Красавицы и кубки - Евгения Букреева

Арина, напротив, говорила много и громко. Причем скупая реакция со стороны Насти ее, видимо, совсем не смущала, она была из тех, кто вполне довольствуется собой, не слишком обращая внимание на мнение окружающих.

Что касается меня, то небывалая доза алкоголя для моего организма сначала прошла не замеченной. Помимо подозрительно покачивающихся предметов вокруг меня и неестественной эйфории от происходящего, казалось, ничего страшного не происходило. Ровно до тех пор, пока я не решила пойти в туалет.

Туалет, как и полагается в приличном заведении, был надежно спрятан в лабиринтах коридоров и подсобных помещений, и путь мой был долог и труден, как путешествие еврейского народа в Ханаанскую землю через Синайскую пустыню. Несмотря на то, что услужливый официант дал мне достаточно четкое описание местонахождения вожделенного сортира, а Арина даже пыталась на салфетке изобразить что-то вроде маршрутной карты, больше напоминавшую схему движения общественного транспорта в мегаполисе, туалет находиться не желал. А природа требовала свое с каждой минутой все настойчивее, и настойчивее.

Наконец, когда я уже стала задумываться над тем, чтобы справить свои естественные потребности в каком-нибудь укромном уголке этого лабиринта, мне встретился некий сотрудник этого ресторана, здоровья ему и благополучия! Видимо, я была первая из посетителей, забредшей в эти дальние закоулки здания, ничем другим его удивления я объяснить не могу. Этот благословенный служащий и довел меня до пункта назначения.

Наверное, именно так чувствовал себя мой младший брат, когда проходил очередной уровень компьютерной бродилки, по крайне мере, мне захотелось издать точно такой же вопль, которым он оглашал нашу квартиру, решив очередной квест. Стремительно я пронеслась мимо огромных зеркал с позолоченными светильниками, освещающими сверкающую сантехнику, даже не рассмотрев невиданною мною доселе в общественных туалетах роскошь. С триумфом победителя я ворвалась в спасительную кабинку и, ткнув в какую-то странную кнопку, успешно заблокировала дверь.

Следующие несколько минут были минутами полной нирваны. Но за удовольствия надо платить. И, к сожалению, не всегда деньгами. Эта незатейливая истина обрушилась на меня, когда я расслабилась, свято уверовав, что все худшее уже позади. Оказалось, что все только начиналось

Вообще-то, два предыдущих дня закалили мою психику до необычайного, и к перманентным выкрутасам судьбы я попривыкла, и даже стала относиться как-то обыденно, как к уютным домашним тапочкам. Поэтому понимание того, что управление данным унитазом – не для идиотов, не слишком подпортило мне настроение. Может, конечно, москвичи и оканчивают двухнедельные курсы на тему «Использование крутой сантехники в условиях, максимально приближенных к апокалипсису», но я пока еще москвичкой себя не осознала, а потому решила действовать по-старинке, то есть методом тыка.

Метод тыка себя оправдал только в случае поиска смыва – нужная хрень нашлась, сантехника заработала, заполняя унитаз чистой водой, а меня заслуженной гордостью за проявленную смекалку.

«Не совсем еще пьяная» – обрадовалась я и шагнула в неизвестное. А неизвестное оказалось совсем рядом, буквально в полуметре.

Курсы по управлению смывом унитазов, так, фигня, я сдала бы их экстерном. Но, видимо, москвичей перед допуском в общественные места готовят основательно. Потому что следующий ребус назывался «Попади на волю, если сможешь» и методом тыка не решался. Ибо тыкать особо было нечего.

Одна кнопка. Совсем одна кнопка. Одна-единственная кнопка, мать ее!

Она была прочно зафиксирована в положении «закрыто», провалившись вглубь. И выковырять ее оттуда не было никакой возможности

После исполнения ритуального танца шаманов крайнего севера вокруг неподдающейся кнопки, в надежде, что великие туалетные духи сжалятся надо мной и вызволят из заточения, я устала, и вернулась на исходную позицию, то есть на сидение унитаза. Великие туалетные духи были или слишком жестоки, или занимались своими великими туалетными делами, так как эффекта мои пляски не возымели.

Мне оставалось только думать и тупить на дверь. Думать в тот момент у меня получалось с трудом, а вот тупить – прекрасно! Добросовестно протупив минут пять, я поняла, что эффект от тупления ничем не отличается от шаманских танцев. Дверь по-прежнему не открывалась.

«Если меня не пускают в дверь, то я лезу в окно» – внезапно осенило меня. Окон, правда в кабинке не наблюдалось, зато между дверью и полом я заметила отверстие, сантиметров этак двадцать высотой. Почему-то мне показалось, что этого достаточно, видимо принятое виски напрочь отбило у меня чувство габаритов собственного тела, и я возомнила себя узником Освенцима. Ибо только узник Освенцима смог бы попасть на свободу столь экстравагантным способом.

Если бы в этот момент кто-то захотел бы посетить туалет, то несказанно бы удивился. Вид ноги, рвущейся наружу из запертой кабинки, нельзя даже при желании назвать заурядным зрелищем. Нога пролезала ровно до того места, где их (в смысле, ног) становилось двое. Две ноги сразу не пролезали.

Посокрушавшись над непреодолимым препятствием и посочувствовав гимнастам, я хотела было успокоиться, но тут мой мозг, изрядно взбодренный ударной дозой спиртного, выдал следующую умную мысль.

«Если пролезет голова, то пролезет и все остальное, Даша, запихивай голову под дверь и будет тебе счастье, и свобода нас встретит радостно у входа! А также виски и компания новых друзей!»

Воспоминание о виски и Арине с Анастасией придало мне новых сил, и я отчаянно стала пытаться штурмовать дырку под дверью с помощью головы. И мозг в этом процессе не принимал никакого участия.

Все было тщетно. Голова пролезала, но дальше этого дело не шло.

Я снова призадумалась. Все-таки для дум моя голова приспособлена больше, так как новый гениальный план освобождения не замедлил появиться.

То ли у Задорнова, то ли еще у какого-то юмориста, рассказывалось про посещение советским человеком какой-то капиталистической страны, где он попал в ту же туалетную западню, что и я. Помнится, вышел он из положения с помощью слива. Вроде бы умная сантехника не разблокировала дверь, пока пользователь не удалит из унитаза следы своей жизнедеятельности. Идея показалась мне настолько свежей и остроумной, что я сразу же начала с частотой взбесившегося дятла стучать по ручке слива, наблюдая за зловредной кнопкой. Никаких изменений.

«Наверное, надо сливать и толкать дверь одновременно» – догадалась я, и попыталась воплотить этот абсурд в реальность. Нажимая на кнопку и сливая с шумом воду в унитазе, я ногой (длины рук явно не хватало) пыталась дотянуться до двери и пихнуть ее посильнее. Увы и ах! Тому туристу у Задорнова повезло гораздо больше, видимо ему досталась кабинка не самой последней модели, а вот моя явно относилась к новому поколению и уверенно претендовала на повышенную сложность.

Время шло. Идеи постепенно иссякли. В туалете было тихо, только иногда капала вода из крана. Никто не спешил мне на помощь.

– Какого хрена! – произнесла я вслух, – что, тут кроме меня в туалет никто больше не ходит?

Воображение рисовало мне печальные картины из серии: «а поутру уборщицы нашли ее хладный труп, обреченно притулившийся на сиденье унитаза» и я стала проявлять признаки беспокойства.

– Что, все в памперсах, что ли, сидят? – продолжила я свой монолог. Странно, но звук собственного голоса почему-то оказывал успокоительное и обнадеживающее действие. – Да нет, бред! Не могут они все быть в памперсах… Понаделают тут хренотени вместо старых добрых щеколд и сидят, сами-то не ходят…. Лохов ищут, – и после недолгого размышления добавила: – И ведь находят!

Монолог подошел к концу. Тишина, воцарившаяся после моего выступления, показалась мне такой зловещей и безрадостной, что я решила, что буду петь.

Почему-то репертуар у меня сложился философский и не без патриотизма и пафоса. Сначала я исполнила о наболевшем:

– Я свободен, – надрывалась я, и мой одинокий голос отражался от кафельных стен моей темницы, создавая достаточно сильный акустический эффект, – Словно птица в небесах! Я свободен, я забыл, что значит страх!

После этого я впала в задумчивость и выдала: – Пуркуа-па! Пуркуа-па! Почему бы нет?

Не знаю, что я имела в виду этим пуркуа-па: то ли почему бы мне не остаться здесь навсегда, распевая любимые песни, то ли почему бы кому-нибудь уже не спасти меня, в конце концов