Тайна Обители Спасения - Поль Феваль

– Дедушка! – с упреком воскликнула графиня.

– Вы еще не знаете... – начал было Реми.

– Я знаю, – перебил его полковник, – что я ничего не хочу знать. Не в моих правилах злоупотреблять доверием наших друзей, да и любовные темы не очень-то приличествуют моему возрасту. Поговорим о другом, Реми, если вы не против: я от корки до корки прочитал ваш замечательный труд, мой дорогой мальчик.

Как человек, хорошо знакомый с Корсикой и к тому же присутствовавший при большинстве изложенных вами событий, могу сказать, что меня прямо-таки захватил и сам подбор фактов, и выведенные из них заключения. Но если встать на точку зрения министра, которому адресован ваш трактат, или на точку зрения широкой публики, то я сильно опасаюсь, что к вашему опусу не отнесутся серьезно из-за присущего ему некоего романтического колорита... Графиня, прервав его нетерпеливым жестом, заметила:

– Дедушка, могу поклясться тебе, что в настоящий момент министр и широкая публика интересует нас очень мало.

– Не мешай мне, девочка, – почти сурово одернул ее полковник, – ты же видишь, что господин д'Аркс слушает меня внимательно.

Молодой судья действительно слушал внимательно: глаза его были опущены, а на обычно бледных щеках заиграл легкий румянец.

– Благодарю вас, мой дорогой и уважаемый друг, – промолвил он, – я весьма высоко ценю ваш опыт и жду от ваших замечаний большой пользы. Факты, изложенные в моей работе, совершенно точны, главное же, они имеют чрезвычайно важное значение для того дела, которое вскоре будет передано на рассмотрение суда присяжных департамента Сены. Я заставил свою память работать в определенном направлении исключительно ради того, чтобы помешать правосудию свернуть на неправильную дорогу. В той банде, которая предстанет перед судом, нет ни одного представителя Черных Мантий, хотя она горделиво присвоила себе это имя, а действительно существующая под этим названием ассоциация злоумышленников, опаснейшая и огромная, которую я поклялся вывести на чистую воду, не замедлит извлечь для себя выгоду из судебной ошибки.

– Тогда почему же вы, – живо парировал полковник, – отказались от ведения следствия, ведь, насколько я знаю, его предполагалось поручить именно вам?

– Быть может, я совершил ошибку, – задумчиво произнес Реми, – а отказался я как раз потому, что в банде нет тех, кого я выслеживаю. Это небольшая шайка обычных мошенников, не знающих ни устава, ни пароля братства из Обители Спасения. Я чувствую, что я взял верный след, что каждый шаг приближает меня к намеченной цели, и мне не хотелось бы отвлекаться от своего розыска.

– У вас есть какие-то новости? – с наигранным спокойствием поинтересовался полковник. – Случилось что-нибудь интересное с тех пор, как вы отдали мне на прочтение свой труд?

– Я получил долгожданные письма из Сартена и собираюсь отправиться в путешествие. Быть может, мне удастся проникнуть в их разбойничье логово.

Полковник неодобрительно покачал головой и сухо заметил:

– Одно из двух: или это логово есть, или его нет. Если его нет, то и говорить не о чем. Но если оно есть, то должен вам сказать, что вы выбрали наихудший способ борьбы с волками. Добровольно засунуть голову в разверстую волчью пасть – это настоящее безумие.

– Я еще не все сказал: на завтра у меня назначена встреча с моим доверенным человеком.

– По поводу корсиканских разбойников?

– Нет, по поводу разбойников парижских. Внимательный наблюдатель, вероятно, заметил бы, что бесчисленные морщины на старом лице полковника пришли в легкое волнение, но это длилось всего секунду, заговорил же он в своей обычной беззаботной и шутливой манере:

– Ах вот как! Уже завтра? Значит, намечается что-то серьезное. Послушайте меня, мой мальчик: не забывайте об осторожности; на эту встречу вы должны явиться вооруженным. А что касается вашей рукописи, то я прошу вас не забирать ее у меня еще денек или два. Я успел набросать кое-какие замечания, которые могут быть вам полезны; Корсику я знаю прекрасно, к тому же я состоял при Его Превосходительстве, когда он инспектировал тамошние тюрьмы; во время последней своей поездки он даже оказал мне честь, остановившись у меня, в замке Боццо. В моем возрасте, знаете ли, воспоминания уже не приходят толпой, они являются по одному, я их записываю постепенно.

Реми открыл было рот, чтобы рассыпаться в благодарностях, но тут графиня Корона, нервно постукивающая розовыми ноготками по оконной раме, повернулась к ним и разгневанным тоном произнесла:

– В какую игру вы тут играете, господин д'Аркс? Надо полагать, вы смеялись надо мной, когда в течение двух часов – целых двух часов! – рассказывали о своих муках, страхах, надеждах, когда изливали свою любовь в словах благоуханных, нежных и чистых, словно пение соловья!

– Ради всего святого... – умоляюще пролепетал Реми.

– Все святое скрыто в вашей душе, и я хочу, чтобы совесть моя была спокойна. Чего доброго, завтра вы снова решите выплакаться, а мои запасы нежного сочувствия истощатся.

Не хмурьтесь, дедушка, – добавила она, подставляя полковнику лоб для поцелуя, – вы угадали совершенно точно: этот великий человек труслив как заяц. Он готов говорить о чем угодно – о Черных Мантиях, о разбойниках, о разбойничьих логовах, лишь бы помешать мне приступить к делу. Но со мной такие штучки не пройдут, мне и так уже полагается награда за проявленное терпение. Так вот, дорогой дедушка, объявляю вам, что нашему лучшему другу действительно угрожает смерть, но вовсе не от разбойников, а от любви, и если вы не придете ему на помощь, нам с вами придется облачиться в траур.

Реми д'Аркс опустил голову и молчал: видно было, что он глубоко задет легкомысленным тоном, каким говорила графиня о его чувствах.

– Ну-ну, Фаншетта, раньше я не замечал за тобой подобной жестокости, – пожурил внучку полковник.

– Я жестока, потому что так надо: врачу вовсе не обязательно иметь чувствительную душу. Перед нами больной, и его надо исцелить как можно скорее. Чтобы сократить операцию, сообщаю вам без обиняков, что Реми безумно влюблен в нашу Валентину и, если она не станет его женой, умрет от горя.

– В нашу Валентину! – полковник мастерски изобразил удивление. – И вы ни словом мне на это не намекнули, дорогой мальчик?

Реми д'Аркс поднял на него отчаянный взгляд, а Фаншетта перевела дух.

– Все слова он потерял от любовной лихорадки, – продолжила она, взяв молодого судью за руки и нежно их пожимая. – Он ничего не скажет, надо ему помочь. Ах, дедушка, – воскликнула она изменившимся голосом, – знали бы вы, какая это любовь! Как жаль, что вы не слыхали, как он говорил об этом! Страсть изливалась из его души волной прямо-таки поэтической. Он был так хорош, что я плакала от умиления, так смешон, что я хохотала как сумасшедшая.