Государыня - Александр Антонов

   — Господи, княже, спаситель наш! Да уж не с неба ли ты?! — воскликнула княжна.

Илья поднялся, начал развязывать Елене руки. Ипатий хлопотал над Палашей. Как только у Елены освободились руки, она обняла Илью и припала к его груди.

   — Любый мой, ангел–спаситель мой, — шептала она в порыве благодарности. Елена нашла его губы, целуя, продолжала шептать: — Любый мой, любый сокол!

Поддался порыву и Илья. Забыв о Палаше, он целовал лицо Елены и тоже шептал:

   — Алёнушка, Алёнушка, радость моя!

Той порой на круче появился Влас со своими ратниками, и смущённые Илья и Елена отдалились друг от друга. Лица их пламенели.

   — Прости меня, княжна, что голову потерял, — приходя в чувство, сказал Илья.

   — Матушка Богородица простит нас, заступница наша, — ответила Елена, улыбаясь.

Поднявшись на косогор, Илья распорядился:

   — Влас, лови монахов. Двое из них где‑то на берегу реки, а остальные прячутся тут по кустам.

   — Исполним, княже, — отозвался Влас и крикнул ратникам: — А ну, отловить их, как лис!

   — Ипатий, — позвал Илья служку, — найди Вассиана в подземелье. Сам с воинами поведёшь его в Кремль, всё расскажешь государю.

   — Того заслуживает Вассиан, — ответил Ипатий. — Я приведу его.

Он пошёл вверх, к лазу в подземелье.

Илья, Елена и Палаша медленно направились лесом к обители. Княжна была всё ещё возбуждена и благодарила Илью за спасение.

   — Господи, сколько страху мы натерпелись! Да я верила, что нас не оставят в беде. И прими, мой ангел–спаситель, благодарность, — вновь с понятным Илье смущением произнесла Елена.

Близ монастырских ворот Елену и Палашу ждала тапкана. Возле неё стоял Владимир Гусев. Он распахнул дверцу.

   — Спасённой — рай! Спеши домой, матушка–княжна, порадуй батюшку, да нас избавь от смертной маеты, — сказал он с поклоном. — И тебе, княже Илья, благодарность от россиян за мужество. Скажешь в Москве, что я остался отлавливать монахов–злочинцев.

   — Поедем вместе, — позвал Илья. — Тут есть кому их повязать.

   — Нет–нет, дело надо довести до конца. Перед государем ответ держать буду. — И Владимир поклонился Елене.

   — Всё это я передам батюшке, славный боярский сын, — отозвалась Елена и повернулась к Илье: — Садись с нами, любезный князь. Ведь ты наш спаситель, нам бы без тебя…

Её тёмно–карие глаза светились нежностью.

   — Благодарствую, великая княжна. Мне привычнее в седле, — ответил Илья и спросил Гусева: — Не пойман ли мой Казначей?

   — Он ждёт тебя за воротами. Да и Клима возьми с собой за возницу. — Гусев крикнул: — Эй, Клим! — Тот вышел из ворот. — Садись за вожжи!

Молодому румянолицему молодцу это пришлось по душе. Он важно поднялся на облучок, с достоинством взял ремённые вожжи и застыл в ожидании приказа. Появился верховой Илья, взмахнул рукой, дал команду:

   — Пошёл с Богом!

Клим лихо свистнул, кони с места пошли рысью.

Глава шестая. ИГРЫ

Похищение Елены и её спасение ещё долго будоражили душу и сердце Ивана Васильевича. По воле великого князя уже были казнены Асан–Дмитрий и Хамза- баши. Монахов Арининской обители угнали в гиблые места за Белоозеро. Ипатия не забыли и наделили землёй, дали серебра на избу, на коня, на хозяйство. Владимир Гусев стал окольничим. А Иван Васильевич всё переживал тревоги тех долгих памятных суток, когда Елена была в руках злодеев. По ночам он плохо спал и не мог отделаться от навязчивых мыслей: что было бы с ним и со всеми виновными в похищении дочери, ежели бы её не спасли?

Но время и многие государевы заботы делали своё дело, и отступила сердечная боль–маета. Однако державная мысль, свившая своё гнездо в голове государя, не покидала его ни днём, ни ночью. Пора, пора было выдавать дочь Елену замуж. Сразу после летнего пожара в Москве государь отправил в Литву большое посольство во главе с боярином князем Василием Патрикеевым, человеком достойным и умным. Наказал ему:

   — Ты скажешь князьям–литвинам, что с войной теперь покончено. Нет Казимира, и сеч не будет. Ещё скажешь, что государь всея Руси без помех принимает к себе на службу всех русских князей, неугодных Литве и надумавших отъехать из великого княжества. Есть же там князья, кои костью в горле торчат у Александра.

   — Всё так и будет сказано, государь–батюшка, — заверил Ивана Васильевича Патрикеев.

   — Проведай и то, что они мыслят о заключении мира. Какой год проволочку тянут, а воз и ныне там. О том прежде частно поговори с князем Яном Заберезинским. Он в чести у панов рады и умеет влиять на Александра. Да пусть Заберезинский напомнит великому князю о том, что тот хотел заслать сватов, не то потеряет достойную супругу. Да предупреди, чтобы ни литовские паны рады, ни церковные чины не вмешивались в наши семейные переговоры. Всё ли понял, служилый и любезный боярин?

   — Все зарубки поставлены, государь–батюшка. Исполню, как сказано. И мир нам нужен, и невеста на выданье у нас отменная. Верю, как смоем неприязнь между державами да родятся добрые отношения, так и церковники утихомирятся. И супружеству не будет помех.

   — Верно размышляешь, любезный, — отозвался великий князь.

Не предполагал, однако, Иван Васильевич, что его посольство вернётся из Вильно несолоно хлебавши. По известным только Литве причинам испугало литовских князей, панов рады и церковников то, что Василий Патрикеев сказал знаменательные слова: «Государь всея Руси». Позже Патрикеев понял, что Иван Васильевич поторопился с заявлением о своём титуле: великий князь — одно, а государь всея Руси — совершенно другое. И испугались литвины не без оснований. Знал же Патрикеев, что в эту пору Литовское великое княжество на две трети состояло из русских земель, захваченных разбойным путём в пору великого нашествия на Русь монголо–татарских орд, и государь всея Руси имел право на эти земли и считал долгом их возвращение в лоно своей державы. Титул великого князя, по мнению литовцев, такого права Ивану Васильевичу не давал. Великий князь Александр не устоял перед натиском своих вельмож, и само собой погасло его желание свататься за дочь «государя всея Руси».

Иван Васильевич не предполагал, что ему будет отказано по такой причине, и сильно расстроился из‑за несостоявшегося сватовства. Однако он проявил упорство и по–своему добивался цели. В те дни, по возвращении Василия Патрикеева из Литвы, государь спросил его:

   — Скажи, любезный сват, неужели так бесхарактерен литовский князь Александр, что так легко отказался от своего желания жениться? Или схиму принять намерен? — улыбнулся он.

   — Промашку мы допустили, Иван Васильевич. Твоё грозное имя «государь всея Руси» испугало его. Да и не его прежде, а всё великокняжеское окружение и панов рады. Но мыслю я всё поправить. Отправь‑ка меня, государь–батюшка, в Новгород, друга повидать, с ним с глазу на глаз побеседовать. У него в Литве есть сильный человек.

   — Кто тот новгородец?

   — Он тебе ведом и в чести у тебя. Это наместник Яков Захарьич.

   — Достойный муж. Собирайся, коль так, в Новгород.

И великий князь послал Василия Патрикеева к наместнику Якову Захарьичу, который давно дружил с Троцким воеводой Яном Заберезинским. С приездом Патрикеева Яков завёл переписку с Яном, изложил желание Ивана Васильевича породниться с Александром. После первого же обмена грамотами Ян Заберезинский сам прибыл в Новгород, якобы за покупкой заонежских кречетов. А заодно и для разговора без чужих глаз и ушей.

Яков Захарьич исполнил волю государя и сказал Заберезинскому всё так, как услышал от Патрикеева. Однако Троцкий воевода, покинув Новгород со многими дарами, доложил своему великому князю не так, как было должно по уговору, а как хотелось панам рады. Не ожидал подобного подвоха от «друга» Яков Захарьич, и случился новый казус, который углубил раскол между Русью и Литвой. Потом Троцкий воевода, оправдываясь перед новгородским наместником, скажет:

   — Не надо было Ивану Васильевичу спешить величать себя государем всея Руси. Поняли же в Литве паны рады, что он и на литовскую Русь пытается наложить свою руку.

   — Да мы двести лет не спешили, и ты это знаешь, — горячился Яков. — Разве это не наша отчина?!

   — Была ваша, а ныне наша, — упорствовал Ян Заберезинский, и не без корысти: в Литве на землях Древней Руси были и его уделы.

Озлился Яков на Троцкого воеводу и отписал государю всея Руси так, как сгоряча выпалил Ян Заберезинский. Иван Васильевич счёл себя оскорблённым воеводой и запретил Захарьичу вести с ним какие‑либо переговоры, сетовал на потерянное время. При этом он написал Якову, как всегда, просто и мудро: «Я найду себе совместников против Казимировых детей».