Кризисные состояния - Людмила Юрьева

Низкий, по сравнению с другими шкалами, балл по 4 шкале выявляет ослабление поисковой активности в ситуации стресса. Защитный механизм личности от избыточной тревоги является тенденцией к рационализации психологического конфликта. Уровень нулевой шкалы отражает снижение социальной активности, некоторую замкнутость, уход в мир своих переживаний и потерю душевного равновесия. В обществе они легко тушуются, чувствуют скованность, нервничают, легко теряются.

Данный контингент пациентов предъявляет повышенные требования к среде, для них особенно важна щадящая социальная ниша, щадящий подход. Все проблемы, в основном, решаются «уходом в болезнь». Общество, по их мнению, должно освободить их от ответственности и предоставить льготы. Большинство испытуемых не верит в свое выздоровление, позитивные и негативные периоды в своей жизни связывают только с колебаниями в состоянии своего здоровья.

Структура профиля личности ММРI позволяет говорить об устоявшейся структуре отношений испытуемых к сложившейся ситуации, о хронически протекающей психической дезадаптации, о состоянии общего стресса, в котором задействованы различные защитные механизмы и напряжены множественные компенсаторные функции психической деятельности, направленные на нивелировку дезадаптации.

Следует отметить так же, что у ликвидаторов выявлены личностные черты, присущие лицам пожилого возраста: догматизм, инертность мышления, ригидность, выраженная осторожность в межличностных контактах, дидактичность и назидательность тона.

Анализ методом ТАТ показал, что прошлое занимает очень большое место в жизни ликвидаторов. Они его расценивают как наиболее значимый период своей жизни (его описание присутствует в 55,3% случаев). Все испытуемые расценивают свое участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС как важное событие в жизни, которое повлияло на их дальнейшую судьбу. Испытуемые отмечали, что за 10 лет их здоровье значительно ухудшилось, частые болезни разрушили привычный уклад их жизни и способствовали нарушению социальных связей, приводя к дезадаптации в семье (вплоть до ее распада) и на работе (снижение или утрата профессиональных навыков, инвалидизация). И если в первые годы после аварии эти люди испытывали сильную тревогу за свое здоровье и будущее, то спустя 10 лет в их психическом статусе доминирует астения, депрессия, апатия.

Большинство исследуемых не представляют своего будущего (в 41,6% случаев будущее в рассказах отсутствует и в 26,8% — присутствует условно). Пониженный фон настроения наблюдается у 70% испытуемых, лабильный — у 17,4%, ровный — только у 12,6%.

В результате исследования у ликвидаторов был выявлен катастрофический уровень конфликтности (68,4%), причем 42,6% из них приходится на внешние конфликты, на втором месте конфликты, вызванные крушением надежд (11,1% ). Обращает на себя внимание, что в 39% случаев конфликты локализованы в социальной, а в 21,1 % — в семейной сферах и носят внешний характер. При этом каждый второй из них воспринимается с агрессивной позиции, то есть человек склонен к восприятию мира и окружающих его людей как враждебно настроенных против него. Тема убийства звучит в 74% рассказов, что также подтверждает агрессивную позицию исследуемых. Если соотнести эти данные с тем, что у больных выявлено отсутствие умения конструктивно планировать свое будущее и нарушение интеллектуального контроля, то налицо все предпосылки для формирования невротических механизмов психологической защиты.

Наряду с этим, значительное место в переживаниях больных занимают темы болезни и смерти (68,4% случаев). Пациенты относятся к смерти спокойно, без страха. Некоторые видят в ней облегчение и говорят о ней, как о чем–то обыденном. На этом фоне настораживает суицидальная готовность этих лиц: тема самоубийства звучит в 21,1% случаев. Думая о выходе из сложившейся ситуации, каждый четвертый видит его в суициде, а 32,3% — ощущают бессмысленность окружающего мира. Вместе с тем у 26,3% обследуемых выявлено большое количество страхов, среди которых беспокойство за свою жизнь превалирует. Окружающий мир представляется им угрожающим, враждебным, разрушающимся, под обломками которого можно погибнуть. Ярким примером такого мировосприятия является следующее описание картины из теста:

Больной Г., 39 лет. В 1986 г. был ликвидатором аварии на ЧАЭС. Неоднократно лечился в психосоматическом отделении с диагнозом неврастения.

«Белые пятна — белая смерть появляется. Темнота. Может ядерную бомбу кто кинул. Люди, которые все бегают и бегают. Хусейн бомбу кинул, и они бегают в чем родились. Было: перестреляли всех, убили к черту, как во Вьетнаме. Будет: темный лес будет. Если там оно все горит, то ничего хорошего не будет: темные, сгоревшие леса, как в Чечне, Нефтекамске. Их бомбили, бомбили, а жители убегали. Как в Чернобыле. Темные–темные леса.»

Каковы же способы преодоления трудных ситуаций у пациентов помимо суицида? Интерпретация данных ТАТ позволяет констатировать, что в подавляющем большинстве случаев испытуемые не всегда смогут продуктивным путем преодолевать трудности и достигать успеха, планировать свои действия и ставить осознанные цели, а также получать желаемые результаты (полная логическая цепочка детерминант поведения личности в профессиональной сфере присутствует только у 21,1%).

Общее душевное состояние у исследуемых ликвидаторов последствий Чернобыльской катастрофы спустя 10 лет после аварии характеризуется ипохондричностью, усталостью, потребностью в отдыхе, желанием достичь личного и социального благополучия, одиночеством. Вместе с тем, у них выявлена завышенная самооценка, эгоцентризм со стремлением к лидерству, несоответствие между уровнем притязания и реальными возможностями, завышен индекс агрессивности и проекции. Практически у всех имеют место невротические механизмы психологической защиты, среди которых доминируют механизмы вытеснения, рационализации, проекции и «бегства в болезнь». Выявлены также явные признаки кризиса середины жизни: нереализованность, опустошенность, бесперспективность.

В сконструированном на основании полученных клинических и психологических данных психологическом портрете ликвидатора техногенной катастрофы особую тревогу вызывает то, что 68,4% среди них не видят своего будущего, и их психологический возраст гораздо старше паспортного. А ведь средний возраст обследуемых 39 лет! Проведенные нейрофизиологические и нейропсихологические исследования аналогичного контингента испытуемых также выявили, что функциональный возраст ЦНС гораздо старше биологического (А.Г. Нощенко, К.Н. Логановский, 1994). Этот феномен чрезвычайно интересен и практически не освещен в литературе.

Резюмируя данные комплексных клинико–психологических исследований, наряду с известными и многократно описанными клиническими и личностными характеристиками ликвидаторов техногенной катастрофы выявлен ряд новых и ранее не освещенных в литературе психологических феноменов.

• События, связанные с аварией на ЧАЭС, спустя 10 лет остаются самыми актуальными в жизни ликвидаторов аварии,а у большинства исследуемых они происходят в психологическом времени «сейчас».

• Временная ориентация личности после пережитой техногенной катастрофы искажена: деформирована длительность временных интервалов, психологическое прошлое трансформировалось в психологическое настоящее и занимает слишком большое место в жизни .

• У всех исследуемых выявлена деформация картины жизни и изменение жизненной перспективы.У них сужены «горизонт бытия» и зона психологического будущего, психологический возраст ликвидаторов гораздо старше биологического.

• Будущее для ликвидаторов становится неопределенным, теряет свои четкие очертания; в ряде случаев перспектива будущего разворачивается в оскудевшем виде, не соответствует преморбидно сложившимся планам и ожиданиям. В этом состоит одно из наиболее драматических для заболевшего противоречий новой жизненной реальности.

• Выход из сложившейся ситуации каждый четвертый из обследованных видит в суициде, каждый третий не видит смысла жизни, а 40% ликвидаторов аварии на ЧАЭС оценивали свою смерть как позитивное событие, которое принесет облегчение и разрешит их жизненные проблемы.

• Психолого–психиатрический анализ показал, что у ликвидаторов имеют место признаки кризиса середины жизни: нереализованность, опустошенность, бесперспективность.

• На второй стадии отношения к стресс–событию (ожидание возможных последствий аварии в виде болезней и смерти)находится 50% исследуемых , на третьей (осознание отдельных происшедших последствий) — 25% и лишь 25% на четвертой (чувство, что последствия аварии исчерпаны). Среди исследованных нами больных не было выявлено лиц, переживающих пятую или шестую стадии отношений к стрессу, то есть не было лиц, для которых факт участия в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС утратил актуальность, обесценился и не играл бы существенной роли в жизни .