзе, которая тянется за-отражением сочного плода в зеркале. Пытаясь схватить несуществующий плод, обезьяна в ярости разбивает зеркало и при этом осколками режет себе кровеносные сосуды…

Первой значительной группой ученых, понявшей опасность такого положения вещей, оказался коллектив сотрудников известного «Манхэттенского проекта». Сразу же после второй мировой войны они основали так называемый «Чрезвычайный атомный комитет» из физиков-атомников, поставивший себе задачу «перевоспитать народ в духе нового мышления», если человечество хочет уцелеть и развиваться во имя высших социальных целей…

Но, как ни смелы были такие попытки, деятелям этой группы и другим ученым стало очевидно, что чудовищный разрыв между разумом рядового человека и высотами науки можно преодолеть лишь столетиями терпеливого, неустанного воспитательного труда. А для этого просто нет времени.

Оставался лишь один шанс, одна возможность, один выход из грозящей катастрофы: колоссальным напряжением сил объединить все жизненно важные науки, слить воедино всю энергию ученых для постройки машины, которая должна далеко превзойти потенцию человеческого мозга, машины, которая должна быть способна одновременно воспринимать достижения всех наук, перерабатывать и направлять их. Иными словами, создать механического энциклопедиста, величайшего координатора для восстановления утраченного равновесия между человечеством и науками.

Все вы знаете результат этих работ. Он окружает вас со всех сторон. Результат этот — «мозг»! И, точно так же как на стенных панно перед вами предстает прошлое человечества, так взирает на вас с этого купола будущее человеческой расы. Там, в коре гигантских полушарий «мозга» с их миллиардами электронных клеток, решается будущее. И теперь, когда вы на пороге служения этому грандиозному творению техники, я хочу подчеркнуть, что «мозг» был задуман и создан не как достояние одной страны, не как оружие разрушения, но как последняя заветная надежда всех людей Земли…

Скривен выразил в этой речи многое, что было сродни взглядам самого Ли, и она запомнилась ему почти дословно. Далее следовала «присяга мозгу». Она произвела на новичков, составлявших подавляющее большинство собрания, очень сильное впечатление. Их взволнованные, исполненные серьезности голоса хором произносили слова присяги. Даже сейчас, полгода спустя они, словно эхо, еще отзывались в ушах Ли:

«Торжественно клянусь: что готов верно служить «мозгу» в полную меру моих сил;

что буду повиноваться в любое время всем приказам Мозгового треста, исходящим от «мозга»;

что никогда не выдам и не раскрою доверенных мне секретов, касающихся планов и работ «мозга», будь они военного или иного характера;

обязуюсь хранить их в тайне от внешнего мира и не открывать своим сотрудникам, кроме как по особому разрешению…»

Вся церемония носила характер почти религиозного посвящения. В гигантской катакомбе повеяло мистерией. Безоговорочное подчп-нение всех «посвящаемых» напоминало средневековье!

…Ли отвел взгляд от таблиц, над которыми работал. Его глаза утомились после десятичасового предельного напряжения; устал и мозг. Наверное, именно по этой причине мысли его разбрелись… Странным образом они неизменно устремлялись в одном направлении, к тем белым пятнам в его душевном мире, которые смущали и тревожили его, так как он не находил им объяснения.

Первым таким пятном являлось противоречие между словами Скривена и его делами, то есть между «мозгом» как неким идеальным звеном научной эволюции и тем «мозгом», каким он был в действительности, то есть военным объектом, орудием войны. Это противоречие не находило разрешения, слова и дела не совпадали. Получался разрыв понятий, тончайший слой льда, опаснейшая зона, куда никто не отваживался ступить и о которой никто ни словом не заикался. Даже Уна Дальборг.

Сама она тоже была белым пятном на топографической карте его души, пятном куда опаснее первого.

Несмотря на предельную занятость Уны, между ним и ею возникли сердечные отношения. Не раз она приглашала его присоединиться к группе своих спутников. Нередко ее взор, обращенный к нему через головы других, встречался с его взором и на миг задерживался, будто она спрашивала: «Что вы думаете об этих господах?» — или даже: «А как я вам нравлюсь сегодня?»

Возможно ли, что он полюбил ее? Что она полюбила его? Как и бесчисленные поколения мужчин до него, очутившиеся перед загадкой сфинкса, перед тайной Джоконды или просто улыбкой смертной женщины, он глубоко вздохнул — единственно возможный ответ мужчины на загадку вечной женственности!..

Нет, должно быть, ему не по силам заполнить эти белые пятна в собственной душе. Напрасный труд! Лучше вернуться к таблицам на пульте, потому что они деловиты и точны: их составил «мозг»!

Центр восприятий 36 использовал органы чувств «мозга» исключительно для анализа материалов, касающихся «ант-термес пасифи-кус Ли». Аппаратура была в основном близка к той, с которой Ли познакомился во время персональной проверки в центре восприятий 27. Ли предполагал, что и для нужд других областей аппаратура создана здесь по аналогичному принципу. Как и человек, «мозг-гигант» обладал пятью органами чувств. Различие между органами чувств у человека и у «мозга» заключалось прежде всего в дальности действия, глубине проникновения, чувствительности; все эти качества «мозга» во много раз превосходили человеческие возможности. Далее, разница усугублялась тем, что «мозг» транспонировал чувственные восприятия в зрительные образы, как наиболее доступные человеку, поскольку у человека самым совершенным органом является именно глаз. Т-ретье и, может быть, самое существенное различие заключалось в том, что все пять органов чувств у «мозга» функционировали согласованно, так что, например, при обработке какой-либо рукописи «мозг» не только анализировал идеи произведения, но и сообщал сведения о личности автора, о запахе в его комнате, о качестве писчей бумаги, а также о характере тех мыслей, которые автор старался скрыть между строк.