Резидент свидетельствует - Синицын Елисей

Встречи разведчиков в марте среди журналистов, в деловом мире, в правительственных и партийных кругах показали, что значительная часть финнов остается враждебно настроенной к нашей стране. Это обстоятельство заставило нас собрать совещание работников резидентуры, на котором подробным образом обсудили политическую ситуацию в стране и предложения по организации работы в таких условиях. Мы закрепили за каждым из нас объекты проникновения, чтобы не путаться под ногами друг у друга. Моему заместителю Ш. У., экономисту по образованию, определили министерство промышленности и внешней торговли, ведущие концерны страны, Ж. Т. — всю прессу и местных журналистов; К. С. — как корреспонденту и знающему английский язык — поручили разрабатывать иностранных журналистов, аккредитованных в стране, и местных корреспондентов буржуазных финских газет. Н. Ф., как консулу дипломатического представительства, — разрабатывать консульский отдел МИД и дипломатов капиталистических посольств в Хельсинки. Разведку и сотрудников МИД Финляндии поручили Л. Е., как отлично знающему финский язык. Среди финнов его принимали за соотечественника. На себя я взял правительство, парламент, социал-демократическую партию, коалиционную и Аграрный союз. В таком порядке мы приступили к поискам и установлению контактов с подходящими для нас лицами.

— В наших условиях, — сказал я, — когда в резидентуре только один человек владеет финским языком, а остальные только иностранными языками, и то слабо, ситуация складывается трудной. Нам надо избежать установившейся практики, когда впервые прибывающие работники со слабым знанием языка страны хватаются за первого человека, с которым сталкиваются по работе, начинают его разрабатывать, и… потом выясняется, что тот не располагает никакими возможностями.

Елисей Елисеев (Синицын). 1940 г.

Учитывая такую тенденцию, пришлось всех предупредить, чтобы к подбору объектов для разработки относились со всей ответственностью, и, естественно, предварительно каждую такую кандидатуру требовалось обсудить с резидентом.

— Наши беседы, — сказал я, — должны носить дружеский, доброжелательный характер, где бы указывалось, что Советский Союз не хотел войны с Финляндией. За уступку части Карельского перешейка отдавал территории в два раза больше в Центральной Карелии. На войну с нами их толкнули лидеры шюцкора и правящая элита, давно мечтавшая отторгнуть у нас северные районы до Урала и т. д. Такой беседой мы будем вызывать у собеседника желание высказать его личную точку зрения на войну, а это даст нам возможность с первого контакта с ним определить план наших действий.

На этом же совещании мы подготовили письмо в адрес Берии, где высказали наши предложения, которые способствовали бы, на наш взгляд, изменению в лучшую сторону отношения Финляндии к Советскому Союзу. Мы просили ускорить обмен военнопленными, поскольку в Финляндии распространяются слухи, что их пленных русские будут судить и отправлять в Сибирь. Раненых и больных желательно отправлять в сопровождении медицинской сестры, что произведет большое впечатление на общественное мнение в стране. Отправку финнов с территории, отошедшей по договору к СССР, проводить корректно и без потерь их имущества, так как враждебные нам лица распространяют на этот счет зловредные слухи. Желательно также опубликовать в местных газетах одну-две статьи отъезжающих на родину финнов, в которых выражалась бы благодарность за хороший порядок при их репатриации. По линии торговых отношений просили согласия на переговоры нашего торгпреда с крупнейшей кораблестроительной фирмой «Вяртсиля» о строительстве для СССР крупнотоннажных судов и ремонте старых, что будет способствовать сокращению безработицы. И, наконец, просили ускорить вывод советских войск с территории, которая по договору осталась за Финляндией.

Ответ Наркомвнудела пришел быстро. Сообщалось, что наши предложения приняты и на места даны соответствующие указания.

Месяца через два мы почувствовали наступающую оттепель. Стали оживляться связи. При встречах финны стали улыбаться, исчезли «бычьи» взгляды.

Свои визиты к довоенным источникам начал с Анны. Она оказалась очень общительной и энергичной женщиной, которая всегда была в курсе политического климата в стране. Имея прямую причастность к журналистике, она представляла интерес как источник получения своевременной информации из «горячих» точек. Встретился с Анной на ее квартире. Встреча была сердечной. Сказала, что читала в газетах о моем приезде и с нетерпением ждала встречи. В тон ответил ей, что и сам с первого дня приезда хотел поскорее навестить ее, но опасался, как бы не вызвать внимание недремлющего ока охранки. На минуту она задумалась и сказала, что, действительно, в первые недели войны ей на глаза у дома попадались какие-то типы. Может быть, это и были переодетые полицейские, но потом как-то они исчезли. На этой первой встрече с ней решил воздержаться от расспросов о положении в стране. Но не тут-то было. Сказав, что хочет показать мне квартиру, ввела в другую комнату и сказала, что беседовать здесь нам будет спокойнее, без телефонных звонков, которые ее часто беспокоят. С ходу начала по-женски ругать премьер-министра Рюти.[8], министра иностранных дел Холсти и лидера социал-демократической партии Таннера, которые, по ее словам, являются основными виновниками войны с Советским Союзом и срыва переговоров о ее прекращении. На мою просьбу рассказать подробнее об этом факте она начала так:

— К концу декабря 1939 года со всех фронтов стали поступать сведения, что русские войска севернее Ладожского озера разбили финские части и быстро продвигаются на запад. На Карельском перешейке уже начали штурм главной «линии Маннергейма», которая вскоре будет прорвана. При такой ситуации дальнейшее кровопролитие бессмысленно, надо просить перемирия у русских.

Такого мнения придерживались и ее друзья: известный писатель Паво Паволаинен, Эльви Синерва, руководительница женского движения в стране Марьям Рюдберг и другие. Сообща они решили обратиться к премьер-министру Рюти с предложением послать известную писательницу Хелу Вуолиоки к советскому послу А. К оллонтай в Стокгольме и провести мирный зондаж. Рюти одобрил это предложение, и в начале января Хела Вуолиоки выехала в Стокгольм. Советский посол Александра Михайловна Коллонтай тепло и сердечно приняла ее. Высказала добрые чувства к народу Финляндии и согласилась оказать помощь и содействие заключению мира между Финляндией и Советским Союзом. Окрыленная обещанием Коллонтай в содействии, она вернулась домой и о своих переговорах в Стокгольме рассказала Рюти. Однако, в отличие от первого разговора с ней, премьер-министр в беседе был сдержан, холодно поблагодарил и закончил беседу. Через месяц Анна узнала, что Таннер в начале февраля посетил Стокгольм, где вел переговоры со шведами о посылке в Финляндию нескольких десятков тысяч солдат, но вопрос о мире он ни с кем не обсуждал. Так Рюти и Таннер сорвали первую попытку заключения мира.

Причиной этого, по словам Анны, был большой нажим Англии и Франции на Финляндию, чтобы она не заключала мирный договор с СССР.

— Только когда в начале марта 1940 года финская армия была разбита и путь на Хельсинки был открыт, закоренелые антисоветчики запросили мира, который и был подписан 12 марта 1940 года, — подчеркнула Анна. Характеризуя Таннера, она сказала: — Этот человек — несчастье для наших демократов. Он лишен логического и объективного мышления, иначе пришел бы к идее неизбежности и необходимости развития дружеских отношений между нашими странами. По характеру он злобен и мстителен. Таннер — это несчастье для нашего народа.

Я спросил Анну, есть ли в социал-демократической и буржуазных партиях русофилы, способные начать работу по сближению наших народов. Она ответила, что, к сожалению, таких единицы…