Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР - Виктория Трелина

Мы со Светкой задумываемся. Нет, так думать не хочется, да и ребёнок слишком большой, для такого способа рождения на свет.

– А у меня сестра беременная, – сообщает нам тайну Светка, – Я видела её пупок. Он у неё стал такой выпуклый, похоже, что скоро развяжется. Знаете, кем я ему буду ребёнку? Тётей.

Светка смеётся, призывая нас разделить её гордость.

Но я думаю о другом. Действительно, как я сразу не догадалась. Пупок. Эта, казалось бы, бесполезная дырочка, вот для чего она, оказывается нужна! Осталось узнать, как всё-таки ребёнок в животе узнаёт о свадьбе своих родителей. И ещё.… Зачем, в таком случае, пупок мужчинам?

Летний город и уютные вечера

Сегодня первый день летних каникул. И к тому же суббота. Завтра за мной приедет дедушка, а пока мы выехали всей секцией в центр. Мы со Славкой, Римкой и Оксанкой пьём по третьему стакану газировки из автомата, пока наши мамы стоят в длиннющей очереди за детскими колготками. Римка говорит мне, что на следующий год она пойдёт в пятый класс.

– Да, да, да, – с сарказмом качаю я головой, уже выучившая Римкину манеру врать с пользой и без. Меня теперь трудно обмануть, и я хорошо знаю, что после третьего класса, дети всегда идут в четвёртый.

– По колено борода, – обижается Римка, – Мам, – кричит она в сторону очереди, – Скажи, что теперь после третьего класса все будут ходить сразу в пятый.

Тётя Лена кивает головой и одновременно машет рукой. Это значит: «Правда, только отстаньте».

– Убедилась? – дерзко спрашивает подруга.

Я прекращаю спорить с вреднючей Римкой, раз даже тётя Лена считает, что лучше махнуть рукой и согласиться с дочерью.

Когда наши довольные родительницы вернулись с колготками, мы направляемся пешком на другой конец города, в магазин «Турист», чтобы купить там диски здоровья. Это такая штука, состоящая из двух приплюснутых железных блинов, лежащих один на одном. Становишься на такой диск, вертишь попой в разные стороны, и талия становится тоненькой, как у тёти, на этом диске нарисованной. У нас на первом этаже сделали спортивный зал, со шведской стенкой и настоящей боксёрской грушей. По вечерам мы ходим туда всей секцией. И вот, насмотревшись на всё это, теперь наши мамы тоже решили заняться своей талией.

У Наташки с пятого этажа есть такой диск, только она крутится на нём сидя. Я тоже пробовала – очень весело. Мы у неё на лестничной площадке играли в пьяных: крутились на диске до тех пор, пока перед глазами всё не сливалось в сплошные полосы, а потом вставали и шли, натыкаясь на мусоропровод и чьи-то санки. Я очень рада, что у нас будут диски здоровья. Теперь можно кружиться на них до тошноты.

На пути в спортивный магазин – парк имени Ленина. Там есть детский городок с бесплатными качелями-лесенками, а ещё есть аттракцион «Орбита», но на нём катаются только избранные дети, родителям которых не жалко выбрасывать деньги на ветер.

Сегодня у нас праздник. Наши мамы сидят на скамейке, водрузив туда же одинаковые пакеты с колготками, а мы летим под зонтиками орбиты. Я сижу с Оксанкой, и всё время оборачиваюсь назад. Славка выставляет ноги, делая вид, что сейчас дотянется до нас. Оксанка смеётся и машет мамам рукой. Римка равнодушно смотрит на вращающийся механизм аттракциона.

Потом мы идём пешком мимо проходной маминого завода, рассматривая фотографии на доске почёта, мимо рынка с бабушками, торгующими прошлогодней морковкой и чесноком, мимо киоска «Союзпечать», с выставленными под стекло, переливными календариками и билетиками с надписью «Спортлото». Тётя Лена покупает там журнал «Вязание» для себя и набор солдатиков для Славки. Нам с Оксанкой тоже хочется что-нибудь из киоска. Но наши мамы уже идут далеко впереди, и делают вид, что ничего не замечают. Оксанка поднимает рёв, а я дую губы. Римка безучастно вышагивает рядом со взрослыми. Она мнит себя старшеклассницей. Вчера ей прокололи уши, и в её распухших красных мочках болтаются серёжки-висюльки из бусинок и колокольчиков.

Начинается мелкий дождик, мы все прячемся под крышей магазина «Одежда, обувь». Дождик совсем небольшой и с солнышком. Бабушка назвала бы его «слепой дождь». Но тётя Люда, Оксанкина мама, рассказывает страшные истории о чернобыльских радиационных дождях, после которых люди становятся лысыми. Чтобы наверняка спасти себя от облысения, мы заходим в магазин и рассматриваем ценники на платьях, в мелкую красную клетку. Мама заставляет меня зайти в примерочную, и, через голову, цепляясь за клубнички на невидимках, натягивает на меня такое платье. Мне нравится рукав фонариком и пластмассовая мышка, пришитая на груди, но совсем не нравится длина ниже колена. Мама говорит, что это мне «навырост», и, не учитывая моего мнения, просит продавца завернуть платье в плотную жёлтую бумагу.

Дождь заканчивается, и мы, наконец, доходим до «Туриста». Там Римку, которая всю дорогу изображала взрослую леди, пробирает хохотунчик, она, прячась за спинами покупателей, пытается уложить Славку на раскладушку с ценником или посадить на пластмассовый таз. И пока родительницы стоят на кассе, мы с Оксанкой, надрывая животы, наблюдаем борьбу сестры с братом, которая постепенно переходит в драку. Продавщица с высокой причёской, качает головой из-за прилавка.

Домой мы попадаем под вечер. Закрываемся в комнате у Римки со Славкой на ключ. Включаем светильник с круглыми дырочками, от которого по потолку бегают разноцветные пятна, и телевизор с надписью «Горизонт». «Надежду дарит на заре паромщик людям», – поёт с шипящего серого экрана певица с пышными волосами. Римка моментально засыпает в кресле, хотя это была её идея – устроить дискотеку. Я расстраиваюсь, но будить подругу не рискую – когда Римка хочет спать, её лучше не трогать. Но без неё, я не знаю, как вести себя на дискотеке, поэтому сижу за столом и выковыриваю из сыра, купленного тётей Леной, синюю цифру два. Интересно, каким образом и, главное, зачем, продавцы засовывают в сыр эти цифры? Славка с Оксанкой играют в настольный футбол, звякая маленьким шариком – мячом, и постоянно обзывая друг друга всеми производными от слова «дурак». Мамы сидят в нашей комнате, смотрят «Песню года» и гадают на картах. «Ночная дорожка, пустые хлопоты», – улавливаю я тихие реплики тёти Лены, когда захожу домой, чтобы засунуть под диван диск здоровья, от которого у меня уже шумит в голове. У моей мамы на лице маска из сметаны. Я помню, что когда ею мажешься, очень долго нельзя разговаривать. Я не знаю, что произойдёт, если в этой маске заговорить, но, мне всегда кажется, что случиться что-то страшное. Поэтому я очень волнуюсь, когда по вечерам мама надевает бархатный ободок и замешивает сметану в маленькой чашечке без ручки. Я тихо стою, прислонившись к шкафу, и контролирую, чтобы мама из-за своих болтливых подруг не забыла, что у неё на лице сметана.

Когда я возвращаюсь, Славка с Оксанкой заряжают диафильмы. На обоях в цветочек дрожит кривой жёлтый квадратик света, захватывая собой спинку кресла и Римкину голову. Я кидаюсь к кучке кругленьких баночек, чтобы найти свою любимую плёнку про Мойдодыра. Римка во сне хмурит лоб, на котором чёрными буквами, плавно переходящими на стену, написано: «Одеяло, убежало…» Я, Славка и Оксанка давимся сыром от смеха. На палас цвета мокрой горчицы, падают жёлтые крошки, мы наступаем на них новыми одинаковыми колготками…

Братья, сёстры и детские обиды

Я встаю в семь часов утра. Бабушки уже нет в хате. Наверное, доит корову. Надеваю сарафан, тёплую кофту на пуговицах, повязываю косынку. Заглядываю в дедушкину комнату – он спит одетый и в очках, значит, уже почистил в сарае, принёс воды и вернулся. Я осторожно снимаю с его носа очки и кладу на стол, на цыпочках выхожу в коридор, из кучи старой обуви выбираю парные резиновые сапоги и обуваю. На дворе лето, но ранним утром в деревне сыро и прохладно. На траве роса. Дверь на летнюю кухню распахнута, оттуда веет то ли пар, то ли лёгкий дымок. Это бабушка топит грубку, чтобы в большом чугуне сварить нечищеную картошку для поросят. Там в глубине тумана кухни, я слышу Нянькин голос, вижу её руки на палке, и кошек, которые лакают из миски молоко, слитое со дна подойного ведра, а у стола бабушка в фартуке, вымазанном мукой, лепит вареники с ягодами. Я становлюсь в дверном проёме на порожек, упираясь головой в притолоку.

– Подылася? – спрашивает меня Нянька и улыбается, – А то уже сваты приходили.

Она всегда так говорит. Я смеюсь, потому что это неправда, сваты – это женихи, а мне только восемь лет.

– А молоко уже приезжало? – я беру со стола горсть чищеной земляники и запихиваю в рот.

– Нет, ещё не было. Иди, карауль, – говорит бабушка.

Я открываю калитку, на лавке стоят две банки молока, прикрытые полотенцем. Над моей головой пролетает ласточка, громко чирикнув. Лавочка сырая, поэтому я не сажусь, а прохаживаюсь взад-вперёд, наблюдая, как на носки резиновых сапог садится роса.