Подменыши - Игорь Малышев

— Да, жалко… — сказал задумчиво Эльф.

— Что жалко?

— Что у собак денег нет. С ними было бы проще.

— Определенно, — согласился Сатир, — но собаки слишком умны, чтобы ввязываться в товарно-денежные отношения. Практически истинные коммунисты.

— Собаки forever! — сказала Белка. — Пошли спать.

С утра снова выдвинулись на просмотр. Перед тем как расстаться, Сатир выдал каждому немного денег.

— Не шикуйте, не в Париже. Нам еще неизвестно сколько жить.

— Тебя это угнетает? — осведомилась Белка.

— То, что жить — нет, а то, что жить в отсутствии денег — настораживает.

— Деньги — фуфло, — сказала она. — Пива хочется.

— Обойдешься. Трезвость, как и девственность, не стоит терять без серьезных на то оснований. Смиряй свои желания — и тебе воздастся.

— Аскетизм — путь в никуда… — высказала она, неодобрительно глядя на Сатира.

Пару раз спросив дорогу, она добралась до парка. Было около семи утра. Аллейки, присыпанные мокрой листвой, как использованными пожелтевшими билетиками, пустовали. Она медленно побрела мимо лавок, урн, заколоченного ларька Союзпечати, временами оглядываясь вокруг в поисках собак. Вдалеке маячила мраморная колли, рядом кто-то сидел на скамейке с газетой в руках. Все не то. Она пересчитала деньги в карманах. Перешла через дорогу, купила в палатке круглый леденец на палочке. Вернулась и снова принялась прогуливаться с торчащей изо рта белой соломинкой. Ничего интересного вокруг не наблюдалось, те же пустые аллеи, колли вдалеке и некто с газетой, грустный, даже издалека, словно забытая на лавке игрушка. Белка подошла ближе. Это был старичок в неопрятном коричневом плаще, тренировочных штанах, вытертых на коленях, большом сером картузе, из-под которого выбивались довольно длинные седые волосы, смешно закручивающиеся кверху. Козырек серого картуза украшал желтый березовый листок, упавший с дерева и прилипший к ткани. Старичок оторвался от чтения газеты, вздохнул и посмотрел на приближающуюся Серафиму, потом на свою собаку.

— Прохладно… — сказал он, глядя, как она садится на другом конце лавки.

— Да, вроде того, — нехотя ответила Белка. Когда она шла сюда, то думала расспросить его о гуляющих здесь собаках и их хозяевах, поскольку такие старики обычно знают всё про всех. Теперь же она уже жалела о своем решении. Серафима, как и многие люди, кому не суждена долгая жизнь, не любила пожилых. Старость её подсознательно пугала, казалась тоскливой и отвратительной. Молодость и сразу мгновенная смерть, так ей представлялась жизнь.

— Осень, привыкайте, — со значением произнёс собеседник.

«Дурацкий день, каждый учить норовит — сначала Сатир, теперь этот старикан», — подумала она, а вслух сухо сказала: — Чем дальше от Солнца, тем холоднее.

— Да, солнца не хватает.

Он помолчал для приличия, а потом зачем-то стал рассказывать:

— А я с чужими собаками здесь гуляю. Мне деньги за это платят. Работа не трудная, сиди себе на лавке, газеты читай, пока она нагуляется. Да я ни на что другое уже и не гожусь. Стар и, извините, немощен. У меня еще одна собака есть — тоже колли, только обычная, рыжая с черным. Я с ней попозже гуляю. Хозяева поздно встают.

— А чего-нибудь помельче не выгуливаете?

— Нет отчего-то только колли.

На другом конце аллеи появилась фигура в черном длинном плаще, рядом бежала, неуклюже переваливаясь и странно тряся головой, так что уши прыгали, длинная такса. Поводка на собаке не было. Белка напряглась, взгляд ее заострился, как крючками, цепляясь за приближающуюся пару. Вскоре послышалось цоканье металлических набоек на ботинках мужчины в черном плаще. Шел он уверенно и как-то тяжеловато, будто гвозди вколачивал. Белка внимательно разглядывала его. Невысокий, худощавого телосложения. Чем-то похож на Роберта де Ниро. Черная бородка, большой, с горбинкой нос. Было в нем что-то итальянское, но не от тех древнеримских статуй из музеев, а скорее от парней из итальянских кварталов Нью-Йорка, какими их показывает «фабрика грез». («Лучше самые тяжелые наркотики, чем самое легкое телевидение», — временами повторяла она где-то услышанную фразу). Странное ощущение оставалось от него. Твердый и холодный, как стекло взгляд. Казалось, он не обращает внимание ни на что вокруг и тем не менее замечает все. Сильный человек. Это было видно с первого взгляда. Сила и одиночество. Вокруг него находилось почти видимое сильно напряженное поле, куда не допускался никто, кроме разве что собаки этой самой нелепой, бесполезной и добродушной породы — таксы. Она одна свободно проходила через слой льда, окружающий хозяина.

Белка подумала, богат ли он? Определенно богат. Плащ был из очень хорошего материала и сидел на мужчине просто великолепно, видимо, шился на заказ. Ботинки смотрелись тоже очень неплохо, под стать плащу. Из-под рукава выглядывали часы. Что-то неброское, но стильное, явно не Китай и не наши. Кашне на шее. Он явно умел и любил хорошо одеваться.

Белка повернулась к соседу по лавке, который тоже наблюдал за удаляющейся спиной «де Ниро».

— Странный человек, — сказала она, чтобы вызвать старичка на разговор.

— Да, вы наблюдательны, — с радостью ухватился он за возможность поговорить, видно соскучился по общению. — Он живет недалеко от меня, в Скатёрном переулке, у него там огромная квартира и живет совершенно один. Ну, не считая собаки. Иногда, правда, я встречаю его с девушками, но всегда с разными, а значит, ничего серьезного.

Он вдруг улыбнулся и вытер нос рукавом.

— Это завидный жених, как сказали бы в старину, мужчина с достатком. У него небольшая красная машина. Всего на два места. Я слышал, такие машины очень дорогие. Это верно? Удивительно, всего два места, почти нет багажника, и очень дорогие.

Белка знала теперь все, что ей было необходимо. Осталось совсем немного.

Она попрощалась. Узнав, что она уходит, он сразу как-то сник и забормотал:

— Да-да, я понимаю, вам надо идти. Вы молодая, у вас, вероятно, масса дел, а я, старый дурак, задерживаю вас своими нелепыми россказнями. До свидания, до свидания, милая девушка.

Старичок снова остался со своим одиночеством, чуть скрашенном измятой газетой.

«Жалко их, никчемных. До слез жалко. Как лошади на живодерне. Стоят, смотрят добрыми глазами, смерти ждут. Никчемные и ненужные никому, кроме могильщиков», — думала Серафима, уходя все дальше.

У входа в парк с той стороны, откуда появились «де Ниро» и такса, стояла красная Феррари с традиционным конским гербом впереди. Белка вспомнила, что у них в школе одну девушку за глаза звали «Феррари» по причине любви к красному цвету в одежде и выпирающих крупных передних зубов. Она задумалась, пытаясь разложить эту шутку по Фрейду. Решила, что в изысканиях старого австрийского еврея что-то было, но от этого «чего-то» тянет кладбищем. Покопалась в карманах, нашла ручку и этикетку «Кагора». Записала номер машины. Медленно, постоянно оглядываясь, двинулась в сторону Скатертного переулка. Когда сзади появилось быстро растущее красное пятно, она проворно свернула в подворотню, чтобы не попадаться лишний раз на глаза элегантному бандиту. «Феррари» промчалась, волоча за собой набухшие влагой листья. Серафима вышла, прибавила шаг. Возле одного из домов Скатертного действительно стояла искомая машина. Похитительница собак, не приближаясь, оглядела дом. Пятиэтажка довольно старой постройки. Огромная роскошная квартира означала, что надо искать несколько окон с хорошими рамами. Нашлись и такие. На первом, третьем и четвертом этажах. Обитатели этих квартир явно не бедствовали. Она обошла дом, картина повторилась: хорошие окна на первом, третьем, и четвертом этажах. Серафима на секунду смешалась, не зная, что предпринять, потом быстро подошла к двери подъезда. Кодовый замок. После московских терактов в конце века они были на каждой второй двери. Она всмотрелась в кнопки. Вокруг тех, которыми пользовались чаще всего, темнели ободки. Через секунду Белка была внутри, записала для верности код и принялась рассматривать пол. Отпечатки мокрых собачьих лап вели до второго этажа и там становились неразличимыми. Оставалось два варианта — третий и четвертый этажи. Стараясь ступать особенно тихо, она внимательно оглядела обе подозреваемые двери. На четвертом не было ничего особенного. А вот на третьем была одна дверь на весь этаж, что говорило о том, что здесь можно разместить «огромную квартиру», и к тому же выглядела она скорее как крепостные ворота — нечто огромное, массивное, в медных бляхах с арабской чеканной вязью. «Похоже, наш де Ниро имеет корни в Баку или Грозном, — подумала Серафима. — Но каково тщеславие!» Она еще раз в восхищении оглядела монументальное сооружение, стоящее перед ней. Захотелось двинуть по ним ногой, но приходилось соблюдать конспирацию. Белка с явным удовольствием медленно подняла ногу, обозначая удар, выдохнула и ретировалась.