Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К моей постели одинокой
Не крался в темноте ночной…
В зале крестный папенька Прасковьи Михайловны играл в одном углу в вист с мужем сестры хозяйки и еще двумя чиновниками, которые были с ним очень почтительны. В другом углу девушка разливала чай. Дамское общество было в гостиной. На диване сидела старшая сестра Прасковьи Михайловны, женщина высокого роста, прямая, как веха, потом хозяйка и еще две какие-то девицы. Около них любезничали два племянника крестного папеньки – один студент, другой юнкер. Дамы сидели, мужчины стояли, потому что негде было сесть. Играли в фанты.
– Вы, конечно, с нами останетесь, с молодыми людьми? – сказала Прасковья Михайловна Ивану Савичу с детскою резвостию, – что вам там делать со стариками? Не прикажете ли варенья? Молчи, Жужу! ах, скверная собачонка! Вы погладьте ее только один раз, а там уж она привыкнет к вам. Вот так.70 – Ах, да она кусается! – сказал Иван Савич, отдернув руку.
– Нет-с, никогда.
– Помилуйте! вот, посмотрите, до крови.
– Ах ты, дрянь! вот я тебе ужо розгу дам! – сказала Прасковья Михайловна. – Не угодно ли с нами в фанты? Вы будете, хоть… что бы?.. мы играем в туалет… все вещи разобраны… ну, будьте гребень.
– Да это я взяла! – пропищала одна маленькая девочка.
– Ты, ma chère, гребеночка, а они будут частый гребень. Так вы частый гребень.
– Очень хорошо-с, – сказал Иван Савич. Принесли еще два стула, поставили у дверей и стали играть. При словах: барыня спрашивает весь туалет, все бросились менять места. Ивану Савичу не раз доставалось бросаться со всего размаху на диван с камнем внутри. Он быстро вскакивал, а другой или другая, зная хорошо это седалище, проворно, но осторожно садились на его место, а он оставался.
Иван Савич познакомился со всеми. Чиновникам он рассказал про свой образ жизни, и те немало завидовали ему.
– Утром я встаю в десятом часу, – говорил он хвастливо, – иногда хожу в должность, иногда нет, как случится… потом-с часа в три иду гулять на Невский проспект. Там, знаете, весь beaumonde
1 гуляет тогда, встречаешь множество знакомых, с тем слово, с другим два. Зайдешь к Беранже иностранные газеты прочитать, об испанских делах, о французском министерстве… Так время неприметно и пройдет до обеда.
– А позвольте спросить, кто теперь министром у французов? – спросил крестный.
«Министром? А чорт его знает!» – подумал Иван Савич. – Теперь-с… – начал он и остановился.
– Ась? – спросил крестный.
– Теперь… министерство распущено, – вдруг сказал Иван Савич, как будто по вдохновению, – никого нет.
– Стало быть, товарищи управляют, – примолвил тот.
– Там ведь одно министерство, – сказал Иван Савич.71 – Как, неужели? И один министр?
– Нет-с, много.
– Много! какая диковинка…
И пошли толки о том, как это должно быть неудобно.
– Потом, – продолжал Иван Савич, – иду обедать к Леграну или к Дюме. Тут соберутся приятели, покутим, вечер в театре: так и жуируем жизнию…
– Вот живут-то! э! – сказал с завистью один чиновник, – пожил бы так! а то в восемь часов иди в должность да и корпи до пяти! Заживо умрешь.
– Что должность: сухая материя! – примолвил Иван Савич. – Жизнь коротка, сказал один философ: надо жуировать ею.
Иван Савич признан был всем обществом за любезного, фешенебельного и вообще достойного молодого человека. Крестный особенно был ласков с ним.
Иван Савич благодарил его за дозволение бывать у его крестницы по четвергам.
– Сам я не надеялся получить это позволение, – начал Иван Савич, – Прасковья Михайловна так боязливы…
– Ась?
– Прасковья Михайловна так боязливы…
– Оно не то что боязлива, извольте видеть… – отвечал крестный, – а того… получила от отца фундаментальное воспитание. Мать была, правда, баловница, – не тем будь помянута, – да умерла рано; а покойный-то отец, мой сослуживец, уж коллежский советник, – вот он был строг, не любил баловать. Он ее и приучил к аккуратности и воздержанию. Не будь его, смоталась бы, чисто смоталась бы девка. Да он, – царство ему небесное, – был с правилами человек и ей внушил. А то она…
– Что такое? – спросил Иван Савич.
………………….
………………….
После этого вечера Иван Савич решился притти и не в четверг. Его встретили градом упреков и в то же время сняли со стула шаль и ридикюль, чтобы очистить ему место. Он повторял эти визиты в неделю раз, потом чаще и чаще. Прием всегда был одинаковый. Наконец однажды он решился приступить к объяснению. Был зимний вечер. Все было тихо кругом. Кухарка спала у себя в кухне. Горничная ушла к соседям в гости. Сама Прасковья72 Михайловна сидела на диване и шила в пяльцах. Иван Савич сначала сидел напротив ее, потом у него в голове мелькнули какие-то соображения, и он сел рядом с ней на диване, так, что ему был виден затылок и вся спина соседки. Он открыл, что косыночка не доходила вплоть до платья и часть плеча оставалась обнаженною. Он уж был откровенен с Прасковьей Михайловной, говорил ей о дружбе, о любви, – не к ней, а вообще. Она сначала зажимала уши, кричала, потом не зажимала ушей и не кричала, но зато ничего не отвечала, так что Ивана Савича брало зло. Он решился заговорить о любви к ней. Для этого-то он и пересел рядом, чтобы, в случае неблагосклонного приема своих объяснений, избегнуть грозных взоров оскорбленной добродетели.
– Прасковья Михайловна! – сказал он.
– Чего изволите?
– Вы бывали влюблены?
– Что вы это? опомнитесь: ведь я девушка.
– Так что же? разве девушки не влюбляются?
– Не должны! – сказала она строго, – пока ни за кого не помолвлены.
А сама так и сновала иглой, то вверх, то вниз.
– Да ведь любовь иногда не ждет помолвки.
– Об этом и думать не должно! – сказала она.
– Ну, да неужели вам никто не нравился?
Молчание.
– Прасковья Михайловна!
– Чего изволите?
– Неужели вы не любили никогда?
Молчание.
«Экая дубина! – подумал Иван Савич, – хоть бы что-нибудь… хотя бы плюнула. Подожду, еще что будет».
– А я думал… – начал он, – я надеялся, что, может быть… я удостоюсь… что постоянная моя внимательность будет награждена…
– Что это сегодня как будто на вас нашло? – сказала она. – Бог знает, что вы говорите! Не пора ли вам домой? десятый час.
– Зачем мне домой! что я там стану делать?
– Заниматься науками.
– Нет-с, я не уйду, пока не выскажу… всего… я… вы… мы… знаете, Прасковья Михайловна, любовь двух73 душ есть такая симпатия… это, так сказать, жизненный бальзам. Почему бы! скажите, – о, скажите хоть одно слово!
Она молчала.
«Ну, видано ли этакое дерево?» – думал он. – Вы камень, вы лед… почему бы вам не разделить с человеком счастия? почему не пожуировать? Жизнь коротка, сказал один философ.
– Ах! что вы? – вскричала она, закрыв лицо руками. – Боже мой! если б увидали…
– О, разделите это чувство, несравненная Прасковья Михайловна! – кричал Иван Савич, – которое бушует в моей груди… вы не знаете, как я страдаю… одна мысль быть подле вас, жить вечно с вами приводит меня… О! вы не понимаете…
– Не говорите, не говорите! – кричала она, зажимая уши. – Боже мой! что вы? Вечером, я одна… Что подумают?
– Но скажите одно слово, одно, дайте ответ! – говорил Иван Савич, – и я готов ждать хоть до утра…
– Я! ответ! чтоб я теперь дала ответ! Вы не щадите моей скромности! Боже мой! Теперь, вечером, с такими объяснениям… Ответ!.. Нет, нет! лучше подождите хоть до завтра… или нет! в среду утром, в двенадцать часов, вы получите ответ…
Иван Савич пришел в восторг.
– Несравненная Прасковья Михайловна! – сказал он, – как благодарить вас?.. о! счастье! Вот что значит жуировать жизнию! Это истинное, высокое, так сказать, сладостное…
Он не вытерпел и поцеловал ее руку.
– Ах! – воскликнула Прасковья Михайловна, и иголка выпала из ее рук. – Что вы сделали? Вы, вы опозорили меня… Как! так рано, прежде моего ответа! Это ужасно! Приходите в среду, я вас жду, а теперь уйдите, уйдите!
Она убежала в спальню и заперлась.
«В среду, так в среду, – подумал Иван Савич. – Да что ж она испугалась так? не все ли равно, что сегодня, что через три дня…»
На третий день после того Авдей доложил Ивану74 Савичу, когда этот воротился из должности, что дворник зачем-то пришел.
– Что ты, любезный? – спросил Иван Савич, выйдя в переднюю.
Дворник глупо улыбался, кланялся, держа обеими руками шапку, но ничего не говорил.
– Что тебе надо?
– Поздравить вашу милость пришел.
– С чем? – спросил с удивлением Иван Савич.
Дворник опять начал кланяться, улыбаться.
– Авдей! с чем это он меня поздравляет?
– Не могу знать! – отвечал Авдей.
- Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том I. - Иван Гончаров - Классическая проза
- Полное собрание сочинений и письма. Письма в 12 томах - Антон Чехов - Классическая проза
- Ваш покорный слуга кот - Нацумэ Сосэки - Классическая проза
- Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика - Алексей Толстой - Классическая проза
- Собрание сочинений в 12 томах. Том 8. Личные воспоминания о Жанне дАрк. Том Сойер – сыщик - Марк Твен - Классическая проза
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- Смерть Ивана Ильича - Лев Толстой - Классическая проза
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 3 - Джек Лондон - Классическая проза
- Стихотворения. Избранная проза - Иван Савин - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том третий. Узорный покров. Роман. Рождественские каникулы. Роман. Острие бритвы. Роман. - Уильям Моэм - Классическая проза