Меч судьбы - Татьяна Скороходова

Два тела, сцепившиеся в смертельной схватке, покатились по полу. Я не могла ударить, мне оставалось только в немом отчаянии смотреть. Удар, Ванятка впечатался в стену и с быстротой ласки опять вцепился в колдуна. Дикий вой резанул уши. Вейр прижал тварь к полу, сквозь клубы пыли блеснул нож. Я, остолбенев, следила за схваткой. Уловив движение позади себя, обернулась. Круглые от ужаса синие глаза Богдана, тень за его спиной. Плащ винного цвета. Ёжкин кот, упырь! Я прыгнула, мы с Алоизием рухнули на землю. Ледяные пальцы вцепились в плечи, горло, в лицо пахнуло омерзительным трупным запахом. Я заехала кулаком по глазу, открытому рту. Кожа на синюшном лице кадавра пошла черными пузырями, расползлась кровавыми лохмотьями, лопнули глаза, отвратительная жижа заляпала мою грудь. Обезумев, я била и била, дрожа от ярости и отвращения. Рывок за шкирку, я слетела на землю. Богдан размахнулся, в лунном свете блеснул здоровенный кол. Рыкнув, бросил:

— Беги, девка, ты нужна ему!

Я рванула в баньку.

Вейр лежал на полу. Мертв? Север, оскалившись, легкими шагами кружил вокруг Ванятки, если можно было так назвать это существо. Мальчишка поднял на меня жуткие глаза, ухмыльнулся:

— Так-так. Совсем как в сказках, помощь приходит удивительно вовремя. Как же вы ошиблись, мои маленькие глупые наивные друзья!

Север прыгнул на врага, щелкнул зубами, но тварь была уже рядом со мной, и страшные волчьи клыки ухватили только воздух.

Я ударила стрелой света. Мальчишка отбил. Но просчитался — это было далеко не то, так хорошо знакомое ему заклинание. От Света он защитился, но игла тьмы успела прошить худенькое тело. Алоизий завизжал, упал на пол и покатился, держась за грудь окровавленными руками. Вейр всё же успел резануть ему запястья.

Мелькнула тень. Колдун. Жив, курилка! Вейр метнулся к катающемуся по полу телу, придавил коленом и припечатал руку ко лбу Ванятки. Блеснул золотой амулет. Меня оглушило от дикого визга. Вейр оглянулся на меня, что-то крикнул. Мальчишка выл, бился, сучил ногами, вцепившись в безжалостные руки колдуна. Я молча смотрела на агонию.

Наступила оглушительная тишина. Тело Ванятки обмякло, расслабилось. Вейр сел на колени рядом с телом мальчика, смотревшего вдаль широко открытыми глазами. Обыкновенными голубыми глазами. Я медленно сползла по стене. Ноги не слушались. Рубаха мальчонки шевельнулась, мышь выскочила на середину баньки, огляделась бусинками кровавых глаз и порскнула к стене. Вейр замахнулся, но не успел. Щёлкнули зубы, мышиный хвост мелькнул в пасти Севера и исчез. Я посмотрела на взъерошенного, окровавленного Вейра, на перепуганного Богдана, стоящего в дверях, на облизывающегося волка, и начала ржать.

Пара пощечин, которые Вейр отвесил мне с нескрываемым удовольствием, привели меня в чувство. И теплый волчий язык, обслюнявивший лицо. Со стоном встав на ноги, я окинула поле боя взглядом. Мальчишка лежал неподвижно, но был жив. Кузнец поднял сына на руки и вышел, бросив обеспокоенный взгляд на порезанные запястья и бледное, как саван, лицо мальчика. Колдун навис надо мной.

— Тебя кто просил лезть? — прошипел он, сжав кулаки.

Я поморщилась. Разве ж слов благодарности от неблагодарного можно дождаться?

Ухала сова, я сидела на ступенях баньки и смотрела на кол в груди Алоизия.

— Что теперь делать будем? — я кивнула на тело усевшемуся рядом со мной Вейру.

— Сожжем, — ответил он, равнодушно глядя на бывшего учителя.

Я уставилась в мерцавшие лунным светом странные колдунские глаза. Острые черты лица показались маской. Посмертной. Я поежилась.

— Надо заканчивать, пока не рассвело. Вся деревня на ушах, наверное.

— Я поставил контур, — отрезал он.

— Ты чего-то странный какой-то. Даже не наорал на меня как следует. Ничего сказать не хочешь?

Вейр пригладил растрепанные пепельные волосы, помолчал и выдавил:

— Алый, то есть Алоизий, знал.

— Что, знал?

— Как нам помочь разделить силы. Ты вовремя вмешалась, — его взгляд обжег ненавистью. Я невольно отшатнулась.

— Ты последний дурак, если веришь этой твари. Впрочем, не удивлена. Яблоко от яблоньки гниет рядом, — я слезла со ступеней и отправилась к Богдану.

Стало почему-то обидно и горько. До слез.

В кузне я сняла кольца и долго мыла руки под рукомойником. Смыв кровь и кожу мертвеца, смазала настойкой зверобоя сбитые костяшки пальцев, зашипев от боли. Затем достала из сумки пару флаконов. Кузнец уже успел переодеть сына и занялся его израненными запястьями, перевязывая раны чистыми полосками ткани. На лбу мальчонки пузырился ожог.

— На, возьми. По ложке в питьё, и он уже завтра будет бегать, — я поставила флаконы на стол, помедлила. — Он не хотел плохого. Железным ножом надо пустить кровь, чтобы выпустить злого духа, — тихо добавила я.

— Я знаю. Спасибо вам, люди добрые, — пробасил кузнец. Казалось, он помолодел лет на десять.

Я невесело усмехнулась. Вейр показал себя вполне достойно, к моему удивлению. Хотя… Кто его знает, колдунское отродье, ведь с учителем у него давние счеты. Рано или поздно встреча всё равно бы состоялась, и тогда живым ушел бы только один. Так что о благородном колдунском сердце пока думать рано.

Мы стояли у края леса и смотрели, как догорает огромный костер. Очертания тела Алоизия едва виднелось сквозь яростные языки высокого пламени. Потрескивание ветвей от жара и плач неясыти пели погребальную песню колдуну. Вейр подрезал сухожилия на ногах Алоизия, но кол из груди вытаскивать не стал. Когда высоченный огненный столб взметнулся к звездам, он проводил глазами рассыпавшиеся в ночи искры и повернулся к нам:

— Кончено. Утром соберешь всё, что останется от кострища и развеешь по реке, — Вейр посмотрел на кузнеца. Тот молча кивнул. — Пошли, Зоря, — бросил он мне приказным тоном.

Я развернулась и молча побрела в другую сторону. Пусть его колдунское высочество топает, куда хочет. И так далеко, как только может. Лишь бы подальше. А у меня свои планы. Глаза слипались. Напряжение последних часов сделало свое дело, и я до жути хотела спать. Нам с Лидой часто приходилось проводить ночи в бдениях, поэтому я знала, что только чистая прохладная вода может привести меня в чувство. Смену одежды я захватила заранее, когда мы собирались в лес.

— Куда ты? — неласково бросил колдун, перегородив тропинку.

— Тебя, упырь, не спросила, — я проскользнула мимо него и направилась уже знакомой дорогой к берегу реки.

На горизонте показались первые робкие лучи солнца. Время света и жизни приходило на смену времени смерти, зла, нечисти и предательства. С изгнанием в небытие Алоизия купец должен прийти в себя. Ильма, если жива, явится в Выселки и, может быть, ничего не вспомнит. Если нет… кузнец знает, что делать. Богдан найдет её тело, и предаст земле, как подобает. А нам надо ехать дальше. Но сначала смою с себя всю грязь и ужас последних часов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});