Похитители мудрости - Николай Крамной

Друян промолчал. «Слишком много событий за такой короткий строк, — подумал он. — И все связаны между собой». — А кто обнаружил Сбитнева с его гостем? — спросил Сергей Викторович прокурора.

— Сосед по даче, — неохотно ответил Константин Георгиевич. — Пришел попросить какую-то запчасть для машины. «Жигули» хозяйские стоят во дворе, дверь открыта. Поднялся наверх, ну и…

— Вы сами ездили на место происшествия?

— А кто же еще? — с обидой отозвался Рымов. — В оба места… Кинулся, а никого под рукой нет: все в разгоне. Пришлось с собой стажера брать. Ездил сам, а дело придется вести тебе, — сказал прокурор. — Дробить его по частям нечего. Потом еще кого-нибудь в помощь дам.

«Кому же еще вести? Конечно, мне, — отрешенно подумал Друян. — На одного потом и дохлых собак легче вешать».

— С чего собираешься начинать? — оторвал Рымов своего подчиненного от невеселых мыслей.

«Черт его знает! — чуть не бухнул Друян. — Ни свидетелей, ни подозреваемых. А тут еще эта женщина… Чего ее в квартиру Шарфиной понесло? Может, услышала там шум и решила узнать, кто пришел? Гадай теперь!» — Прежде всего свяжусь со Стрекаловым, — начал следователь излагать наметки своего плана. — Все с ним согласую, а то мы будем одну и ту же работу два раза делать. К тому времени Кириков, может быть, что-нибудь подскажет… И надо срочно к одному знакомому Шарфиной заглянуть. Может, у него удастся что-то новое узнать. Мне его фамилию профессор Головин дал. Только его адреса он не знает, — с досадой сказал Друян. — Придется у Стрекалова помощи просить.

— Давай, Сергей Викторович, разворачивайся, — ободряюще сказал прокурор, беря трубку зазвонившего телефона. Выслушав неизвестного собеседника, хмуро сообщил следователю: — Только что передали из лаборатории: отпечатки пальцев на картине и на книжных шкафах Шарфиной полностью совпали. А вот кому они принадлежат, неизвестно. Не состоит на учете их хозяин.

* * *

Адрес Владимира Михайловича Камышина оперативники капитана Стрекалова разыскали быстро.

— Я тоже с тобой к нему проеду, — решил капитан, пряча бумажку с адресом в нагрудный карман пиджака. — Хочется посмотреть на него… А то мне домработница Шарфиной пыталась про него рассказать, но почему-то у нее это не получилось. И плутать не придется, — улыбнулся Стрекалов. — Я ведь город, как собственный карман знаю, а вы в прокуратуре больше с бумагами возитесь. И машины у тебя под рукой нет: будешь с троллейбуса на трамвай перескакивать. А у меня хоть и старенькие «жигули», но свои, — стал капитан убирать бумаги со стола в сейф. — Кстати, почему тебе машину не дают?

— Не знаю, — пожал плечами Друян. — Наверное, не положено.

— Чепуха! — отмел Стрекалов такой довод, запирая сейф. — «Важняк», и не положено? Хочешь, я тебя научу, как машину достать?

— Как?

— Вот, например, осудили кого-нибудь с конфискацией имущества, — начал капитан излагать простейший способ приобретения машины. — А у него приличная тачка. Нужно договориться с кем надо, чтобы ее оценили по нулям, а потом, не дожидаясь аукциона, перечислить за нее деньги. Кто прокуратуре откажет? Заметив, что следователь недовольно скривился, язвительно спросил: — Что, воспитание не позволяет закон стороной обойти?

— Вроде этого… А ты свои «жигули» таким макаром отхватил?

— Таким… А как же иначе быть? — искренне удивился капитан. — Я же не себе лично, а для дела. Или ждать, пока государство побеспокоится, и пешком во все концы города мотаться? У нас в райотделе две машины по штату были: у начальника и дежурная для опергруппы. А теперь четыре! — хвастливо заявил Стрекалов. — Одна у меня и еще одна в отделе экономических преступлений. И приобрели мы их как списанные на запчасти. А что сделаешь? Ладно, поехали, — двинулся капитан к дверям.

Художник Камышин жил в старом кирпичном доме почти на окраине города. Сергей Викторович с капитаном, не обнаружив звонка, постучали в хлипкую, давно не крашенную дверь.

— Открыто! — донесся мужской голос из глубины квартиры.

Тут же послышались мягкие, торопливые шаги, и в проеме распахнутой двери возник худой, высокий мужчина старше сорока лет, с зачесанными набок волосами. Одет Камышин был по-домашнему: в светлую, простенькую рубашку с закатанными рукавами и выцветшие джинсы. На ногах — тапки без задников.

— Заходите, — радушно пригласил он. — Я вас еще вчера ждал.

— Вчера? — изумился Друян. — Вы ведь даже не спросили, кто мы? Как же вы могли ждать?

— А зачем спрашивать? — усмехнулся Камышин. — И так видно… У меня на таких друзей глаз наметан. И потом… рано или поздно, вы бы ко мне пришли. Так что…

— Интересно! — качнул головой капитан, проходя вслед за хозяином квартиры в комнату. — Но все же давайте познакомимся. Это Сергей Викторович Друян, следователь прокуратуры, а я…

— Я знаю, как вас обоих зовут, — перебил капитана Камышин. И, переводя разговор, смущенно улыбнулся: — Вот с мебелью у меня неважно. Холостяк. Так что выбирайте сами, кому где удобней сесть.

Капитан выбрал себе место за столом, стоявшим у окна, а Друян опустился в старое кресло рядом с диваном, который, очевидно, служил Камышину и постелью. На нем хозяин квартиры и устроился, выжидающе посматривал на своих гостей.

— Сами рисовали? — начал разговор капитан, разглядывая небольшой лист ватмана, закрепленный на стене возле стола.

На его белом поле тянулась четкая цепочка босых, разлапистых ступней, небрежно прорисованных черной тушью. Вверху листа — выполненная плакатным шрифтом надпись: «РУССКИЕ ИДУТ!»

— Сам, — нехотя ответил Владимир Михайлович, поправляя на голове рассыпающиеся светлые волосы. — Заказал один журналист заставку к своей статье, я ее прочел, сделал эскиз, а в редакции почему-то испугались и не взяли его. Даже аванс назад не потребовали. А другого я рисовать не стал, — нахмурился Камышин. — Зачем? Я, например, содержание той статьи вижу так. Не нравится, ищите другого художника.

«С характером!» — мысленно отметил Сергей Викторович и, в свою очередь, задал вопрос:

— А откуда вы знаете, как нас зовут? И почему вы ждали нас?

— Мне Зоя Федоровна сказала, что вы у нее после ограбления в квартире были, — обыденным тоном ответил Владимир Михайлович. — Ну, думаю, мимо меня они не пройдут. Все равно им кто-то скажет обо мне.

— Когда она вам сказала? — едва усидел в кресле следователь.

— Позавчера, — ответил хозяин квартиры. — После обеда ко мне пришла, посидела, а вечером ушла.

— Куда? — с надеждой в голосе спросил капитан.

— Не знаю, — пожал худыми плечами Владимир Михайлович. — Она не говорила, куда пойдет, а я спрашивать не стал. Неудобно как-то… Если человек молчит, значит, на это есть причины. И вообще… — обвел он взглядом свое однокомнатное жилище. — Ей тут нельзя было оставаться.

— Понятно, — кивнул Друян. — Комната одна, чужой мужчина…

— Ничего вам не понятно, Сергей Викторович, — нахмурился Камышин. — Ей иногда приходилось и не в таких условиях ночевать. Могла бы на диване лечь, а я на полу. Нашел бы какое-нибудь тряпье под бок постелить. Нет, причина была другая… Зоя Федоровна предупредила, что мне грозит какая-то опасность, а тут еще она со своими бедами. И ушла. Сказала, что вернется домой, когда все успокоится. Посоветовала мне на несколько дней куда-нибудь скрыться. Вот только ехать мне некуда, — с безнадежной тоской сказал Владимир Михайлович. — Будь что будет…

— Тоже мне предсказательница! — легкомысленно воскликнул капитан. — Если она такая ясновидящая, почему же своей беды не предусмотрела? — насмешливо спросил он.

— Как не предусмотрела? — возразил Камышин. — Она знала заранее, что будет нападение, и готовилась к нему.

— Интересно, как же она готовилась, если к ней в квартиру влезли? — вскипел капитан.

— Но ведь она осталась жива и невредима! — парировал Владимир Михайлович. — А что ей еще оставалось делать? Пойти заранее в милицию и заявить, что на нее готовится нападение? За кого бы ее там приняли? Хотя бы и вы…

— Да-а… — неопределенно протянул Друян, сознавая правоту собеседника. — Как же ей удалось в такой глубокий транс погрузиться, что даже врач не смог определить, жива она или мертва? Хотя вообще-то он сомневался, — припомнил следователь.

— Ну-у… — пренебрежительно отозвался Камышин. — При ее-то знаниях и практике?! Люди вообще без всяких навыков и подготовки иногда так искусно имитируют смерть, что никакой врач при осмотре не определит, труп перед ним или живой человек. В природе это вполне обычное явление, — оживился художник. — Своего рода защитный механизм. Вам приходилось видеть, как замирает жук, если его взять в руку? Или божья коровка? Это даже не транс, а скорее анабиоз.