Краски любви - Андрей Анисимов

Вставал художник не рано. На часах Губанова стрелка показывала без десяти одиннадцать. Завтракать за стол художник не сел. Он открыл холодильник, что-то достал и кинул в рот. Пережевывая по дороге, взял холст, натянутый на подрамник, поставил его на мольберт и принялся отскабливать палитру.

Ребята отдали бинокль Кате, а сами пристроились к стропилам играть в карты. Катя наблюдала за живописцем с интересом. Вот он закончил жевать, и губы его свернулись в трубочку. Видимо, насвистывал мелодию. Катя улыбнулась. Вытянутые губы при беззвучном свисте выглядят комично. Холст на мольберте стоял боком к окну, и Катя не могла видеть, что на нем получается. Но по внимательному взгляду художника она поняла, что изображение там имеется. Затем Крюков из поля зрения скрылся и подошел к мольберту минуты через три уже в рубашке. Катя видела, как он принялся выдавливать на палитру из тюбиков краску. Цветная масса выпрыгивала колбасками из тюбиков и маленькими спиральками ложилась на вычищенную поверхность палитры. По движению маэстро Катя поняла – художник прислушивается. Через секунду он исчез и вернулся с гостьей, девушкой лет восемнадцати-двадцати, белокурой и высокой. Катя решила позвать ребят, поскольку ситуация в мастерской изменилась, но, поглядев, как азартно они дуются в карты, передумала.

Хозяин мастерской принес кресло и поставил его. Катя не сразу сообразила, что кресло установлено на помосте. Складывалось впечатление, будто оно парит в воздухе. Помост находился ниже линии окна и в бинокль не просматривался. Неожиданно девушка скинула платье, белье и обнаженной уселась в кресло. Катя вскрикнула и залилась пунцовым румянцем. Олег и Петя отложили карты.

– Хлыст, ты что там увидел? – спросил Губанов, вставая.

Катя, стараясь скрыть охватившее ее смущение, протянула ему бинокль. Олег уставился на окна мастерской и восхищенно воскликнул:

– Какая куколка голенькая!

Петр нетерпеливо потянулся к биноклю, но Олег и не думал его отдавать.

– Что он с ней делает? – нетерпеливо допрашивал Петя.

– Сейчас поглядим, – ответил Олег, продолжая наблюдение.

Катя злилась:

– Голую девку не видели? – презрительно спросила она и отошла от окна.

– Может, и видели, но эта классная, – ответил Губанов, продолжая глядеть в окуляры.

– Кобра, так нечестно. Дай мне, – попросил Олега Петя.

– Успеешь, – ответил Олег. – Я еще и сам не насмотрелся.

– Хоть скажи, что там происходит? – Рыгов всматривался в окно, но без бинокля ничего увидеть не мог.

– Происходит? Мазила подошел к девке, поднял ее руку. Она так и сидит теперь с поднятой рукой, вроде волосы поправляет, – комментировал происходящее в мастерской Губанов. – Теперь взял за плечи, повернул, как манекен. Она словно неживая. Как повернул, так и осталась.

Катя старалась не слушать, но не могла думать ни о чем ином, кроме происходящего в мастерской. Ее смущали и занимали действия живописца. Она злилась на художника, что он обращается со своей гостьей, словно с неодушевленным предметом. Художник становился ей неприятен. Петр наконец выхватил бинокль из рук товарища и во все глаза уставился на обнаженную модель:

– Он ее рисует… – разочарованно проговорил он.

– А ты чего хотел? – поинтересовался Олег.

Минут через десять мальчишкам рассматривать мастерскую надоело. Нового и интересного там не намечалось. Живописец, устроившись у мольберта, меняя кисти, орудовал с красками и холстом. Мальчишки вернули бинокль Кате, а сами продолжили картежную баталию.

Катя старалась не смотреть в окна мастерской, но руки сами наводили бинокль. Натурщица сидела неподвижно. Катя видела, как напряглась и дрожит ее поднятая рука.

– Зверь! Так мучить человека, – обругала она живописца. – Его бы так. Раздеть, руки, ноги задрать и заставить сидеть часами без движения.

Прошло минут сорок. Ребята изредка интересовались, нет ли изменений в поведении объекта. Карты им надоели, и они иногда подходили, брали бинокль из Катиных рук и сами наблюдали за происходящим.

– Странный мужик… – сказал Олег Губанов, – перед ним такая девчонка, а он сидит как пень и малюет. Я бы так не смог.

– Как так? – не поняла Катя.

– Ты чего, тупой? – удивился Олег.

– Он под дурачка косит, – съязвил Петя.

Ребята решили перекусить. Бутерброды оказались маленькими, и количество их оставляло желать большего. Бинокль снова пошел по рукам.

Девица и художник пили чай. Во время перерыва девушка набросила на себя платье, словно накидку. Оба оживленно что-то обсуждали. С небольшими перерывами художник работал до темноты. Когда дело стало близиться к сумеркам, девушка оделась. Художник и его модель вышли из парадного. Живописец проводил свою гостью до перекрестка. Затем купил в киоске сигареты, после чего вернулся в мастерскую.

Вечером в мастерскую заявились гости. Они пили вино в несметных количествах и энергично беседовали, азартно жестикулируя. На наблюдательный пункт в девять приехал Журов, затребовавший со своих питомцев отчет о наблюдении за объектом. Не сделав выводов, он взял бинокль и решил самостоятельно изучить обстановку. Высматривал долго и внимательно.

– Они уже тепленькие, пора, – заключил Стас. Ребятам надоело торчать на чердаке, и поэтому они с воодушевлением восприняли указание тренера спускаться на улицу. По соображениям Журова, компания скоро должна расходиться:

– Если мазила пойдет провожать гостей, мы его захомутаем.

Предположения тренера оправдались. Крюков спустился провожать своих друзей. У перекрестка те поймали машину и, гогоча и выкрикивая нечленораздельные приветствия в адрес хозяина мастерской, уехали.

Журов побежал к своей «восьмерке», а ребята остались возле художника. Живописец топтался на перекрестке, продолжая помахивать рукой вслед давно укатившим друзьям. Журов подрулил к нему.

– Хочешь, покатаю? – спросил он Крюкова.

Тот улыбнулся улыбкой нетрезвого гуляки и утвердительно кивнул. Тренер подал ребятам знак, Катя и Петр подошли ближе. Журов легонько пихнул художника, и тот оказался на заднем сиденье рядом с Олегом. Тренер приказал Кате усесться с другой стороны. Петр устроился рядом с водителем.

Такой мирный и весьма прозаический захват жертвы Катю даже разочаровал. А когда задремавший художник положил ей голову на плечо, девочка брезгливо поморщилась. Словно читая ее мысли, Губанов почесал темя и ухмыльнулся:

– Дрыхнет. Жаль, бока ему не наломали. Идиллия, да и только.

– Меньше болтайте, – рявкнул Журов.

Пока все больше походило на детскую игру, чем на серьезное и опасное дело.

Глава 16

Любитель живописи