Подземный гараж - Янош Хаи

полураздетым. Этого не выдержит терпимость даже самого что ни на есть либерального родителя, и он начнет причитать, мол, ты что, с ума сошел, он ведь только имел в виду, какое зимнее пальто ты захочешь надеть, красное или синее. Воспитание, когда родитель упивается собственной уступчивостью, воспитание, в которое ребенка окунают с момента рождения и в котором он растет, — приводит в конечном счете к тому, что целые отрасли промышленности сосредоточиваются на том, чтобы, вместо физического принуждения, культивировать склонность к свободным решениям. Возьмем, например, производство памперсов. Памперс, или бумажная пеленка, создает условия для того, чтобы младенца заставляло приучаться к опрятности не неприятное ощущение, когда моча разъедает нежную кожицу, а, видите ли, свободное, самостоятельное решение. И что в результате? А вот что: если прежде ребенок уже в полтора года, самое позднее в два, приучался ходить на горшок, то сегодня не редкость, что трех — даже четырех-, а ночью и пяти-шестилетние малыши носят памперсы. Часто детишки не решаются пойти с классом на экскурсию: боятся опозориться перед одноклассниками. А все потому, что памперсы так хорошо впитывают мочу, что ребенок почти не замечает, что сидит в мокрых пеленках. А если так, то чего ради ребенку ходить куда-то в туалет, обращать внимание на все эти мелочи, да еще, может быть, прерывать то, чем он как раз занимается, скажем, игру, которой он увлечен. Вот он и делает под себя: почему бы и нет. Мы могли бы предположить, что за процессом совершенствования пеленок кроется желание сделать детство более приятным, беззаботным, — только вот о детях тут никто не думает. Совершенствованием пеленок фабрики, которые производят памперсы, занимаются в интересах своей экономической выгоды, чтобы дети как можно дольше носили эти приспособления, цена которых растет в соответствии с размером. И деньги, которые родители потратили бы, например, на более качественные съестные продукты или, может быть, на содержательные занятия во время уик-энда, — деньги эти фабрики спокойно кладут себе в карман.

Ты думаешь, ты свободен, потому что открыты границы, снесены барьеры, разделявшие континент? Конечно, Словакия — открыта, Австрия — тоже открыта, но в тебе-то границы как были, так и остались, внутри себя ты не отправишься куда захочешь, потому что внутри тебя свободу передвижения никто не объявлял. Внутри тебя пространства закрыты на тяжелые амбарные замки, а где ключи, никто понятия не имеет. Этого не знает даже тот психолог, который, много лет проводя с тобой сеансы психоанализа, основательно опустошил твой кошелек. А ведь он ничего иного не делал, кроме как внушал тебе, что если ты возненавидел мать или если он обнаружит у тебя какую-нибудь детскую травму: скажем, отец твой потому торопился домой, стараясь успеть к твоему купанию, что хотел потрогать твое тело, или что твое рождение — всего лишь результат родительского эгоизма, потому что у родителей твоих было все для полноценной жизни, даже дача на Балатоне или пускай на берегу моря, им только ребенка не хватало, то есть того, что у знакомых, которые жили в куда более стесненных условиях, чем твои родители, было вдоволь. Короче, он заставил тебя поверить, что, когда ты все это прочувствуешь, в тебе будет взломан некий замок, — хотя та ненависть, то презрение к родителям, которые расшевелил в тебе этот психоаналитик, вырвались вовсе не из того глубинного укрытия, где таится главная травма бытия. Эту ненависть, это презрение, за неимением лучшего, и насадил в тебе, за полученные деньги, тот самый психолог.

Внутри себя, если ты в самом деле захочешь что-то вскрыть, ты будешь биться о железные двери, но все твои усилия ни к чему не приведут: ничего ты о себе так и не узнаешь. Не узнаешь даже, является ли твоя воля твоим собственным орудием, или, наоборот, ты сам являешься орудием воли, поднявшейся из глубины твоего бытия. Ты не знаешь, кто кому отдает приказы. И этот взломанный, разбитый человек порхает по всему миру — если, конечно, позволяет банковский счет — свободно, как птица. Из города в город, из страны в страну, улетая в далекие, экзотические края, — конечно, пока есть чем платить. Но в конце концов, когда, из-за материальных затруднений, ты не сможешь принять новое предложение турбюро, тебе придется осознать, что ни для кого, даже для психолога, ты уже никакой ценности не представляешь. Деньги у тебя закончились, а как объект исследования ты неинтересен. Таких вокруг — как собак нерезаных.

Конечно, если тебя не постигнет материальный крах, ты за всю свою жизнь даже и не заметишь, за какими заборами ты живешь, в каком ограниченном пространстве тебя пасут, перегоняя то туда, то сюда, будто какое-нибудь тупое, откармливаемое на мясо животное. Ты едешь в Хорватию, ты можешь это себе позволить, потому что ты свободен, сидишь там на берегу моря, потому что ты свободен, перед тобой проходят люди, ты смотришь на них, и в глазах твоих написано, что ты свободен. А ведь — ничего подобного. Просто как раз пришло время, когда тебе, хочешь ты этого или не хочешь, положено подумать о том, как организовать летний отдых. И ты начинаешь строить планы, потому что у тебя есть такая возможность. Если бы ты поступил по-другому, скажем поехал отдыхать куда-нибудь в другое, эксклюзивное место, ты тут же изменил бы свое свободное решение касательно летнего отдыха. Ты отправился бы на экзотические острова, куда могут позволить себе отправиться лишь немногие, — вот сейчас, например, и ты, потому что получил какую-то значительную сумму. Тогда бы ты на всю жизнь забыл про Хорватию, а всех, кто отправляется туда на летний отдых, считал бы ничтожными людишками, у которых состояние кошелька жестко предопределяет решения насчет летнего отдыха.

Ты живешь в плену летнего отдыха. Грядут солнечные, теплые месяцы, только-только май наступил, а уже вся реклама и конечно же все знакомые заставляют тебя думать о летнем отдыхе. Куча выгодных предложений, по нынешним ценам — чуть ли не бесплатно. Хотя, что говорить, бесплатная стоимость, в перечислении на семью из четырех человек и с учетом твоих доходов, получается просто кошмарной, — но ты смиряешься, потому что летом положено где-то отдыхать. Ты не можешь сказать, дескать, ты принял решение, что в этом году не станешь тратить силы и время на всю эту нескончаемую ерунду, укладывать чемоданы, распаковывать чемоданы, — а останешься дома. В это лето ты сделаешь себе подарок: не поедешь никуда отдыхать. Когда другие плотными шеренгами шагают на морском пляже к воде, а по вечерам — к