Путь Ворона - Алексей Волков

– Почти не фонит, – старлей Бурченко кивнул на дозиметр. – Может, ну его, эти ОЗК, к черту? Спаримся в них на фиг! Три месяца прошло. Да и живут же тут люди!

– Угу. И у них даже рождаются здоровые трехголовые детки, – процедил Воронов.

Шутка не имела успеха. Как-то не до смеха было всем, включая и самого шутившего.

Едранцев, командовавший операцией, посмотрел на прибор, почесал лоб и махнул рукой.

– Ладно. Обойдемся как-нибудь. Но если кто из бойцов опасается, пусть напяливает на себя весь комплект. Порядок движения помните? Первым идет Бурченко, на второй машине – я, Воронов замыкающий. Люки стараться не открывать, покидать броню лишь при необходимости, оружие держать наготове, но огонь вести только в ответ и по возможности – в воздух. Даже если нарвемся на банду, вряд ли они захотят связываться с армейским подразделением. Пугнем, они и убегут.

В нем сильно сказывалась недобрая россиянская закваска с ее боязнью юридической ответственности за применение силы. Хотя какая тут юриспруденция, если государство приказало долго жить и уже давно нет иного закона, кроме права сильного?

Пейзаж вокруг не радовал. Тайга рядом с городом выгорела полностью, и лишь поваленные обугленные лесные великаны напоминали об иных временах и иных картинах. Сплошное пепелище и безрадостное серое небо над головой. Ладно, ветер сегодня сравнительно слабый, а то порою дует так, что хочется назвать его ураганом.

– Если не убегут? – уточнил Воронов.

Про себя он решил не исполнять приказа. На память приходили рассказы беглецов о воцарившихся в Хабаровске ужасах, и никакой толерантной жалости к бандитам и мародерам капитан не испытывал. Раз уж те не стесняются в средствах, то в ответ пытаться увещевать их подавно не стоит. Глядишь, когда власть установится, всякой мрази будет поменьше.

– Куда ж они денутся? Храбрые, что ли? – непробиваемо ответил Едранцев.

Был он помоложе подчиненного, лет тридцать от силы, лицо вытянутое, с постоянным оттенком легкого высокомерия к окружающим.

– Мало ли? Если увидят: вреда от нас нет, могут стать храбрыми. Им же наверняка захочется отнять у нас оружие, патроны, машины… Только не знаю, умеет ли кто из них водить БМП? Про стрелять уже не говорю. Но, так сказать, в чисто профилактических целях иметь подобное…

– Слушай, капитан. Ты что, умного из себя корчишь? И хватит курить! Сколько говорено: вредно!

Сам Едранцев впечатление умного не производил. Хитрого в определенных ситуациях – возможно. Но не больше. Ладно хоть бойцов поблизости не было, и никто не слышал его фраз.

– Выясняю возможные варианты, товарищ майор. Что до курения, что сейчас вообще полезно?

– Разговорчики! Двинулись. Наша задача – разведка. Узнать, много ли жителей осталось в городе, имеется ли тут порядок, власть и связь с центром, наведение необходимых контактов. Чисто личное – судьба семей. Моим заместителем назначаю капитана Воронова. Все. По машинам! Следить за личным составом. Чтобы никакого самовольного мародерства и дезертирства!

Двинулись по-боевому. Люки наглухо задраены, экипажи на положенных местах, в десантах – по паре бойцов на машину, наблюдение исключительно через оптику. Противогазы и тем более химкомплекты никто надевать не стал. Тут были только добровольцы, люди, знающие, на что идут. Что есть риск? Если какое-то единственное место, требуется особая осторожность, а сейчас, когда не знаешь, где поймаешь какую-нибудь болячку, а то и смерть, особо зацикливаться на защите не стоит.

Город… Первые дома стояли большей частью относительно целые, разве что стекла повылетали, да магазины, там, где они имелись на первых этажах, были разграблены. Даже вылезать не требовалось, чтобы понять это. От витрин никаких воспоминаний, что именно продавалось во времена оны, видно лишь по вывескам, если последние остались на местах. Все-таки до ужасов пока далеко. Пара пятиэтажек сгорела, то ли во время Ч, то ли уже позже по иным причинам. Неосторожное обращение с огнем никто не отменял.

Машин на дороге и во дворах было сравнительно немного. На улицах хватало врезавшихся во что-нибудь, не готовы люди были к электромагнитному импульсу, во дворах же и на стоянках транспорт был просто кем-то побит. Не весь, многие автомобили издалека казались совсем целыми, а являлись ли таковыми – кто знает? Проверять не было смысла. Толку сейчас в самой навороченной тачке при отсутствии бензина!

Странно, все беглецы в один голос твердили об остающихся в городе людях, а вокруг – никого. Точнее, с точки зрения Воронова, странного здесь как раз не было, на месте жителей он бежал бы из Хабаровска без оглядки, любой крупный центр при коллапсе коммунальных служб и отсутствии поставок становится непригодной для жизни ловушкой, спасение лишь в местности сельской, близкой к природе, да только люди разные. Кому-то может показаться, будто в самые ближайшие дни все восстановится, придут добрые дяди, которые починят и обеспечат, вновь сделают жизнь легкой и беззаботной. А кому-то вообще все равно, лишь бы жить, не перебираясь на другое место. Пока где-то сохранились хоть какие-то запасы и есть чем питаться, они готовы драться за право оставаться горожанами. Тогда где они? Рев моторов слышен далеко, должен кто-нибудь полюбопытствовать, посмотреть. Техника своя, российская, у кого-то обязана зародиться надежда на возвращение к лучшей жизни.

Видимость через триплексы была хреновой, даже пятикратное увеличение в городских условиях помогало не слишком, зато работала фильтрационная установка, и если внутрь проникала какая-то гадость, то ее было заметно меньше, чем на открытом воздухе. Пусть фон был невелик, по мере возможности особо рисковать не стоило.

Дальше от окраины картина изменилась. Стекол в окнах почти не стало, больше домов носило следы пожара, появились следы других разрушений. Несколько высотных домов наполовину обрушились, новым технологиям оказалось не по силам бороться с ударной волной, какое-то здание, стоявшее вплотную к дороге, явно носило следы небольшого, с применением лишь легкого оружия, боя…

Несколько раз в отдалении промелькнули люди. Подойти ближе к медленно идущей технике никто даже не пытался, напротив, горожане торопливо старались убраться прочь, нырнуть в ближайший подъезд, отойти за какое-нибудь строение, сделать все, чтобы об их существовании тотчас же забыли. Несколько странная реакция, да не отлавливать же «языков»! Не желают идти на контакт – не надо.

Хабаровск частично расположен на сопках, и улицы то шли на подъем, то стремились вниз. В некоторых местах катание на обычном трамвае напоминало американские горки – в прежние, ныне казавшиеся счастливыми, дни. Только раньше город был зеленым, сейчас все больше деревьев стояли обугленными, сиротливо тянули к небу немногие уцелевшие ветви.

Дальше разрушений становилось все больше и больше. В нескольких местах улицу перекрывали такие завалы, что поневоле приходилось возвращаться и искать обходной путь. Кое-где сплошняком застыли врезавшиеся друг в друга остовы разнообразных машин. Довольно жутко смотрелся заваленный на бок обгоревший трамвай. И то и дело – людские останки. Разложившиеся, валяющиеся с самой Катастрофы, никем не убранные. Их явно грызли собаки, клевали птицы, поедали крысы. Осталось поблагодарить судьбу за ограниченный обзор из боевых машин. Пусть бойцы насмотрелись уже всякого, есть зрелища, которые лучше вообще никогда не видеть.

К штабу округа на улице Серышева проехать вообще не удалось. Очевидно, эпицентр находился где-то близко, и целых зданий здесь вообще не было. Сплошные обломки, лишь кое-где стояли редкие, невесть как не завалившиеся куски стен, а на дорогах – сплошное месиво, в которое превратились проезжавшие в момент взрыва автомобили. Тут явно полыхало так, что наверняка напоминало горевшую тайгу. С тем дополнением, что все еще рушилось, сметалось рукотворным ураганом, да и взрывалось – баки в машинах, газ в домах… Армагедец в его суровом и жутком обличии. И вроде уже было все известно, и тем не менее зрелище впечатляло даже через триплексы, особенно когда воображение восстанавливало картину произошедшего здесь ада.

Хотелось побыстрее покинуть ставший братской могилой город, уехать и никогда больше не возвращаться в родные некогда места. А уж если подумать о возможной судьбе родных, вообще тянуло взвыть волком, протяжно и тоскливо. Воронов поневоле проклял себя. Зачем только он устремился самомобилизовываться, вместо того чтобы первым делом не вывести семью прочь? А теперь гадай, осталась Лена здесь и превратилась в отпечаток, тень на асфальте, или все-таки послушалась, успела отдалиться хотя бы на несколько километров? Но ведь не приехала в Малышево, согласно уговору, и жива ли сейчас – ведомо одному Богу. Если он вообще есть, ибо иначе как допустил случившееся? Или сработал вариант Содома и Гоморры, и сейчас вновь не нашлось праведников?