Рейтинговые книги
Читем онлайн Живым не верится, что живы... - Лазарь Лазарев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 99

Симонов оказался прав, говоря, что правду не скроешь, что подлинная история, что бы ни делалось для того, чтобы задним числом ее переписать, подчистить, приукрасить, все равно рано или поздно откроется.

Это время пришло раньше (лучше, вероятно, сказать, начало приходить) раньше, чем предполагал Симонов.

Его же книга «Разные дни войны» служила и продолжает служить утверждению подлинной истории Великой Отечественной войны.

«Я был пехотой в поле чистом…»

(О поэзии Семена Гудзенко)

Все еще кажется, что совсем недавно это было — война. «Лейтенант в неполных двадцать лет, я ремень затягиваю туже и сую под ватник пистолет…» — вспоминал ту пору Сергей Орлов. «Сороковые, свинцовые, пороховые… Война гуляет по России, а мы такие молодые», — отзывался Давид Самойлов. Константин Ваншенкин о том же: «Безусые стояли мы в строю — двадцать четвертый год и двадцать пятый». У всех без исключения поэтов военного, фронтового поколения — это были самые важные «звездные» годы. «Никогда так ярко уже не будет жизнь моя гореть», — с грустью и гордостью признавалась Юлия Друнина. Пережитое в те «свинцовые» годы для них не просто сумма драматических, много лет не уходящих воспоминаний. От этих, как назовет их в одном стихотворении Ваншенкин, «костров воспоминаний» — немеркнущий, неугасимый свет: «Горят костры, горят, и догореть не могут».

Я говорю здесь о поколении, но правомерно ли вообще это понятие применительно к литературе, к поэзии? Это непраздный вопрос. В искусстве всегда бывают зрелые мастера и начинающие, маститые и пробующие свои силы, появляются новые молодые художники и заканчивают свой путь их старшие коллеги. Неумолимый календарь человеческого бытия определен раз и навсегда. И если исходить из него, понятие поколения в искусстве лишено какого-либо ясного содержания, как и понятие «отцы и дети». Все мы в зависимости от возраста выступаем в той или иной роли.

Литературное поколение — явление особого рода. Оно возникает не по календарю: иной раз проходят десятилетия, на смену одним художникам приходят другие, молодые, а нового литературного поколения нет. Это естественно, потому что рождение литературного поколения непременно связано с событиями, затрагивающими основные, глубинные пласты народной жизни, с испытаниями и потрясениями, накладывающими неизгладимый отпечаток на характер современников, посетивших «сей мир в его минуты роковые». Оно связано с постижением всех этих уроков истории, которое становится насущной духовной потребностью для множества людей. Конечно, все это исторические предпосылки для возникновения литературного поколения, только возможность, которая вовсе не всегда, далеко не во всех случаях реализуется, но предпосылки обязательные, без них нечего ждать нового литературного поколения.

Какие же события национальной истории могут вызвать его к жизни? Таким событием была, например, Отечественная война 1812 года, сопровождавшаяся стремительным взлетом национального и гражданского самосознания. «Наполеон вторгся — говорил декабрист Александр Бестужев, — и тогда-то народ русский ощутил свою силу; тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости. Сперва политической, а впоследствии и народной». Таким потрясением была Крымская война, которая, несмотря на героическую севастопольскую оборону, кончилась поражением, показавшим гнилость правящего режима. Последствия этого тяжкого испытания прозорливо угадал Лев Толстой. В его дневнике есть такая запись, сделанная в ноябре 1854 года: «Велика моральная сила русского народа. Много политических истин выйдет наружу и разовьется в нынешние трудные для России минуты. Чувство пылкой любви к отечеству восставшее и вылившееся из несчастий России, оставит надолго следы в ней. Те люди, которые теперь жертвуют жизнью, будут гражданами России и не забудут свои жертвы. Они с большим достоинством и гордостью будут принимать участие в делах общественных, а энтузиазм, возбужденный войной, оставит навсегда в них характер самопожертвования и благородства». В ряду такого масштаба исторических событий, от исхода которых зависела судьба страны, народа, и Великая Отечественная война против фашистского нашествия. Это было очень тяжелое испытание: мы терпели позорные поражения, отдали в руки врага огромные территории, поняли цену довоенной похвальбе властей, что воевать будем на чужой земле малой кровью. Все-таки одолели врага, одержали победу, хотя стоила она бесчисленных жертв. Это время отмечено высочайшим напряжением народных сил, необычайным ростом и зрелостью чувства гражданской ответственности, самоотверженности и человеческого достоинства. Именно это имел в виду Илья Эренбург, когда в предисловии к вышедшему на французском языке сборнику писем фронтовиков заметил: «Если на войне мы очень много потеряли, то мы обрели на войне нового и более высокого человека».

Говоря о воздействии Великой Отечественной войны на литературу, рассматривали главным образом произведения, созданные в дни войны. Но это взгляд узкий, упускающий из вида гораздо более широкий круг серьезных явлений. На долгие годы события и люди войны стали предметом художественного исследования. Больше того, пережитое на фронте разбудило очень многих художников. Кто знает, произошло ли это в других обстоятельствах? Вот та историческая почва, которая вызвала к жизни прозаиков и поэтов фронтового поколения. Так оно возникло. Поэтические автохарактеристики далеко не всегда следует принимать на веру: рассудочная трезвость и бесстрастная объективность — не самые необходимые и, конечно, необязательные качества для лирика. Но все-таки бывают и здесь исключения: иной раз и лирический поэт, не греша против поэзии, точно раскрывает в автохарактеристике пафос своего творчества.

У каждого поэта есть провинция.Она ему ошибки и грехи,все мелкие обиды и провинностипрощает за правдивые стихи.И у меня есть тоже неизменная,на карту не внесенная одна,суровая моя и откровенная,далекая провинцияВойна…

Это строки из стихотворения Гудзенко «Я в гарнизонном клубе за Карпатами…», написанного в 1947 году. Все здесь верно: и то, что поэт продолжает быть верен войне, и то, что он пишет о ней правдивые стихи. Вот автобиография Гудзенко, хранящаяся в Союзе писателей, она написана в 1952 году: «Я, Семен Петрович Гудзенко, родился в Киеве в 1922 году. В Киеве окончил десять классов и переехал в Москву, поступив в ИФЛИ им. Чернышевского. Летом 1941 года добровольно ушел на фронт, был ранен в 1942-м на Смоленщине. С 1943-го стал печататься. В 1944 году вышла первая книга стихов. После войны много ездил по стране». Как ни лаконична автобиография, нельзя не обратить внимания на то, что семь послевоенных лет вместились в одну лишь коротенькую, в сущности «отписочную» фразу. Наверное, это не случайно они, эти годы, не были для него судьбоносными, поэтому и оказались как бы вытесненными за пределы биографии. Подлинной его биографией была война. Он писал: «Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты». Это — «как пред господом богом», с которым сравнивается комбат, возникло не случайно. Там под пулями и осколками высшей нравственной инстанцией был комбат, твое участие в войне. Автобиография подтверждает то, что было написано в процитированном мною стихотворении «Я в гарнизонном клубе за Карпатами…» Читатель не может не почувствовать в этом стихотворении скрытой внутренней полемики, дело в том, что путь начинавших тогда поэтов и прозаиков фронтового поколения не был устлан розам, правда о войне с большим трудом пробивала себе дорогу в печать. Уже действовало указание: хватит о войне, она была и прошла, другими темами должны заняться поэты. Вскоре после конца войны Илья Эренбург, Павел Антокольский, Константин Симонов составили сборник стихов поэтов фронтового поколения, но сборник этот света не увидел. Не преодолели быстро сооруженную официальную плотину и некоторые стихи Гудзенко — из самых лучших. Мы, тогдашние любители поэзии, их запомнили, потому что, выступая, он часто читал их. Это только что процитированное мною стихотворение, это «Мое поколение» Гудзенко напечатать их не удалось. Они были опубликованы после его смерти. А над еще одним (тоже очень известным) его стихотворением «Перед атакой» погулял редакторско-цензорский карандаш: на место «Будь проклят Сорок первый год / И вмерзшая в снега пехота» вставили: «Ракеты просит небосвод / И вмерзшая в снега пехота». Как говорится, комментарии излишни.

Большая часть стихов Гудзенко рождена войной и посвящена войне. Эти стихи и составили ему имя и место в истории нашей поэзии. Испытанное им там, на фронте, под огнем, стало для него все определившим нравственным и поэтическим критерием. Для него поэтически претворить пережитое — значило не отдалиться от суровой жестокой реальности, а донести ее в «первозданном виде», не сгладив и не остудив колючую и обжигающую правду своей судьбы — солдатской судьбы и народной судьбы — в ту пору и в большом и в малом они были неразделимы. В чем сила и долговечность военных стихов Гудзенко? Конечно, их автор был человеком одаренным. Это условие необходимое, но все-таки недостаточное — талант может и не реализоваться, если питающая его жизненная почва скудна. Гудзенко был переполнен впечатлениями фронтовой жизни, на смертельном рубеже открывшие ему мир и человеческую душу. Судьба родины, культуры, человечества решалась тогда в каждом окопе, где сражались и умирали его однополчане, его ровесники, где под минометным и пулеметным огнем он ходил в атаку. Все, что он написал о войне, это, в сущности, лирический дневник, исповедь «сына трудного века», молодого солдата Великой Отечественной. Гудзенко, как и многие тысячи других юношей, почти мальчиков, что начали «в июне, на заре», «был пехотой в поле чистом, в грязи окопной и в огне». И пишет он в стихах о том, что видели они все и что пришлось пережить и ему: о первой атаке, самой губительной, и смерти друга, о горьких дорогах отступления, о «безмолвных рельсах, позабывших стук колес», о том, как «подомно и даже поквартирно» штурмуют город, о ледяной стуже и пламени пожаров, о том, как разрывается мина «черным веером на снегу». Только тот, кто сам поднимался в атаку под «свинцовым градом» и тащил в распутицу пушки на руках, кто перебегал через улицу в багровой пыли от только что разорвавшихся снарядов и, прижавшись к земле, слушал свист бомбы, мог с такой убедительностью, передавая чувства и мысли «окопника», написать: «Ведь самый страшный час в бою — час ожидания атаки», «мне кажется, что я магнит, что я притягиваю мины», «у нас окопное терпение», «когда идут в атаку писаря, — о мертвых не приходят извещенья», «пять шагов до соседнего дома — все равно что пятнадцать миль». Самое главное о себе, о своей жизни, о войне Гудзенко рассказал в стихах — его стихи пополняют короткую автобиографию. Приведу некоторые из этих стихов, комментируя их, когда в этом возникает потребность.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 99
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Живым не верится, что живы... - Лазарь Лазарев бесплатно.

Оставить комментарий