Только между нами (СИ) - Салах Алайна

— Похоже, я тут не один злостный нарушитель, — слышится слева знакомый голос, от звука которого я едва заметно дёргаюсь.

В этот момент двери лифта гостеприимно раскрываются, и вместо того, чтобы посмотреть на Сопляка, я выбираю сразу шагнуть в них. Я, он и лифт. Снова. Просто прекрасно.

Матвей заходит вслед за мной и нажимает кнопку нужного этажа. В мои планы не входит делать вид, что мы не знакомы, поэтому поворачиваюсь к нему лицом и здороваюсь.

Он постригся, потому что его волосы выглядят немного темнее и короче. И всё-таки, кто так искусно гладит ему рубашки? Всегда идеально чистые, без заломов. Вполне возможно, есть девушка, с которой он сожительствует. Двадцатилетние парни вне родительского надзора едва ли бывают такими ухоженными.

— Каждое твоё появление на работе можно заносить в журнал мод, — произносит он, глядя мне в глаза. — И расстёгнутые рубашки мне нравятся гораздо больше.

Хочется фыркнуть. Истинный комплимент двадцатилетнего. «Заносить в журнал мод». И какого чёрта я расстегнула пуговицы? Подумает ещё, что я стала это делать, чтобы впечатлить его.

— Насколько я знаю, на тебя свалилась целая куча работы. Сосредоточься лучше на ней, а не на разглядывании моих рубашек.

Он сочувственно кривит губы.

— Не могу. Разглядывать твои рубашки и заставлять тебя смущаться — это особый вид удовольствия. К тому же мне нравится думать, что ты стала так одеваться для меня.

— Если бы за самомнение хорошо платили, ты бы давно прилетал на работу на собственном вертолёте.

— Может быть, когда-нибудь так и будет, — улыбается Сопляк и тут же становится предельно серьёзным. — Родинский зарабатывает себе баллы хорошего руководителя в глазах других сотрудников за твой счёт. Не позволяй ему так с собой обращаться. Ты ведь как никто знаешь себе цену.

Мне словно дали под дых. Я беззвучно глотаю воздух и не могу выдавить ни звука. Сопляк даёт мне советы, как вести себя с мужем. Жалеет меня, глядя в глаза. И возможно, жалеет не только он.

— Кажется, небольшие рабочие успехи наделили тебя комплексом бога, — шиплю я, до боли поджимая пальцы в туфлях. — Оставь своё сочувствие для кого-нибудь другого и занимайся своими делами. Мы с тобой не друзья, не родственники и не любовники. Ты не имеешь морального права лезть в мою жизнь. Продолжишь в том же духе — я расскажу мужу, что ты себе позволяешь, и на следующий же день ты с треском вылетишь отсюда на улицу.

Я злюсь на себя и на него за то, что реагирую настолько эмоционально. Щеки горят, а грудь истекает огненной кислотой. Просто Сопляк ударил по живому. Что может быть хуже, чем вызывать жалость у окружающих и знать, что, сидя в своих кабинетах, они с сочувствием перемывают мне кости?

— Мне совсем не страшно оказаться на улице, — тихо произносит Сопляк, скользя взглядом по моему лицу. — И ты ничего ему не скажешь. Ты лучше умрёшь, чем попросишь о помощи.

Двери лифта с коротким звяканьем разъезжаются, и я снова выхожу из них первой. В какой-то момент я стала той, кто предпочитает убегать.

Ближе к концу рабочего дня набираю мужу, чтобы уточнить время ужина, на что Роман без сожаления информирует меня о возникновении у него срочных дел. Я кладу трубку и мысленно показываю средний палец своей идиотке-надежде. Хотя нельзя сказать, что я ничему не учусь. Моя машина стоит на парковке, а значит, я всё ещё могу поехать на поиски красивого нижнего белья.

Но настрой у меня совсем не для покупок. Скорее на то, чтобы выпить, причём чего-нибудь покрепче вина. Поэтому я иду прямиком в кабинет к Вере, с которой мы так и не закрыли гештальт на вечерний променад. Нельзя так просто взять и встретиться с женщиной, едва вышедшей из декретного отпуска.

Но сегодня мне на удивление везёт.

— Ох, Стелл, ты даже представить не можешь, как же мне хочется от души надраться, — со свойственной ей непосредственностью выпаливает Вера на моё «Может, сходим куда-нибудь?». Приставив ладонь к горлу, она выпучивает глаза: — Заебало всё, честно! На работе: этому то найди, тому это подскажи. И дома то же самое. Витя мой, блядь, как кутёнок слепой — кетчуп в холодильнике найти не может, и соплежуи малолетние от него не отстают. То мороженое дай, то сиську. Ну всех на хрен. Сегодня напьюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сейчас я вспоминаю, за что так люблю свою Веру. Она никогда не жалуется, и после очередной её тирады всегда хочется улыбаться.

— Ну и куда пойдём? — с энтузиазмом уточняю. — Выбирай любое место: я угощаю.

— Думаешь, откажусь? Не-а. Но в пафосные места ты меня в другой раз сводишь, а сегодня давай по-простецки где-нибудь посидим. Здесь неподалёку бар один неплохой есть. Давай туда.

Я без колебаний соглашаюсь. С рестораном у меня уже не сложилось, так что пусть будет бар.

16

Стелла

— Ох уж этот грёбаный Тёма. Терпеть его не могу, — брезгливо морщится Вера и, повернувшись, окликает проходящего официанта. — Мальчик, ещё по одному нам принеси. Вот таких же, да.

После первого коктейля наш разговор плавно перетёк к офисным сплетням. Я вкратце поведала, как съездила на конференцию в Минск, и тогда под обстрел острого Вериного языка угодил Артём Кудосов.

— Я вот, Стелл, таких задротов, как он, на дух не выношу. Жмот себе на уме. Ты бы видела, с какой рожей он пятихатку на день рождения коллегам скидывает! Как будто ты с него последние дырявые труселя сдираешь, ей-богу. Ты же его оклад примерно представляешь? Ну что такое для него раз в месяц сдать пятьсот рублей? И главное, знает ведь, что они в день рождения всё равно ему вернутся.

— Марьина сказала, что он злаковый батончик, который она в самолёте есть не стала, не побрезговал в карман запихать, — веселюсь я, вытягивая со дна стакана сладковатое алкогольное содержимое.

Уже ничуть не жалею, что вечер с мужем сорвался. Этот недорогой бар с на удивление вкусными коктейлями и компания Веры — ровно то, что мне было необходимо. Наверное, потребность хотя бы изредка посплетничать есть в крови каждой женщины.

— Расскажи хоть, как у тебя самой-то дела, Звезда моя? Как семейная жизнь?

Я пожимаю плечами.

— Да нормально. Думала, за полгода поймаю дзен ничегонеделанья, но не срослось. Без работы скучно.

— А со здоровьем как у тебя сейчас? Что врачи говорят?

Убрав волосы за ухо, я откидываюсь на спинку кресла.

— Говорят, что такое бывает. Рекомендуют взять полгода на восстановление — и вперёд. Можно пробовать заново.

— А ты что думаешь? — Тон Веры становится осторожным, а взгляд — внимательным. — Будешь пробовать?

— Мне тридцать четыре. Глупо делать вид, что в запасе есть ещё куча времени.

— А муж что говорит?

— А что ему сказать? Ждёт моей отмашки, чтобы впрыснуть в меня волшебное семя. У него-то проблем нет. Это его жена оказалась с дефектом.

Я подтягиваю к себе принесённый официантом коктейль и с жадностью высасываю через трубочку почти треть. Эти слова даются мне легко: без влажных глаз и колючего кома в горле. Инстинкт самосохранения работает исправно, не позволяя горевать слишком долго.

— Нет у тебя никакого дефекта, Звезда моя. Я же тебе рассказывала про свой первый выкидыш. Ну и чего? С тех пор мы с Васьком уже двоих настрогали. Врачи правы: такое бывает.

— Давай я ещё сыра и брускетт закажу. — Подняв руку, начинаю оглядывать зал в поисках нашего официанта. — Слушай, а этот бар ничего такой. Кухня вполне приличная.

Вера понимает всё без слов и сама переводит тему. Следующим объектом её язвительности становится Елисеева. Вера всегда знает, чем меня порадовать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О, Стеллусь, глянь-ка, кто сюда пришёл, — неожиданно произносит она посреди рассуждений о вульгарности имплантов. — Наш золотой мальчик собственной персоной.

Сердце подпрыгивает ещё до того, как успеваю обернуться. Золотой мальчик — это, разумеется, Матвей. Вера редко промахивается с прозвищами.

Едва ли он здесь впервые, судя по тому, что пожимает руку бармену. Я почти готова досадливо поморщиться. Ну надо же. Из всех баров в округе нас угораздило прийти именно сюда.