Посредник - Леонид Нузброх

Озеро в этой части заросло камышом, но вдоль берега была достаточно широкая полоса прогретой на мелководье чистой воды. Ребята плавали, ныряли, догоняли друг друга и прятались в камышовых зарослях. Накупавшись вволю, ложились на бугристую поросшую травой землю и загорали. А проголодавшись садились в круг, выстилали газетами импровизированный стол и выкладывали на него взятую из дома еду. Еда была неприхотлива, но им, проголодавшимся мальчишкам, она казалась такой изысканной и вкусной, источала такие запахи, что они набрасывались на неё, как саранча.

Но оказалось, запах еды привлекал не только ребят.

В один из дней в нескольких метрах от ребят на поросшей травой кочке появился маленький рыжий комочек – хомячок. Не обращая на ребят внимания он начал умываться, словно собирался присоединиться к их трапезе, потом встал «столбиком», почесал животик и, прижав к груди передние лапки замер, не отрывая взгляда от еды. Вероятно разговоры ребят показались хомячку скучными и он начал периодически зевать. Было поразительно, как маленький хомячок раскрывал свой рот: казалось, что вся его голова состоит из открытого рта и пары ушек.

Хомячок долго стоял на кочке не шелохнувшись, но как только ребята побежали в воду, моментально оказался на газетах и принялся подбирать оставшиеся крошки. Ел он так же стоя «столбиком», держа еду в лапках и озираясь по сторонам. И пока хомячок торопливо ел, ребята не выходили из воды, боясь спугнуть гостя.

В первый раз появление хомячка вызвало бурю восторга. Ребята только о нём и говорили. Потом, со временем, они привыкли к нему настолько, что перестали обращать внимание. Но обедая, никогда не забывали оставить для него что-нибудь вкусненькое.

В один из дней, они уже заканчивали трапезу, когда неожиданно раздался пронзительный писк. Ребята глянули и от ужаса оторопели. Хомячок стоял «столбиком» на своей излюбленной кочке, а в полуметре от него они увидели готовую к броску гадюку. Гадюка не отрываясь смотрела на хомячка, и он, парализованный её взглядом не мог сдвинуться с места. Только обреченно пищал, пищал…

Родители много раз предупреждали ребят: в камышах могут водиться змеи. Но ребята считали, что взрослые просто запугивают их, чтобы не заплывали далеко от берега. Ведь если тут действительно есть змеи, почему ребята их ни разу не видели?!

И вот гадюка, настоящая живая гадюка, была буквально в нескольких метрах от них. Ребята были напуганы не меньше хомячка, и так же, как он, парализованы от страха.

Вдруг Трус, сорвав с головы кипу, бросился к гадюке. Остановившись в метре от неё, он упал на колени, резко выбросил вперёд и сразу же отдёрнул назад руку с кипой. Гадюка метнулась, и как только тело змеи упало, Трус молниеносным движением накрыл её голову кипой и прижал к земле. Гадюка попыталась обвиться вокруг руки, но Трус второй рукой схватил её за хвост. Осторожно поднявшись с колен, он вдруг отпустил голову гадюки и, держа за хвост, стал медленно вращать в воздухе, как пращу. Подойдя к берегу, Трус метнул её подальше. Беспомощно пролетев какое-то расстояние по воздуху, змея плюхнулась в воду, потом над поверхностью появилась её маленькая головка и гадюка петляя поплыла в сторону камышей.

Все, как завороженные смотрели на уплывающую гадюку, не в силах оторвать взгляд. И только когда змея затерялась в зарослях камыша, ребята снова обрели дар речи.

– Ты её отпустил?!

– Почему не убил?! Это же гадюка!

– Убил? Зачем?! Разве она кому-нибудь из нас угрожала? – спокойно ответил Трус, надевая на голову кипу.

– Ну, даёшь!

– Ты где этому научился?

– Дома. У нас в Галилее их много. Разных, – буднично ответил Трус.

– Круто!

– Хотите, я и вас научу ловить змей. Это легко, – предложил Трус.

– Нет уж, спасибо!

Купаться в тот день ребята больше не стали. Что-то не хотелось. Куда делся хомячок, никто не обратил внимания. Не до того было. Удрал в свою норку, наверное. Больше они его уже не видели, потому что со следующего дня начали купаться на песчаном пляже. На том самом, с грибками и раздевалками.

А Трус… Трус с того дня стал одним из самых уважаемых ребят в компании. Только прозвище у него уже было другое.

«Закон зебры». или «Еврейское счастье» на весах Судьбы

Может быть, это было смешно.

Может быть, это было грустно.

1. Колбаса

Многие слышали о нем, но мало кто относится к нему так, как он того заслуживает. А напрасно. Ибо «Закон Зебры» по праву считается одним из краеугольных камней мировой философии. Упрощенно его можно сформулировать так: «Жизнь похожа на Зебру. Белые и черные полосы в ней чередуются в строгой последовательности, а так как жизнь не стоит на месте, то любая черная полоса рано или поздно переходит в белую, а белая – в черную».

Без преувеличения можно сказать, что на жизнь человека «Закон Зебры» оказывает огромное влияние. А для тех, кого невезение преследует постоянно, этот закон является единственным спасением, ибо, как любили говорить древние: «Кто предупрежден – тот вооружен».

К примеру, что делают люди, становясь в очередь за колбасой? Они расспрашивают впередистоящих: «Какая колбаса? Сколько завезли? Сколько стоит?» И главное: «А по сколько дают в одни руки?»

Меня же это все не интересует. Спрашивая «Кто последний?» и становясь в хвост очереди, я абсолютно уверен, что из магазина выйду без колбасы. Потому что, когда я стану перед весами, и, глядя в лицо продавщице, заискивающе произнесу «Мне полкило, пожалуйста», то в ответ обязательно услышу:

– Вы что, слепой?! Я же на ваших глазах отдала женщине, стоящей перед вами, последние куски – обрезки с прилавка. Колбаса кончилась и не будет до следующего завоза!

Ну, каково? Вот он, – «Закон Зебры», во всей свой неприглядной красоте!

Нет, конечно же иногда случалось, что я не только выходил с колбасой из магазина, но даже, благополучно, не реализовав массу всяких возможностей, приходил с ней домой. Но из этого вовсе не следует, что «Закон Зебры» имеет исключения.

Мне вспоминается, как однажды, проходя мимо гастронома, я увидел через стекло витрины огромную толпу в колбасном отделе. Встав в очередь, я выяснил, что завезли только «Докторскую» и дают не более одной палки в одни руки. Когда за мной заняли очередь, я, предусмотрительно предупредив, что тут стоит еще одна женщина, побежал к телефону-автомату звонить жене. Не прошло и сорока минут, как жена, отпросившись с работы, уже стояла в очереди рядом со мной. Через два часа, когда подошла наша очередь, за спиной вдруг раздался пьяный мужской голос:

– Товарищи, будьте бдительны! Евреи снова хотят всех надурить! Эти двое – одна семья, а купят две палки! Не справедливо!

– Да ладно тебе! Стояла бы твоя жена в очереди рядом с тобой, я бы и вам на двоих продала, – осадила алкаша подозрительно щедрая продавщица, протягивая нам сдачи.

– А мы не евреи: у нас нету денег покупать по две палки колбасы зараз!

– А ты меньше пей, тогда будут!

– Мы хоть и пьём, но пьём на свои, а вот на чьи деньги покупают колбасу евреи – большой вопрос! – не слазил со своего конька алкаш.

Продолжение этого диалога мы уже не слышали, так как вышли из магазина.

Забрав сына из детсада, счастливые обладатели двух палок «Докторской», мы возвращались домой. Отцовские руки сын признавал, только если рядом не было мамы. Поэтому, я нес портфель с рабочими документами, вещи сына и одну палку колбасы, а жена, – сына и вторую колбасу. Наш сын, положив голову на мамино правое плечо, смотрел, как завороженный, на болтающийся перед его носом конец колбасной палки, которую жена несла, забросив на левое плечо. Традиционно покинувший садик не слишком сытым, а если честно, – изрядно голодным, сын подтянул ручонками этот самый колбасный конец к себе и принялся его аппетитно грызть. Так как колбаса была очень замороженной, мы боялись, чтобы он не застудил горло. Но все наши попытки прекратить этот импровизированный ужин были тщетны. Придя, наконец, домой и положив нашу добычу – колбасу на стол в кухне, мы принялись за дела. Нужно было переодеть сына, переодеться самим и сделать много чего еще перед ужином.

Время летело не заметно. Вдруг я почувствовал какой-то запах.

Сначала еле уловимый, он со временем становился все сильней и сильней. Запах был специфический. Переглянувшись, мы с женой подошли к сыну. Но он был «стерилен». Проверили вещи, принесенные из садика, – все чисто. Недоумевая, мы пошли на запах…

На кухонном столе аппетитно лежали две палки колбасы. Вот она-то, родимая, оттаивая, и выделяла тот самый специфический запах. Вонь была такой резкой и такой противной, что в кухне невозможно было находиться. И тут мы с ужасом подумали о сыне…

Весь вечер мы заставляли бедного ребенка пить стаканами слабый раствор марганцовки, промывая его желудок. А потом, когда экзекуция была завершена и сын, измученный и опустошенный, наконец всхлипывая заснул, мы до самого утра по очереди дежурили у его кроватки, с опаской прислушиваясь к детскому дыханию.