Vagina obscura. Анатомическое путешествие по женскому телу - Рэйчел Гросс

долина – un creux, как она назвала это. Пустота.

Разговаривать с матерью было бесполезно. Они не были настолько близки, чтобы откровенничать о подобных вещах. Амината подошла к младшей сестре и спросила, что у нее «там внизу». Оказалось, то же самое. Они поняли, что с ними, должно быть, сделали одно и то же.

Ранее на уроке биологии та же учительница показала видеофильм об африканской женщине, которая подверглась радикальной форме обрезания женских половых органов[109], [110]. В ее случае половые губы были полностью зашиты, осталось лишь небольшое отверстие для мочеиспускания и менструации. Такая операция называется инфибуляцией. Фильм заставил Аминату содрогнуться – слава богу, это случилось не с ней, подумала она тогда.

Но теперь она поняла: возможно, с ней случилось как раз нечто подобное.

* * *

Амината переехала во Францию, когда ей было 12 лет. Но родилась в Бамако, столице Мали. Только на уроке биологии она узнала, что Мали – одна из немногих африканских стран, где обрезание женских половых органов все еще легально и широко распространено. Согласно отчету ЮНИСЕФ за 2019 год, примерно восемь из десяти девочек в Мали подвергаются этой процедуре[111]. В Бамако, столице на юго-западе страны, откуда родом Амината, этот показатель еще выше. Калечащую операцию обычно проводят в раннем возрасте, пока девочкам не исполнилось пять лет. Амината не могла себе даже этого представить. В конце того же года на каникулах в Мали она решила задать своей бабушке вопрос, который не давал ей покоя с тех пор, как она узнала об этой практике: зачем они так поступают с женщинами?

«Ну, это традиция, – вспоминает она слова бабушки. – Нам делали это в раннем детстве. Говорят, если женщине сделать эксцизию, она не станет распутной».

«Но для чего это нужно?» – настаивала Амината. В Мали девочки могут законно выходить замуж с родительского согласия в 15 лет, если это одобрит гражданский судья[112], но и браки в 10-летнем возрасте совсем не редкость. Если женщины выходят замуж так рано, как можно опасаться, что они станут распущенными?

«Послушай, – ответила ее бабушка, – не нам решать, так было всегда».

Один из ответов, возможно, кроется в самом французском языке. В большинстве стран мира люди используют термин «калечащая операция на гениталиях», или обрезание. Но во Франции общепринятый термин – mutilation sexuelle, «сексуальное калечение» (другой общий термин – «эксцизия»). Он проводит разграничение между клитором – единственным органом, предназначенным исключительно для удовольствия, который обычно не принято считать частью репродуктивной системы, – и репродуктивными органами. «Эта “операция” не затрагивает репродуктивные органы, гениталии, – объясняет Сохина Фалл Ба, бывший сопрезидент сети «Покончим с КЖПО», которая работала с подвергшимися эксцизии женщинами во Франции, Мали, Буркина-Фасо и других странах. – Это не мешает женщине родить ребенка, но наносит удар по ее сексуальности»[113].

Термин «сексуальное калечение» четко доказывает тот факт, что, хотя практика обрезания половых органов охватывает многие культуры, они зачастую перекликаются друг с другом. По этой же причине подобные практики использовались в Европе и США во времена Мари Бонапарт, когда разные деятели, от Исаака Бейкера Брауна до Джона Харви Келлога, яро выступали за удаление клитора как средство от мастурбации. Считалось, что удаление той части тела женщины, которая доставляет ей удовольствие, уменьшит желание, но при этом она останется, как и прежде, способной выполнять репродуктивную функцию. «Наши предки не были учеными, – писала журналистка Эстер Огунмодеде в нигерийском журнале Drum в 1977 году, – но они знали, где и что становится центром сексуального удовольствия у женщины, поэтому отрубали его до того, как женщины успевали его обнаружить»[114].

Когда Амината вернулась из Мали, она наконец набралась смелости и поинтересовалась у матери, знает ли та, что такое эксцизия. «Да, я знаю, что это, потому что мне ее тоже сделали», – ответила мать. Как Аминате и ее сестре, ей сделали обрезание сразу после рождения, она была слишком маленькой, чтобы помнить это[115], [116]. Но Аминате этого было недостаточно. Вскоре она отправилась на прием к гинекологу, который, осмотрев ее, подтвердил, что головка клитора удалена. Врач рассказала о месте, куда можно обратиться, – об организации La Maison de Femmes («Дом женщин»), специализирующейся на помощи женщинам, пострадавшим от насилия. Там ей могут дать более подробную информации. Гинеколог даже предположила, что, возможно, они смогут исправить то, что с ней сделали.

* * *

«Дом женщин» – луч света в темном царстве. Главное здание с покатой крышей огромно. Одна стена выкрашена в ярко-пурпурный, другая – в лимонно-желтый, третья – в яблочно-зеленый[117]. Окруженный полем с травой и высоким забором из проволоки, «Дом» принимает всех жертв гендерного насилия, включая принудительные браки, изнасилования и инцест. Он расположен в Сен-Дени, входящем в департамент Сена – Сен-Дени, самый бедный регион в столице Франции. Многие его жители – недавние иммигранты, спасающиеся от насилия в своих странах, а здесь сталкивающиеся с трудностями получения гражданства и права на работу. И каждый год в «Дом» обращаются сотни француженок. О проблеме домашнего насилия, резко усугубившейся во время многочисленных локдаунов во Франции в пандемию 2020 года, долго предпочитали молчать в стране[118].

Амината много раз проходила мимо этого здания, но никогда не заходила внутрь. Теперь, в день своего первого приема в январе 2019 года, она сильно нервничала. С собой она привела школьную подругу, которая эмигрировала из Сенегала и тоже была уверена, что ей провели эксцизию. Они позвонили в дверь. Вестибюль был открыт, вход обрамляли деревянные балки, которые уходили ввысь, и солнечный свет проникал через мансардные окна и окна от пола до потолка. Стены были флуоресцентно-розового цвета, внутри стояла разноцветная скульптура танцующей Венеры Виллендорфской. В углу находилась зона для маленьких детей с книгами и пластмассовой мебелью. Желтая надпись на полу гласила на французском: «Пожалуйста, соблюдайте принцип конфиденциальности».

Они сели в вестибюле, к ним подошла медсестра и вежливо сказала, что им нужно пройти в другое место. Она отправила их в комнату ожидания для женщин, перенесших операцию по обрезанию половых органов, а также тех, кто обращается за консультацией по поводу аборта или планирования семьи. Помещение выглядело попроще: несколько абстрактных картин с красными и зелеными конфетти украшали стены, с большого красного дивана открывался вид на пустынное поле. Здесь было и тише. Из приемной раздавались приглушенные голоса. Негромкие разговоры женщин на разных языках и иногда тихий лепет малыша в коляске. Время от времени из кабинета выходил сотрудник в белом медицинском халате и называл женское имя: Кризтена, Коринне, Мириам.

Аминату пригласили первой. Доктор Гада Хатем, некрупная веселая женщина со светло-голубыми глазами и гривой густых волос, отливавших бронзой, провела ее в открытую дверь кабинета, где висел яркий портрет Фриды Кало. Она